ее для этой цели, чем монахи. И не только желанием поднять и удержать на должной высоте «каноников Августина» руководилась Церковь, объединяя их, предписывая всем конгрегациям общие годовые соборы, а и хорошо понятыми своими основными задачами. Консолидация монашества и торжество каноника-тов в среде белого духовенства казались руководящим кругам Церкви завершением ее здания. Церковь располагала теперь и людьми, ведущими совершенный образ жизни, и могучими орудиями воздействия на мир, направляемыми твердой рукой папства. Она могла спокойно и уверенно запретить на Латеранском соборе 1215 года создание новых орденов: старых было достаточно и ими, думалось, аскетический идеал был выражен во всех возможных своих индивидуализациях. Произнося это запрещение, Церковь руководилась совершенно определенными опасениями, зловещими признаками религиозного разногласия, но она не видела его причин, стоящих в ближайшей связи с расцветом монастырской жизни в XII веке.
Глава ХРыцарские ордена
Аскетический идеал оказывал влияние не только на церковные слои. Он воздействовал и на мирян, и от этого слияния его с идеалом рыцарства получилась своеобразная форма — рыцарские ордена. Не будучи еще аскетическим и не сливаясь еще с монашеским, рыцарский идеал был уже идеалом христианским. Рыцари — «сil que Damedieu servent de loial cuer entier» — «те, кто верно служат Господу Богу всем своим честным сердцем» — были, по мысли идеологов, защитниками слабых и безоружных, вдов и сирот, защитниками христианства против неверных и еретиков. Стать рыцарем значило «поклясться ни шагу не отступать перед неверными» — «Mieux vaurais etre mors que coars appelds» — лучше умереть, нежели заслужить имя труса.
Миссия зашиты паломников в Святую землю, помощи тем из них, которые, больные или бедные, в ней нуждались, защиты Гроба Господня от неверных вытекала, таким образом, из идеала христианского рыцарства. Благодаря господству аскетического миросозерцания она сочеталась с принесением монашеских обетов, и так возникли рыцарские ордена. В XI веке в Святой земле появились иоанниты. В начале XII века там возникли храмовники (тамплиеры). В XII же веке создалось много рыцарских орденов, среди них тевтонский и испанские Калатрава и Алькантара. Тогда же каноники Святого Элигия, соединясь с появившимся еще в 1161 году рыцарским орденом Святого Иакова, составили Ordo militaris crucigerorum (1171 г.).
Рыцарские ордена не были местным палестинским явлением. При связях Святой земли с Западом движение должно было передаться в Европу, и в ней, особенно в классической стране рыцарства — во Франции, оно черпало свои силы. На Западе же христианское рыцарство получило теоретическое обоснование и создался устав одного из значительнейших рыцарских орденов — храмовников. Ранее, чем Иерусалим был завоеван крестоносцами, в нем существовал «госпиталь» (hospitale hierosolymitanum), разросшийся вместе с торжеством христианства в Святой земле. Стоявший во главе этого госпиталя Герард положил начало братству, первый устав которого был составлен уже его преемником и утвержден папами Иннокентием II, Евгением III и Луцием III. Устав этот с течением времени пополнялся и изменялся, приняв окончательный свой вид лишь к началу XIV века. Первоначальной задачей братства была помощь больным и паломникам, почему братья и назывались госпиталитами, и защита паломников от разбойников и неверных, что рано выдвинуло боевой, рыцарский элемент ордена. Особенно славился иерусалимский госпиталь, расположенный прямо против Гроба Господня, но вслед за ним появились госпитали и в других городах Востока.
Долгое время забота о больных и паломниках стояла на первом месте. Бедные назывались «господами»; сами себя иоанниты называли их «слугами». Милостыня, собранная за день, приносилась вечером в комнату, где находились призреваемые, и складывалась перед ними. Вечером же сенешаль обходил больных в сопровождении священников братства и приглашал «господ бедных» помолиться за орден, его покровителей и за всех христиан. Но мало-помалу борьба с неверными все более выдвигала воинскую цель ордена, а благодаря этому росло значение рыцарского элемента: заботу о больных стали предоставлять отодвинутым на второе место братьям, специально посвящавшим себя ей. В 1259 году папа утвердил сложившееся деление ордена на три слоя: на рыцарей, священников и братьев-госпиталитов. В связи с расширением военных задач ордена у него появились замки и обширные владения, превратившиеся в своего рода орденское государство, павшее вслед за вытеснением христиан из Святой земли (1291 г.), когда остатки госпиталитов перебрались на Кипр. Здесь они вновь усилились, приобрели Родос и создали новое островное государство, долгое время бывшее оплотом христианства на Востоке. Последним прибежищем теснимых турками госпиталитов была подаренная им в 1530 году Карлом V Мальта, что повело за собой наименование ордена Мальтийским.
Орден включал в себя членов разных наций и соответственно им делился на восемь «языков»: Прованс, Овернь, Франция, Италия, Арагон, Англия, Германия и Кастилия. Каждая нация — «язык» — распадалась на приораты, подчиненные приорам и в свою очередь подразделенные на визитируемые главным приором округа. Высшая власть в ордене была поделена между магистром и собором. И в Палестине, и потом на Кипре орден достиг значительного процветания, еще увеличившегося, когда в 1311 году ему была передана часть владений уничтоженного ордена храмовников. В начале XIV века доходы иоаннитов в восемнадцать-двадцать раз превосходили доходы французского короля, достигая 35 миллионов франков. Крупное значение имели иоанниты для Церкви, являясь настоящей церковной армией.
Аналогично развитие и другого ордена — тамплиеров (Fratres militiae templi, equites templi, pauperes commilitones templi Salomonis). В 1119 году несколько французов, руководимые Гюгом (Hugues de Payns) и Годфруа (Godefroid de Saint-Omer), решились защищать паломников от нападения сарацин и разбойников, очищать дороги и охранять цистерны. Иерусалимский король предоставил им жилище сначала в своем дворце, потом в расположенном на месте старого Соломонова храма доме каноников. Перед лицом иерусалимского патриарха принесли они торжественный обет «в послушании, целомудрии и бедности» сражать врагов Христовых. Но орден увеличивался очень медленно, и Гюг принужден был искать помощи во Франции, где его ожидало полное сочувствие общества — сам граф Шампани Гюг вошел в число членов ордена, — Церкви и, что, может быть, не менее важно, святого Бернарда. Бернард в особом сочинении попытался оправдать существование рыцарских орденов, примирив воинскую деятельность со служением Богу.
«Нет такого закона, — писал Бернард, — который бы запрещал христианину поднимать меч. Евангелие предписывает воинам сдержанность и справедливость, но оно не говорит им: «Бросьте оружие и откажитесь от воинского дела!». Евангелие запрещает несправедливую войну, особенно между христианами. «Было бы запрещено убивать и язычников, если бы каким-нибудь другим образом можно было помешать их вторжениям и отнять у них возможность притеснять верных. Но ныне лучше их избивать, чтобы меч не висел над головой справедливых и чтобы зло не прельщало несправедливых. Нет для избравших себе воинскую жизнь задачи благороднее, чем рассеять этих жаждущих войны язычников, отбросить этих служителей скверны, мечтающих отнять у христиан сокрытые в Иерусалиме сокровища, осквернить святые места и захватить в наследие святилище Бога. О, да извлекут дети веры оба меча против врагов!» Так рыцарство оправдано. Сам Христос, «вооружившийся не мечом, а бичом, чтобы изгнать из храма продавцов», — прообраз поселившихся на месте Соломонова храма тамплиеров.
Появилось новое рыцарство — воинство Божье (militia Dei). Ему не нужны женственные наряды мирского рыцарства. Три качества необходимы настоящему воину: острое зрение, чтобы не напали на него врасплох, быстрота и готовность к бою. И тамплиеры не носят длинных волос, чтобы свободно глядеть и вперед, и назад (afin qu’ils puissent ordoneement esguarder devant et derriere). «Они покрыты пылью, темны их панцирь и шлем. Ни серебро, ни золото не украшают их скромного вооружения. Не игре в кости и не праздным забавам посвящены досуги храмовников». Новое рыцарство «заперло двери своих домов для мимов, магов и скоморохов; оно презирает игры, страшится охоты». «Редкие часы досуга посвящаются починке одежды и оружия». Молитвы наполняют день, и «взрывы смеха» сменились святым пением псалмов.
Такие воины — истинные воители Христовы — могут сражаться за дело Господне. Пусть убивают они врагов или гибнут сами. Им нечего бояться. Славно претерпеть смерть за Христа и не преступно убивать других за Него. Христов рыцарь убивает безгрешно и умирает со спокойной совестью. Умирая, он трудится для себя, убивая — для Христа. Недаром носит он меч. Служитель Бога, он — каратель злых и спаситель добрых. Убивая злого, он — не человекоубийца, а «злоубийца» (malicida). Он мститель, служащий Христу, и защитник христианского рода. «Великое счастье умереть в Боге, счастливее тот, кто умирает за Бога!»
Подобными соображениями оправдывался немыслимый и внутренне противоречивый идеал «рыцаря Христова». Его внутренняя противоречивость была недоступна современникам, обнаружившим своим непониманием глубокое чутье реальности Церкви. Церковь могла утверждать свое существование только силой, и отказаться от нее значило отказаться от торжества христианства, уступить, с одной стороны, язычникам, с которыми боролись рыцарские ордена, с другой — еретикам, которых сжигали инквизиторы. Чтобы выполнять свою миссию и вести к религиозно-нравственному совершенству мир в эту эпоху крови и железа, нужна была и «железная лоза». Князья Церкви и ее богословы, близкие к самому источнику христианства — его священным книгам, понимали необходимость борьбы и искусным сопоставлением текстов Ветхого и Нового Заветов с полной убедительностью доказывали себе и другим примиримость ее с учением Христа. И не трудно было опровергнуть утверждение еретиков, что Христос запретил убивать. Еретики ссылались на известный текст Матфея (5, 21): «Слышали, что сказано древним: не убий, кто же убьет, подлежит суду. А Я говорю вам, что всяки