ественников. Существеннее, что он распространялся шире и быстрее других в чистом своем виде. Собор 670 года в Отене говорит, касаясь монашества, только об уставе Бенедикта. Собор 813 года в Шалоне свидетельствует своими актами о его почти безраздельном господстве. Медленнее проникал бенедиктинский устав в Испанию, где ему пришлось бороться за преобладание с популярным местным уставом святого Фруктуоза (ок. 660 г.). В Германии распространение бенедиктинцев, хотя и начавшееся несколько позже, чем во Франции, привело к такому же их преобладанию уже к концу VIII века. Но здесь мы сталкиваемся с миссионерской деятельностью английских и ироскоттских монахов, среди которых бенедиктинство утвердилось благодаря посланной Григорием Великим миссии Августина. Это приводит нас к вопросу о роли английских миссионеров в истории западного монашества.
Глава IVАнглийские миссионерыи распространение бенедиктинства
Мартин Турский не был только основателем монастырей.
С насаждением личной аскезы он сочетал энергичную и широкую миссионерскую деятельность — борьбу с язычеством и распространение аскетически понятого христианства. И этот миссионерский дух жил после него в монашестве Северо-Западной Галлии. Галльские монахи переправлялись в Британию, распространяя там христианство и призывая к монашеской аскезе, а примкнувшие к ним полуроманизованные бритты занесли христианство и в Ирландию уже в конце IV века. Западная Британия (Уэльс) и Ирландия — первые и наиболее значительные очаги английского христианства, и отсюда, главным образом из Ирландии, пропаганда идет далее: на север Англии, в Шотландию и на острова вплоть до Исландии. Ирландия же поддерживает своими миссионерами быстро слабнущую Британскую Церковь.
Монашеский характер первых миссий определил характер Британской и Ирландской Церквей, неразрывно сплел их историю с историей монашества. Местные условия оказали на них не меньшее влияние. Монахи-миссионеры находили, особенно в Ирландии, только одно твердое основание в текучей социальной жизни, только одну базу — род, или клан. В роде и оседали они, от главы рода получая земли для постройки монастыря. Таким образом, между монастырем и кланом с самого же начала устанавливалась тесная связь, и даже сан аббата часто передавался по наследству в пределах главенствующей, одарившей монастырь, семьи. Становившийся во главе монастыря аббат вместе с тем становился во главе всей христианской жизни данного клана. Естественно, что, как правило, он был и епископом. Епископ и аббат для ирландцев и бриттов являлись почти синонимами, и даже Римского Папу называли Римским аббатом. Так создалась своеобразная монашеская Церковь, или, вернее, создались своеобразные монашеские Церкви, не связанные друг с другом, независимые одна от другой, так же как клан независим от другого клана. Еще в Британии ко времени прихода римских миссионеров наблюдается некоторое объединение отдельных Церквей; в Ирландии же их обособленность держится значительно дольше.
Монашество становится в центре христианской жизни, и монастырь — не убежище спасающихся, а орган христианизации масс; монах не только аскет, а и миссионер или апостол. В полном соответствии с исключительным господством монашества и идеал христианский понимается аскетически, способствуя появлению и расцвету анахоретства. Ирландские монахи — сосредоточенные энтузиасты отречения от мира, пламенные пустынники и самоотверженные миссионеры. Тысячи их гибнут в пламени их же монастырей, сжигаемых северными варварами, или в пучине морской во время своих дальних странствий. Но на место погибших приходят новые и бестрепетно возобновляют трудную и долгую работу.
Однако сжигаемые аскетическим порывом ирландцы не отвернулись от галло-римской культуры. У них не было того ужаса перед язычеством римских писателей, который сквозит в каждой строке бессильных побороть его отщепенцев римской культуры, увлеченных христианством. Ирландцам внутренне чужда греко-римская мифология; она не кажется им опасной, как не кажется опасным увлечение пронизанной ею римской литературой. И в монастырях Англии, Ирландии, а потом и Шотландии находит себе надежный приют римская образованность. В них прилежно изучают греческий язык, читают и переписывают латинских прозаиков и поэтов, преподают арифметику и «музыку». По своему культурному уровню Ирландская Церковь IV–VIII веков занимает первое место в Европе, храня последнее достояние Античности. Ирландские монахи преподают в монастырских школах континента. Бесконечная вереница переселяющихся на материк ироскоттов готовит «каролингский ренессанс».
В Ирландии вырабатывается свой особенный тип монашеской жизни, своеобразная индивидуализация монашеского идеала. «Бенедикт Ирландии» — аббат Клонарда Финниан (XI в.) в своем уставе выражает общий дух монашества своей страны. Через посредство аббата Бангора Комгелла и Колумбы[29] ирландские идеалы получают широкое распространение. Этому способствовали подвижность ироскоттских монахов, их жадное искание пустыни. Они «искали пустыни в океане» и, добираясь в своих поисках до Исландии, переходя на континент, разносили христианство, преломленное их аскетическим идеалом, и культуру, принятую ими. Следуя в своем «обычае странствования» Христу, ироскотты устремлялись в дикие места Запада и, сталкиваясь с условиями его жизни, превращались не в одиноких анахоретов, о чем мечтали, а в основателей монастырских культурных центров.
Одним из таких «странников» был святой Колумбан (ок. 540–615 гг.). Он покинул свою семью и сделался монахом славного Бангора, руководимого тогда святым Комгеллом. Колумбан — типичный ирландец: бурный аскет и в то же время образованнейший монах своего времени. Он знал Вергилия и Горация, может быть, Овидия и Ювенала, знал Сенеку, не говоря уже о Василии Великом, Иерониме и Кассиане. Он и сам причастен был к литературному творчеству. Колумбана не удовлетворяла тихая жизнь Бангора: он хотел «странствовать за Христа» — «pro Christo peregrinari». И Комгелл благословил его в путь с двенадцатью товарищами, как когда-то Христос блуждал по миру с двенадцатью учениками.
Помолившись вместе со своими братьями и получив от своего аббата целование мира, Колумбан покинул Бангор и отправился со своими спутниками в Шотландию, откуда перебрался во Францию. В 575 году высадился он на берегах Соммы и вскоре за этим основал свой первый монастырь (Анегрей) в пустынных Вогезах. Уже один внешний вид ирландцев — их суровая шерстяная одежда, их тонзура — останавливал на себе внимание, настраивая на ожидание исключительной святости. «В них была такая сила братской любви и такое терпение, такое стремление к кротости и дружественности, что нельзя было сомневаться: Бог жил среди них». За первым монастырем, при содействии покровительствовавшего Колумбану короля бургундского Гунтрамна, возникает второй (Luxovium, Luxeuil), за вторым — третий (Fontaines), и число монахов Колумбана доходит до 600 человек.
Каждый монастырь подчинен особому настоятелю (praepositus), верховное же руководство всеми Колумбан оставил за собой, по очереди живя в своих монастырях или удаляясь на время в уединенную лесную глушь для одинокого созерцания и молитв. С большим религиозным одушевлением Колумбан соединял исключительную веру в истинность своих идеалов, нетерпимость к чуждым ему обычаям и нежелание сдерживать свое возмущение уклонениями от христианской морали. В горячей борьбе с местным духовенством он отстаивал ирландские обычаи, несдержанно и резко нападал на безнравственность бургундской королевы Брунгильды[30]. Это поссорило его и с местным клиром, и с местной властью. Колумбан возобновил свое скитальчество, бродил с места на место, пока в Италии лангобардский король Агилульф не подарил ему землю и полуразвалившуюся базилику Святого Петра на склоне лигурийских Апеннин, на дороге между Пьяченцей и Генуей, в 40 километрах от первой. Здесь поднялся знаменитый Боббио — последнее дело умершего в 615 году Колумбана.
Главной целью своей Колумбан считал насаждение истинно христианской монашеской жизни, основанной на смирении и братской любви, по ирландскому образцу. С этой стороны и интересен его устав. Он не оригинален, восходя частью к уставам Василия Великого в переработке Руфина, частью к уставам Пахомия и Кассиана, частью (и наиболее значительною) к Колумбе и Финниану. Устав Колумбана краток — всего девять глав — и не полон, он не касается, например, такого важного вопроса, как права и обязанности аббата. Положения его — от общих идеалов бедности («Нагота и презрение имущества — первая степень совершенства монаха»), целомудрия и смирения до повиновения старшим («Следует считать ослушником того, кто, услышав слово приказания, подымется не сразу») и псалмодии — не блещут новизной. Но обращает на себя внимание безусловность идеала и энергия его выражения, обеспечившие успех колумбановского правила. Неполнота устава скоро заставила даже Луксей и Боббио сочетать его с победно шествующим бенедиктинским, а потом и совсем заменить его последним.
Но не в уставе и популярности его, показательной для радикализма аскетических идеалов эпохи, заключается значение Колумбана в истории монашества, а в выдвинутом им, как и другими менее известными английскими миссионерами, моменте духовной культуры и способствующем распространению монашества энтузиазме основанных им общежитий. Боббио сделался одним из значительнейших центров духовной культуры, сосредоточившейся в монастырях. Его библиотека обогатила своими рукописями библиотеки Турина, Милана и других городов Северной Италии. Луксей более выделяется как один из центров течений, стремящихся к усилению монашеской аскезы и распространению в монастырях единообразно строгой жизни. Преемники Колумбана — аббаты Луксея основали целый ряд новых монастырей нового строгого типа, как Ребэ (635 г.), знаменитый Корби (657 г.), Ремиремон, Солиньяк (635 г.) и многие другие. Монахи Колумбана оживляли падающие общежития (например, в окрестностях Буржа), и дух Колумбана — дух ирландского монашества — содействовал дальнейшему развитию монашества западного, высоко вознося его идеал и помогая его объединению.