Монашка — страница 19 из 82

В этих целях, то есть для обследования деятельности всех вообще высших лиц, игравших роль в жизни страны, поскольку их деятельность приковывала к себе внимание в обществе и возбуждала неудовольствие в обществе, была создана Верховная следственная комиссия. В организации ее главная роль принадлежала Керенскому, как министру юстиции».

Общественное мнение благодаря газетам и журналам почти всех политических партий, входивших в Государственную Думу, к началу 1917 года действительно было резко настроено против царской фамилии. В прессе упорно распространялись сведения о сказочных богатствах царской семьи за границей, о наличии в заграничных банках на императорскую фамилию баснословных средств. Особенно усердствовали оппозиционные средства массовой информации против императрицы. По всей стране на разные лады муссировались слухи, что под влиянием своей супруги, немки по крови, царь делал попытки к сепаратному соглашению с основным врагом России Германией.

Некоторые газеты додумались до того, что в царских покоях существовал прямой провод с Берлином, куда рекой текла информация о русской армии. Во дворце, как писали газеты, царская семья писала и разговаривала только на немецком языке. Каких только выдумок и небылиц можно было прочитать в газетных статьях и фельетонах в 1915—1916 годов о взаимоотношениях императрицы с Распутиным, о «наложнице Николая II и Григория» Анне Вырубовой. В прессе публиковались и другие домыслы о царской семье, которые не прибавляли ей авторитета.

Временное правительство, прекрасно зная, о том, как клеветали на царскую фамилию, приняло решение о создании Чрезвычайной следственной комиссии во главе с присяжным поверенным Н.К. Муравьевым. В ее составе был создан отдел под названием «Обследование деятельности темных сил» с задачей тщательного изучения источников «безответственных» влияний при царском дворе.

Основным следователем в этом деле являлся товарищ прокурора Екатеринославского окружного суда Владимир Михайлович Руднев. Он производил допросы обвиняемых и свидетелей, проводил выемки документов, осматривал их, а также занимался другими необходимыми следствию действиями. Для всестороннего и беспристрастного освещения деятельности лиц, о которых в обществе и прессе ходили слухи как о людях, имевших влияние на направление внутренней и внешней политики России, Рудневым были изучены архивы Зимнего, Царскосельского и Петергофского дворцов, личная переписка Николая II и Александры Федоровны, некоторых великих княгинь, а также документы, изъятые при обыске у епископа Варнавы (Василий Накропин), В.Н. Воейкова, доктора П.А. Бадмаева, графини С.С. Игнатьевой и других бывших царских сановников.

Следует отметить, что следствие особое внимание обратило на изучение отношений царской семьи к германской императорской фамилии и, в частности, вообще к немцам, а также к личности Г.Е. Распутина и Анны Вырубовой, на исследование характера их взаимоотношений с царской семьей.

Уже совсем скоро министр юстиции Керенский на заседаниях Временного правительства не раз будет заявлять, что Чрезвычайная следственная комиссия не нашла никаких связей Николая II и Александры Федоровны с Германией, а значит, царь и царица невиновны.

Следствием тщательно производились осмотры помещений царской фамилии, но никаких признаков наличия прямого провода с Берлином или других каких-либо данных о сношениях дома Романовых с императором Германии не установлено.

При проверке следствием слухов об исключительно благожелательном отношении императрицы к раненым военнопленным немцам выяснилось, что отношение ее к раненым немцам было таким же одинаково теплым, как и к раненым русским воинам, причем такое свое отношение к раненым Александра Федоровна объясняла лишь выполнением Завета Спасителя, говорившего, «кто посетит больного, тот посетит его самого».

В изученной следствием почти за десять лет переписке Александры Федоровны не нашлось ни одного письма, написанного ею на немецком языке. А допросами приближенных ко двору установлено, что еще задолго до начала Первой мировой войны немецкий язык при царском дворе вообще не использовался.

Следствие выяснило все и о личных средствах царской фамилии за границей. Они оказались совсем небольшими. В одном из заграничных банков на имя царя хранилось всего 14 миллионов рублей.

Нравственный облик императрицы следствию раскрыли ее письма. Они характеризовали Александру Федоровну как женщину, страстно любящую своего супруга, и внимательную, заботливую мать. Эти документы свидетельствуют, что воспитанием и образованием своих детей почти по всем предметам она занималась сама, за исключением узкоспециальных. В письмах к Николаю II она не раз подчеркивала, что детей не надо баловать дорогими игрушками, пробуждать в них страсть к роскоши. Во всей этой обширной переписке следствие не нашло никаких указаний или рассуждений на политические темы. Письма характеризовали ее как необыкновенно религиозного человека.

Из-за болезни сердца Александры Федоровны царская семья вела довольно замкнутый образ жизни, что способствовало уходу ее в глубокую религию. Такая религиозность Александры Федоровны послужила единственной причиной преклонения ее перед личностью Григория Распутина, который, обладая способностью внушения, иногда благотворно действовал на состояние здоровья тяжелобольного ее сына Алексея.

Распутин обладал какой-то малопонятной внутренней силой воздействия на чужую психику. Современники его указывали, а следствие подтвердило, что он являлся необыкновенным гипнотизером. Так, он излечил от припадка пляски святого Витта сына своего близкого знакомого Симановича, студента Коммерческого института, причем симптомы этой болезни после двух сеансов усыпления больного исчезли навсегда.

Известен и другой яркий случай проявления этой особенной психической силы Распутина, когда он зимой 1914/15 года был вызван в будку железнодорожного сторожа Царскосельской дороги, где после крушения поезда лежала в бессознательном состоянии, с раздробленными ногами и с трещинами в черепе Анна Александровна Вырубова. С ней находились Николай II и Александра Федоровна.

Прибыв на место аварии, Распутин, подняв руки кверху, сказал:

– Аннушка, открой глаза.

Она тут же исполнила его волю и осмотрела комнату, в которой лежала. Это произвело сильнейшее впечатление на окружавших ее людей и в особенности на государя и государыню, что содействовало укреплению авторитета Распутина.

31 марта 1919 года следователь Чрезвычайной следственной комиссии Владимир Михайлович Руднев в Екатеринбурге в управлении иностранных дел Добровольческой армии рассказывал, что ему пришлось вести следствие по делу Анны Вырубовой, арестованной Временным правительством и содержавшей ее под стражей в Трубецком бастионе Петропавловской крепости. Следователь говорил: «Насквозь пропитанным теми инсинуациями, которые помещались об этой женщине в нашей прессе и циркулировали в обществе, я шел на допрос к Вырубовой в Петропавловскую крепость, говоря откровенно, настроенный к ней враждебно».

Такое недружелюбное чувство к ней не оставляло его и в канцелярии крепости, вплоть до момента появления Вырубовой под конвоем двух солдат. Он увидел женщину и поразился ее глазам: они выражали какую-то неземную кротость. После первой совсем непродолжительной беседы у Руднева появилось убеждение, что женщина эта в силу своих ряда индивидуальных качеств не могла иметь абсолютно никакого влияния как на внешнюю, так и на внутреннюю политику Российского государства.

Отношения императрицы к Вырубовой можно сравнить с отношениями матери и дочери, но не более. В дальнейшем этих женщин связывало одинаково развитое как у одной, так и у другой, то религиозное чувство, которое привело их к трагическому поклонению личности Распутина.

Руднев не раз отмечал, что все показания Вырубовой следствию при проверке их по документальным материалам строго соответствовали действительности и всегда находили в них полное подтверждение, можно сказать, в этих показаниях все дышало правдой и искренностью. Однако следствию с ней работать было необыкновенно тяжело и сложно. Мешала ее чрезвычайная многословность, попросту сказать – болтливость, а также поразительная способность перескакивать с одной мысли на другую, не отдавая себе в этом отчета. Конечно, качества эти не могли создать из нее какую-то политическую фигуру.

В Царском Селе семья императора находилась под арестом с 9 марта по 3 июля 1917 года. И весь этот период Временное правительство не оставляло ее в покое. Согласно его указанию, министром юстиции Керенским была разработана инструкция о режиме содержания Николая II, его семьи и всех, кто добровольно остался с ними в Царском Селе. Согласно этой инструкции, все они считались заключенными, в связи с чем изолировались в Александровском дворце от внешнего мира.

Передвигаться узники могли только в пределах Александровского дворца, а для их прогулок отводились специальные загороженные места, во время которых они находились под усиленной охраной солдат. Всякие свидания с заключенными запрещались, разрешение на свидание мог дать только сам министр юстиции. Переписка царской семьи подвергалась цензуре коменданта дворца. За жизнью заключенных осуществлялось двойное наблюдение – наружное, которое вел начальник караула, и внутреннее, за которое отвечал комендант дворца.

Кроме того, Николай II на некоторое время был изолирован от государыни и встречался с нею только под наблюдением дежурного офицера в присутствии всей семьи и приближенных за столом. Во время семейной трапезы им разрешалось разговаривать только на общие темы.

С царем связь поддерживал в основном Керенский, всего он встречался с ним десять раз. Только однажды императрицу посетил военный министр Гучков, с которым у Николая II были всегда плохие личные отношения, из-за регулярного обливания царя грязью в Государственной Думе и со страниц газет. Против этой поездки в Царское Село возражал председатель Временного правительства князь Львов, но Гучков не послушался совета. Встреча состоялась, не принесшая ничего хорошего ни Александре Федоровне, которой неприятно было его видеть, ни военному министру, покидавшему ее с опущенной головой в сопровождении своего пьяного офицера.