Свободное время было заполнено играми, цесаревич Алексей любил играть в «веселую», со смехом, иногда и спорами игру «тише едешь, дальше будешь». Играли в карты, дети с Александрой Федоровной в безик, а взрослые – в бридж. Государь много читал, в основном книги по военной истории. Государыня читала, рисовала или вышивала. Иногда, когда все уходили гулять, она играла на пианино.
Как рассказывали в мае 1918 года в Екатеринбургской тюрьме бывшему председателю Временного правительства князю Г.Е. Львову гофмаршал князь В.А. Долгоруков, лакей И.Д. Седнев и дядька цесаревича матрос К.Г. Нагорный: «…в Тобольске царской семье жилось хорошо. Недостатка ни в чем не было, жилось спокойно, никто их не трогал, ничем не докучал. Царь занимался в саду и огороде, развел образцовый огород…»
Питанием все были довольны: молочные продукты, мед, орехи, ягоды и фрукты поставляли монашки из окрестных монастырей, всегда были мясо и много рыбы, кофе привезли из Царского Села, а также часть его присылали из Петрограда.
Нужно отметить, что во время проведения следствия колчаковцами все допрашиваемые свидетели о жизни царской семьи в Тобольске также отмечали, что жилось им там неплохо. Конечно, были отдельные мелочи, которые мешали царской семье, нервировали ее, иногда дело доходило до слез.
Так, были случаи, когда некоторые офицеры не отвечали на приветствие Николая II, отказывались пожать протянутую им руку. От этого он не раз страдал, терял настроение и подолгу молчал. Были случаи, когда во время прогулок или работы на улице девушек окружали солдаты и от них иногда исходили плоские шуточки, которые заставляли их краснеть и смущаться. У них портилось настроение, и они уходили раньше времени в дом.
Население к царской семье относилось сочувственно. Около губернаторского дома жители снимали шапки, крестились и благословляли его узников.
После большевистского переворота жизнь текла в привычном русле, казалось, о царской семье забыли. Но прошло пару месяцев и все изменилось, в первую очередь это сказалось на питании. Всем членам царской семьи установили солдатский паек – 150 рублей на неделю или 600 рублей в месяц. Пришлось несколько человек уволить из хозяйственной обслуги. Естественно, изменился и стол, на котором теперь стали преобладать «суп и мясо». Сахар стал отпускаться по карточкам. Приближенным к царской семье, которых переселили в губернаторский дом, объявили об их аресте. Режим становился все жестче.
Солдатский комитет особой охраны постепенно отменил послабления и смягчения, он потребовал, чтобы Николай II снял свои погоны полковника, о чем был поставлен в известность Кобылинский. Однако время шло, а бывший император ходил с погонами, что возмущало некоторых стрелков.
Однажды к Евгению Степановичу явился один из стрелков и спросил:
– Почему Николай Романов не снимает погоны?
Кобылинский тяжело вздохнул и ответил:
– Что я могу сделать, я ему уже говорил об этом.
Солдат возмущенно ответил:
– Тогда я пойду и скажу ему, чтобы он снял погоны. Если он откажется их снимать, то я сорву их с него.
Кобылинский усмехнулся и сказал:
– Ну, вы сорвете у него погоны, а он вас тогда ударит. Что тогда?
Солдат подумал и произнес:
– Тогда я тоже ударю.
Кобылинский понял, что солдат этот готов на все, он тяжело вздохнул и миролюбиво проговорил:
– Хорошая же будет картина – бывший царь дерется со стрелком. Как на это посмотрит наше правительство? Что об этом будут говорить за границей? Нет, мил-человек, не надо драться. Я еще раз поговорю с Николаем II, чтобы он все-таки снял погоны.
Евгений Степанович решил на этот раз действовать через генерал-адъютанта Николая II Илью Леонидовича Татищева, который добровольно согласился поехать с царской семьей в Тобольск. Ход этот оказался правильным. Татищев уговорил Николая II.
5 января 1918 года царь снял погоны.
К весне 1918 года советская власть победила в Екатеринбурге и Омске. И тут взоры победившего пролетариата остановились на месте содержания царской семьи в городе Тобольске, где вообще не было большевистской организации. Власть в нем принадлежала меньшевикам и эсерам.
Из центра Урала и Западной Сибири в Тобольск направляются красногвардейские отряды, чтобы взять под контроль губернаторский дом, где находилась семья Романовых. Первым из Омска прибыл отряд в составе 100 человек под командованием большевика Демьянова и предъявил «отряду особого назначения» 36‑часовой ультиматум о допуске их к бывшему царю и переводе его в местную тюрьму.
Командование отряда воспротивилось этому и потребовало от прибывших «мандат» центральной власти, так как охрану царя им поручил Центр, и они будут подчиняться только его решениям. Дело дошло чуть не до вооруженных разборок, и в ожидании штурма губернаторского дома охрана царя не спала несколько ночей, но Романова сибирякам она не отдала.
В окрестностях Тобольска уже шныряли анархистские и эсеровские отряды, небольшие, плохо вооруженные и крупные, с воинской дисциплиной, экипированные самым современным оружием. Всем хотелось войти в историю, покончить с самодержцем Руси Николаем Кровавым.
29 января 1918 года Совет народных комиссаров принял постановление, в котором говорилось, что бывший царь Николай Романов должен был быть предан революционному суду. В феврале СНК подтверждает свое постановление. Наркому юстиции левому эсеру Штейнбергу поручалось собрать необходимый «следственный материал», но место суда пока «не предуказывать». По предложению Л.Д. Троцкого открытый судебный процесс планировалось провести вначале в Петрограде, а затем остановились на Москве. 1 апреля Президиум ВЦИК решил «в случае возможности перевести всех арестованных» в Москву. Государственным обвинителем по делу Николая II должен был выступить один из главных вождей революции Троцкий. Остается фактом, что вплоть до июля 1918 года вопрос о его казни во властных структурах большевиков не возникал.
Бывший царский председатель Совета министров В.Н. Коковцов в своих воспоминаниях свидетельствовал, что 9 июля 1918 года председатель Петроградской ЧК М.С. Урицкий во время допроса ему рассказал о предстоящем суде над императором России.
Затем в Тобольске появился отряд уральцев под руководством питерского рабочего, председателя Надеждинского совета рабочих депутатов Заславского, который тряс разными бумагами областного совета рабочих и солдатских депутатов Урала и требовал допустить его к царской семье, чтобы ознакомиться с условиями содержания Николая II и подготовить перевозку его в Екатеринбург. Руководство отряда и на этот раз не допустило никого из уральцев к царской семье, мотивируя отсутствием у них на то разрешения центральной власти.
В начале апреля в Тобольске прошли выборы совета, которые привели к власти большевиков. Совет возглавил матрос Хохряков. И сразу Тобольский совет предъявил требования охране ужесточить режим содержания царской семьи, на что командование отряда ответило: «Менять положение охраняемой семьи могут только центральные власти России, так как охрана полагает, что семья представляет объект внимания не только Тобольска, но и всей России».
Отряд будоражило, трясло, нервировало, солдатам приходилось не спать по много суток, ожидая в любую минуту нападения. Опасаясь, что губернаторский дом местные власти могут оставить без электричества, отряд занял электростанцию. В Тобольске и даже в Екатеринбурге поползли слухи, что охранники царя являются контрреволюционерами и не подчиняются советской власти. Дело принимало нешуточный оборот и могло кончиться печальными последствиями.
И тогда на одном из общих собраний «отряда особого назначения» принимается решение о направлении в Москву во ВЦИК и СНК отрядного делегата Лукина. Ему поручалось наладить связь с Центром и разрешить все неясности с охраной царской семьи, а также сообщить центральным властям о тяжелом материальном положении отряда. Личный состав за свою тяжелую службу уже около полугода не получал никакого денежного содержания.
В марте – апреле 1918 года президиум Уральского облсовета, опасаясь побега Николая II за границу и использования его в качестве знамени контрреволюционного движения, не раз поднимал перед ВЦИК и СНК вопрос о перевозке царя на Урал. По мнению руководства совета, Екатеринбург, где собраны наиболее преданные кадры партии и революции, являлся самым надежным местом для содержания царской семьи. А.Г. Белобородов, Б.В. Дидковский, Ф.И. Голощекин, Г.И. Сафаров, П.Л. Войков и другие руководители Урала, представители «левых» в РКП(б), резко выступавшие против «брестской петли», бомбили Центр телеграммами и настойчиво требовали прислушаться к их мнению. Некоторые из них открыто выражали неудовольствие центральными властями, намекая на то, что с царской семьей Центр может поступить так, как совсем недавно поступил с ярым контрреволюционером светлейшим князем Ливеном, баронами, офицерами и представителями буржуазных кругов из Прибалтики.
Ливен и другие видные люди прибалтийского края были взяты советской властью в качестве заложников и направлены в Екатеринбург, где доставили Уральскому совету массу хлопот и неприятностей, связанных с поиском для них помещений, добычей продовольствия и т.д.
Недели через две, когда все вопросы были решены, Уральский совет неожиданно получил из Петрограда от СНК телеграмму с грозным требованием усадить всех заложников в вагоны и вернуть в Петроград. Облсовет решил, что возвращение князя Ливена и других прибалтийских заложников является уступкой Германии, с которой Россия вела тогда переговоры о мире.
На одном из заседаний Уральского облсовета по предложению комиссара финансов Ф.Ф. Сыромолотова принимается решение, что возвращение князя Ливена и других заложников является вынужденной со стороны СНК уступкой, на которую питерские товарищи должны были пойти под давлением событий. По мнению облсовета, предложение СНК о возвращении князя Ливена является просто-напросто формальностью, за которой в действительности может скрываться и нежелание вернуть такую акулу, как князь Ливен. Уральский совет решил