всячески тянуть с возвращением в Петроград заложников, надеясь оставить их в Екатеринбурге.
Вскоре председатель облсовета Белобородов имел серьезный разговор по прямому проводу со Сталиным, который в ультимативной форме потребовал срочно вернуть князя Ливена и других заложников в Петроград.
В конце концов князь Ливен с компанией после долгих блужданий его вагона по необъятным уральским дорогам был возвращен в Петроград, а затем передан немцам. Некоторые члены совета боялись, что такое может произойти и с царской семьей, если ее не перевезти в Екатеринбург.
Или вот еще пример. В июле 1920 года в Париже бывший председатель Временного правительства князь Г.Е. Львов колчаковскому следователю Н.А. Соколову рассказал, что он вместе с членами руководимого им Земского союза Н.С. Лопухиным и А.В. Голициным был арестован в феврале 1918 года карательным отрядом латыша Запкуса в Тюмени.
В марте 1918 года их перевели в тюрьму гор. Екатеринбурга, где они содержались до июля. На допросах, в которых принимали участие военный комиссар Урала Ф.И. Голощекин, комиссар снабжения П.Л. Войков, комиссар просвещения Уральского совета И.Х. Поляков, председатель горсовета г. Екатеринбурга С.Е. Чуцкаев и др., Львов и его друзья-сидельцы требовали отправить их в Москву, «полагая, что там нас все же скорее могут освободить». На это Ф.И. Голощекин Г.Е. Львову заявил: «У нас – своя республика. Мы Москве не подчиняемся».
Москва, поддерживая идею революционного суда над Николаем II, 29 января 1918 года на заседании ВЦИК и СНК, на котором присутствовали Ленин, Свердлов, Сталин, Крыленко, Карелин и другие, принимает следующее постановление: «Поручить Комиссариату Юстиции и двум представителям Крестьянского съезда подготовить следственный материал по делу Николая Романова. Вопрос о переводе Николая Романова отложить до пересмотра этого вопроса в Совете Народных Комиссаров. Место суда не предуказывать пока». В феврале СНК подтверждает свое предыдущее постановление.
1 апреля 1918 года Президиум ВЦИК, на котором присутствовали Свердлов, Покровский, Спиридонова, Аванесов, Прошьян и Владимирский, слушал сообщение об охране Николая II. Было решено увеличить число караулов, пулеметов и гранат для охраны. 6 апреля по вопросу о бывшем царе Николае Романове вновь собрался Президиум ВЦИК, в заседании которого участвовали Свердлов, Аванесов, Енукидзе, Покровский, Окулов, Теодорович и Владимирский. В постановлении указывалось, чтобы Свердлов связался по прямому проводу с Екатеринбургом и Омском и договорился об усилении охраны царской семьи и переводе ее на Урал.
Военный комиссар Голощекин с этой целью посетил Москву, где имел встречи с председателем СНК В.И. Лениным и председателем ВЦИК Я.М. Свердловым. Голощекин настаивал на срочном переводе царской семьи из Тобольска. Высшие руководители страны пообещали решить этот вопрос в самом скором времени. 13 апреля Уральский областной совет направил в Совнарком телеграмму, в которой выражал озабоченность в надежности охраны царской семьи, в связи с чем настаивал на немедленном ее переводе на Урал или в другое место, предложенное самим Центром.
Почему же такое пристальное внимание уделял Уральский облсовет царской семье? Ответ на этот вопрос можно найти в одном из документов его председателя. К сожалению, установить дату его составления не представилось возможным.
В нем Белобородов писал:
«Необходимо остановиться на одном чрезвычайно важном обстоятельстве в линии поведения облсовета. Мы считали, что, пожалуй, нет надобности доставлять Николая в Екатеринбург, что если представятся благоприятные условия во время его перевода, он должен быть расстрелян в дороге. Такой наказ имел Заславский и все время старался предпринять шаги к его осуществлению, хотя и безрезультатно…»
Таким образом Белобородов свидетельствует, что у руководства Уральского областного совета решение о ликвидации царя возникло еще в апреле 1918 года. Если бы «отряд особого назначения» допустил к царской семье Заславского и передал ее ему, то трагедия, возможно, состоялась бы раньше.
Таким образом, в связи с указаниями Л.П. Берии, на основании документов архива органов государственной безопасности были установлены причины отречения Николая II от престола и обстоятельства направления его с семьей на место жительство в г. Тобольск.
Глава III«Монашка» в Москве и на даче в Заречье
В Москве. C вокзала полковник и монахини приехали на квартиру дородной светской дамы Марии Гавриловны Мельниковой, которую Садовник представил как вдову генерала. Квартира состояла из пяти огромных комнат, кухни-спортзала, так называемой ванны, похожей на бассейн, и двух туалетов. Квартира также удивила Таисию прекрасной меблировкой. Генеральшу обслуживала милая симпатичная служанка Зиночка, заведовавшая большим американским холодильником, набитым деликатесными продуктами, существование которых нельзя было и представить в это трудное военное время.
В распоряжении Марии Гавриловны находилась немецкая легковая машина «опель-адмирал», сверкавшая всегда лаком и блеском, которую генеральша вызывала за день до десятка раз, то ей надо было ехать к портнихе, то к массажистке, то к какому-то молодому любовнику. Генеральша скрывала его от всех, боясь, по-видимому, женской конкуренции, ведь в России самым острым дефицитом для российских женщин стали мужчины. Война… Проклятая война покосила российских мужиков, и русские бабы будут страдать от этого длительные годы.
Таисия удивлялась богатой и беспечной жизни генеральши. Как-то в разговоре с сестрой Ириной она сказала, что и в новой России генералы живут очень богато, не отличаясь ничем от царских.
Прожив почти неделю в квартире Мельниковой, женщины в целом, по мнению Таисии, хорошей и доброй, она отметила, что общество этой дамы стало тяготить ее, а иногда и раздражать.
Она не раз обращалась к полковнику Садовнику с предложением переехать куда-нибудь в Подмосковье, хорошо бы на дачу. Он обещал подумать над этим вопросом, но пока ничего не предпринимал.
Таисия все больше и больше привязывалась к этому человеку. Не видя Садовника, маялась, страдала и ревновала то к генеральше, то к ее смазливой служанке Зиночке, которой полковник, по ее мнению, оказывал так много внимания. Ревновала его к долгим телефонным разговорам, к смеху в телефонную трубку. Ей казалось, что разговаривает он так долго с женщинами, ее соперницами. Иногда она вбегала в комнату и обрывала его разговоры нажатием на клавиши телефона. Он злился на нее, а она горько плакала, просила отпустить ее в монастырь.
Настроение у полковника менялось, становилось раздражительным, и это очень пугало ее, она боялась, что он покинет ее и больше она его никогда не увидит. В эти моменты Таисия просила у Садовника прощения, заверяя, что такого больше никогда не повторится. Но держалась она до первого его разговора с генеральшей или Зиночкой, и все начиналось сначала.
Конечно, у нее было понимание какой-то неестественности в их отношениях. Она полюбила Садовника, но таких же ответных чувств от него не получала. Иногда создавалось впечатление, что полковник играет с ней, специально провоцирует ее на скандалы. Так, однажды в ее присутствии он хлопнул Зиночку по ее пышному заду. Таисия, конечно, не сдержалась и устроила ей такой разнос, что Зиночка проплакала целые сутки. Да и многие, телефонные разговоры полковника были подстроены специально для неуравновешенной Таисии. Их разработчики надеялись, что в пылу ревности она выскажет ему какие-нибудь свои потаенные мысли.
30 марта 1945 года, сразу после обеда, в квартире генеральши Мельниковой раздался телефонный звонок. Садовник с Таисией только-только уединились в гостиной, где она, сев за рояль, набирала первые аккорды «Аппассионаты» Бетховена. Глаза женщины светились счастьем, наконец, они остались вдвоем и им никто не мешает. Поэтому так недовольно и зло взглянула она на хозяйку, которая пригласила полковника к телефону. А он ждал этого звонок, ведь он заранее договорился о нем с самим Савицким.
Таисия с раздражением хлопнула крышкой рояля и пошла за полковником, который в прихожей весело с кем-то здоровался по телефону. Она постояла рядом с ним, прислушиваясь к разговору, а затем шмыгнула на кухню, выпила залпом полстакана воды и решительно направилась к Садовнику с намерением прекратить этот разговор. Он улыбнулся ей и попытался обнять, но Таисия увернулась и спросила:
– С кем это вы, Николай Арсентьевич, весело так разговаривали? Женщины все донимают?
Садовник не принял ее агрессивности и спокойно ответил:
– Друг звонил. Собирается 1 апреля в командировку… В Польшу… Я попросил передать привет своим боевым побратимам.
Таисия на некоторое время задумалась, а затем переспросила:
– В Польшу, говорите, едет ваш друг?
Полковник кивнул, а она продолжила:
– А нельзя ли мне, Николай Арсентьевич, воспользоваться поездкой вашего друга и отправить через него в Польшу несколько писем своим знакомым?
Он как-то нерешительно пожал плечами, а затем быстро набрал номер телефона. На том конце аппарата без каких-либо вопросов согласились взять письма Таисии в Польшу. Она тут же отправилась в гостиную и уселась за письменный стол. Первое свое письмо она писала по-польски, и адресовано оно было Александру Петроконьскому в Варшаве, проживавшему на улице Маршалковской, в доме 50, квартире 14. В нем говорилось:
«Многоуважаемый господин Ивживич!
Шлю привет из Москвы, где нахожусь уже десять дней… Теперь я вижу ясно, что я для Родины не являюсь врагом и что могу жить в новой России без всякой боязни и честно служить Христу. Здесь ко мне относятся по-русски…
Прошу обо мне не беспокоиться… Моя судьба решена – не буду бояться, не буду расстраиваться…
Новая Москва прекрасная, как сон – думаю, что напишу много интересных вещей в своем дневнике. В Москве совсем не чувствуется войны, не так как в Галиции… Боюсь за судьбу мною уважаемого господина Ивживича, так как знаю, что Варшава очень сильно пострадала. На мое письмо прошу ответить в адрес монастыря, куда скоро я должна вернуться.