Ермаков П.З. твердо ответил:
«Я в этом уверен».
Начальник УНКГБ по Свердловской области комиссар госбезопасности 3‑го ранга Т.М. Борщев решил «копать» дальше. Он задумал разыскать, если повезет, бывшую игуменью Ново-Тихвинского монастыря, а если не удастся ее найти, то хотя бы ряд приближенных к ней монахинь. Тем самым можно будет ответить на такие важные вопросы: «А была ли в 1918 году связь монастыря с домом Ипатьева? И посещала ли в 1918 году этот монастырь Радищева Евгения Ивановна?»
Выполнение этого задания Борщев поручил группе чекистов во главе с молодым еще, но очень амбициозным заместителем начальника 2‑го отдела УНКГБ по Свердловской области майором госбезопасности А.Д. Пономаревым. Тимофей Михайлович прекрасно знал своего подчиненного, перепроверять порученное ему задание не надо было.
4 мая 1945 года Пономарев доложил Борщеву, находившемуся в командировке в Москве, в НКГБ СССР, что его задание выполнено. На основании официальных, агентурных данных и свидетельских показаний установлено, что Ново-Тихвинский монастырь действовал до 1922 года, затем был закрыт советской властью. В 1918 году его настоятельницей была игуменья Магдалина, которая в 1933 году умерла в Свердловске в квартире, приближенной к ней монахини М.Г. Паниковской.
Опрошенная Пономаревым Мария Григорьевна Паниковская сообщила, что игуменья Магдалина у нее на квартире проживала с 1929 года. От нее она ничего не слышала о связях монастыря с домом Ипатьева и фамилию Радищевой слышит впервые.
Аналогичные показания также дали бывшие монахини В.Ф. Иванова и И.Ф. Алексеева. Бывшая келейница игуменьи Магдалины А.К. Костоусова показала, что она слышала от игуменьи Магдалины о расстреле Николая II и всей его семьи. Однако, о какой-либо связи Ново-Тихвинского монастыря с семьей бывшего русского царя ничего не знает. Не слышала она о пребывании в монастыре Е.И. Радищевой, несмотря на то, что, проживая в одной половине с игуменьей Магдалиной, знала почти всех лиц, приезжавших к ней в монастырь.
Майором Пономаревым установлено, что дом Ипатьева в период проживания в нем царской семьи посещал для совершения богослужения бывший священник Екатерининского собора Меледин Анатолий. В 1932 году он уехал в Ленинград, где и скончался.
В свое время Меледин рассказывал, что ему пришлось служить молебен царской семье в доме Ипатьева, но говорить с кем-либо из них было нельзя, так как при богослужении присутствовала охрана, запрещавшая всякие разговоры.
Установленный чекистами бывший священник церкви Ново-Тихвинского монастыря – И.Ф. Покровский служил с 1915 года по день закрытия монастыря. В 1918 году он был близок к руководству монастыря и хорошо знал, что связи монастыря с домом Ипатьева не было. Об этом же рассказал и бывший дьякон монастыря П.Н. Топорков.
В Заречье. В начале апреля 1945 года полковник Садовник обрадовал Таисию, что им найдена дача. Старый, еще довоенный друг его, прибывший с фронта в командировку, свел его со своей женой, и они разрешили ему пользоваться дачей, находящейся в деревне Заречье, что по Можайскому шоссе. Монахиня Таисия обняла его за шею и покрыла лицо поцелуями. Она готова была ехать с ним куда угодно.
В действительности, с согласия Л.П. Берии, их решено было поселить на даче Главного управления НКВД СССР по делам военнопленных и интернированных, располагавшейся в этой деревне, рядом с дачей 6‑го управления НКГБ СССР.
Роль хозяйки этой дачи, согласно утвержденному плану, играла подполковник госбезопасности начальник отделения 4‑го управления НКГБ СССР Елена Владимировна Хорошкевич, а лейтенант госбезопасности Николай Смирнов, сотрудник ГУПВИ НКВД СССР выполнял различного рода поручения по обслуживанию «Монашки».
Какое-то время жизнь там текла спокойно. Таисия успокоилась и не могла налюбоваться на своего полковника, с которым у нее завязались интимные отношения. Временами казалось, что она может быть счастлива, но, с одной стороны, ее стеснял монашеский сан, а с другой – была сплошная неизвестность. Не раз ее задумчивость прерывал ее любимый, спрашивая о ее мыслях. Она улыбалась, рассказывала ему о жизни в монастырях.
Однажды Садовник приехал из Москвы сильно расстроенным и с порога прямо заявил:
– Знаешь, дорогая, мне не верят, что ты Татьяна Романова. Как я ни стараюсь там доказать обратное, ничего не получается. Так кто же ты?
Она прильнула к его широкой, такой теплой груди и, тяжело вздохнув, вымолвила:
– Я монахиня Таисия – Татьяна Романова, вторая дочь Николая Александровича, чудом спасшаяся от расстрела. Ты, дорогой, никому об этом не доказывай. Бог во всем разберется, и будет только так, как выгодно Всевышнему.
И она перекрестилась, а полковник долго смотрел в ее голубые глаза, затем поцеловал и сказал, что сегодня надо будет сфотографироваться, для чего через час-другой приедет фотограф. Сняться надо будет в цивильной, то есть гражданской одежде.
Таисия удивленно смотрела на Садовника, ведь ее совсем недавно в квартире генеральши Мельниковой снимали в монашеском каптуре. И вот теперь надо сняться в гражданской одежде. Зачем? Что все это значит? Ведь сниматься без монашеского каптура не позволяет положение ордена Святого Василия. Об этом знает полковник, которому она не раз говорила об этих правилах. Как только она не отказывалась, но Садовник настоял на своем. Таким настойчивым она его еще не видела. С этих пор она решила полковника в свои личные дела не посвящать.
А Садовник, возвращаясь на дачу из Москвы, стал все чаще и чаще просить написать или сообщить ему кое-какие эпизоды из жизни Татьяны Романовой. Боясь потерять его, она исполняла его просьбы.
Однажды в один из теплых весенних дней, за обеденным столом, за которым находились Хорошкевич, лейтенант Смирнов и сестра Ирина, полковник неожиданно при всех спросил ее:
– А вы не знаете, где похоронили семью царя?
При всех Садовник с ней разговаривал только на «вы». Продолжая кушать, она лишь удивленно взглянула на него и ничего не ответила. После обеда, предчувствуя продолжение начатого им разговора, они с полковником вышли на прогулку. На залитой солнцем улице снега уже почти не было, лишь на земле, под крышами их дома и хозяйственных пристроек виднелись небольшие, грязноватые горки грязного снега и льда.
Полковник хотел было слепить снежок, но это ему не удалось. Отковырнув носком ботинка льдинку, он бросил ее в стайку воробьев, плескавшихся в лужице. Воробьи разлетелись по сторонам, а он улыбнулся, взял под руку свою спутницу, и они мило пошли по просыпающемуся от зимней спячки саду. Когда они отошли на значительное расстояние от дома, Садовник остановился и произнес:
– Ну, что вы мне ответите на мой вопрос, заданный за обедом?
И тут Таисия неожиданно для себя прервала его и воскликнула:
– Ничего подобного… их сожгли!
Полковник внимательно посмотрел на нее и спросил:
– А вы читали что-нибудь по этому поводу?
Но Таисия уже пришла в себя, поняла, что могла сказать лишнее, спокойно ответила:
– В монастыре ничего постороннего не читается.
Садовник нахмурился и замолчал. Насупившись, он какое-то время не разговаривал. Переносить это монахине Таисии было тяжело. Но вот он нежно взял ее за руку и совсем миролюбиво спросил:
– Скажи, дорогая, какие книги ты читала о царской семье?
И несколько волнуясь, добавил:
– Мне необходимо об этом знать.
Спутница его спокойно ему ответила:
– Никаких книг об этом я не читала.
Полковник вспылил, начал на нее кричать, обвинять в том, что она не доверяет ему, а значит, не любит. И тут вдруг она сердито посмотрела на него и назвала его «полицейским офицером», выспрашивающим и вынюхивающим о ее жизни. Рассорились в пух и прах. После этого они не общались больше двух дней.
Он не являлся даже на обед, хозяйка дачи сказала, что полковник после размолвки заболел и лежит в кровати, и тогда она не выдержала и чуть ли не вбежала к нему в комнату. Он лежал бледный, похудевший. Не стыдясь заглянувшей к нему на минуту хозяйки, она проговорила, что ей очень тяжело, она страдает от их ссоры. Садовник молчал. Тогда Таисия, опустив голову, чуть ли не шепотом произнесла:
– Извини меня, дорогой. Я, не имея никаких задних мыслей, обманывала тебя. В монастыре я читала книгу Николая Алексеевича Соколова «Убийство царской семьи», которая была издана в 1925 году в Берлине. Некоторые мысли этого следователя я по рекомендации митрополита Шептицкого вписала дословно в свои «Воспоминания».
Признание Таисии оздоравливающе подействовало на полковника: он повеселел и сразу захотел есть. Поцеловав свою дорогую женщину, Садовник попросил ее изложить обо всем этом на бумаге. Только просил все подробно написать. Она согласилась. На некоторое время между ними воцарился мир, и Таисия была по-настоящему счастлива.
А на Садовника давили самые высокие чины НКГБ и НКВД СССР. Им казалось, что полковник госбезопасности медленно разрабатывает «Монашку». Не раз он слышал от них шутки: уж не влюбился ли полковник? Не роман ли он крутит с этой бабой на даче в Заречье? Пора бы уж определиться: кто она? Неужели Татьяна Романова? Но пока ответить на этот вопрос он не мог.
17 апреля 1945 года Н.А. Садовник по поручению Б.З. Кобулова в целях проверки, действительно ли она является тем лицом, за которое выдает, завел разговор о дневниках Татьяны Николаевны, какие они были по внешнему виду и чем вообще характерны.
К этим вопросам «Монашка» отнеслась довольно спокойно. Отвечать она начала с замечания своему любимому, сделанного ею с улыбкой: мол, о дневниках и книгах членов их семьи она подробно изложила в своих «Воспоминаниях» и если бы Николай Арсентьевич внимательно их прочитал, то получил бы ответ на все интересующие его вопросы. По-видимому, полковник не удосужился их прочитать. Садовник, сконфузившись что-то ей пробормотал:
– Да, согласен, читал не внимательно.
А раскрасневшаяся «Монашка», вспоминая минувшие счастливые годы, поведала, что всего тетрадей и дневников с заметками у нее было 5 или 7, но не больше. Тетради эти были обернуты в сиренево-голубые или стального цвета обложки. Одна из тетрадей имела узкую, медную застежку, другая – металлическую, две были ажурными. А вот какие застежки были у остальных, она не помнила.