С товар(ищеским) приветом.
Я. Свердлов».
Председатель ВЦИК произнес:
– Ну, теперь все, Антон. Действуй. Когда едешь?
Чрезвычайный комиссар СНК и ВЦИК быстро ответил:
– Да сейчас. Поезд уже под парами.
Свердлов удовлетворенно похлопал его по плечу и продолжил:
– Тогда хорошо. Действуй быстро, решительно и энергично, иначе опоздаешь.
Затем Яковлев кратко повторил Свердлову задание и полученные от него инструкции. Председатель ВЦИК, молча, кивком головы их подтвердил. Когда все было уже оговорено, он спросил у Свердлова:
– Товарищ Яков, груз должен быть доставлен живым и невредимым?
Свердлов быстро взглянул на Яковлева и резко ответил:
– Да, Антон, и ты отвечаешь за него. Соблюдай строгую конспирацию. Надеюсь, все будет в порядке. Мы уверены в тебе. Прощай.
В марте 1928 года Яковлев был арестован органами ОГПУ по обвинению «в активной борьбе против рабочего класса и революционного движения». В период ведения следствия он содержался в 77 камере 17 корпуса Бутырской тюрьмы, где 5 сентября 1929 года закончил свои собственноручные показания о перевозке им Николая II из Тобольска в Екатеринбург. Это наиболее полное и достоверное, соответствующее исторической действительности изложение событий того времени, в основе которых лежат показания непосредственного участника этой драмы. Этим документом в первую очередь и воспользовались сотрудники Главного архивного управления НКВД СССР для подготовки справки для доклада наркому Л.П. Берии.
Согласно этому документу, Свердлов и Яковлев тепло пожали друг другу руки и на этом расстались. Председатель ВЦИК ушел опять куда-то в бурлящий кремлевский котел, а мысли Яковлева были уже направлены на выполнение полученного задания. Вскоре он был на вокзале, распоряжения Невского уже начали действовать и через два часа поезд мчался в сторону Урала. Километров за 250 от Москвы поезд разорвался от бешеной гонки на две части: в одном из вагонов был вырван и скручен в пружину бандаж, и только благодаря счастливой случайности не произошло катастрофы.
Ликвидировав разрыв, поезд рванул дальше. Летел он быстрее экспресса, в чем помогала копия телеграммы Невского, которая действовала на начальников станций, словно волшебная палочка. Яковлев торопился, надвигалась распутица, а впереди ждали еще тысячи километров и организационная работа по формированию отряда.
В Уфу прибыли необыкновенно быстро. Автомобили, броневики и оружие он сдал Уфимскому совету, а деньги его председателю Б.М. Эльцену, оставив себе 200 тысяч рублей на организационные расходы по перевозке царской семьи и на выплату жалованья ее охране.
12 апреля 1918 года Яковлев появился в штабе уфимской боевой организации народного вооружения. Здесь среди уральских боевиков он имел много друзей, которых и решил привлечь в свой отряд. Он несказанно обрадовался своему старому приятелю Касьяну (Чубакову), известному на Урале по прозвищу «Миасский разбойник», участвовавшему вместе с ним в нескольких экспроприациях.
«Вот и командир отряда, – решил Яковлев. – Лучше кандидата на эту должность не найдешь, да и искать не надо». Он рассказал Касьяну, что по заданию СНК и ВЦИК занят формированием отряда из надежных и проверенных товарищей, который будет командирован в Сибирь с особым поручением. Касьян сразу согласился стать командиром отряда и включился в его формирование.
Начальником кавалерийского отряда стал Г. Зенцов, храбрый, пользующийся большим авторитетом среди боевиков товарищ. Завхозом Яковлев выбрал бывшего председателя Омского совета Фадеева, человека необыкновенной смекалки, для которого не существовало слова «нет». Секретарем стал телеграфист Галкин, ставший впоследствии заместителем председателя Крымского ЦИК. Отбирая известных ему еще по дореволюционной работе боевиков, Яковлев рассказал им, что отряд формируется по заданию СНК и ВЦИК, но о цели и месте предстоящей операции никому из них не сообщил. Правда, все боевики предупреждались о большой опасности и возможных жертвах в пути.
Через неделю отряд в составе 45 человек был сформирован. Состоял он из 15 кавалеристов, 23 пехотинцев, 4 пулеметчиков, 2 телеграфистов и сестры милосердия. Каждый из бойцов имел на вооружении карабин, маузер, браунинг или наган, а также по несколько гранат. Конечно, Яковлев понимал, что против прекрасно вымуштрованной многочисленной охраны царской семьи его отряд особой силы не представлял. Тогда, в случае отказа охраной выдать ему Романовых, он предполагал использовать в Тобольске уральские и омские отряды.
19 апреля на специальном поезде отряд Яковлева тронулся из Уфы. По дороге заехали на Аша-Балашовский завод, где он решил повидаться со своим другом Петром Гузаковым, человеком необыкновенной отваги и смелости, с которым не раз участвовал в боях с царскими войсками. Зная, какое влияние имел его друг на уральских боевиков, он спешил к нему, чтобы заручиться его согласием поехать с ними в Тобольск. Это был единственный человек, которому Яковлев раскрылся и сообщил о цели их экспедиции. Однако Гузаков по своим семейным делам не смог поехать с ними, но они договорились, что через несколько дней он соберет своих людей и отправится с ними навстречу экспедиции.
Яковлев знал, что взятые на себя обязательства его друг всегда выполнял точно и в срок. Слово у него было твердое, поэтому он был уверен, что в нужный момент Гузаков придет к нему на помощь, и это Яковлева окрыляло. По предложению своего боевого товарища он включил в отряд еще десяток надежных и проверенных боевиков. Потом Яковлев заехал в родной для него Симский завод и завербовал в отряд еще несколько человек, после чего поезд выехал в Екатеринбург.
На вокзале Яковлева встречали заместитель председателя Уральского совета Б.В. Дидковский и военный комиссар Урала Голощекин, которые были уже оповещены Свердловым о цели предстоящей операции под руководством их чрезвычайного комиссара. Дидковский сообщил Яковлеву, что в Тобольск ими направлен новый отряд красногвардейцев, у которого в пути с крестьянами произошли вооруженные стычки, в результате чего имеются убитые и раненые.
В Тобольске чрезвычайно тяжелое положение. Екатеринбуржцы пытались договориться с охраной Романовых о переводе царской семьи в тобольскую тюрьму, однако охранники категорически отказались выполнять решения как Уральского совета, так и Омского. В отряде особого назначения объявлена полная боевая готовность, и охранники приготовились оружием отстаивать свое право на охрану Романовых, считая действия Уральского и Омского советов незаконными, сепаратистскими.
Из разговоров с Дидковским Яковлев понял, что Уральский совет очень озадачен создавшимся положением в Тобольске и недоволен там своими представителями, которые своим высокомерием вызвали злобу среди охраны и дали им повод для оправдания их отказа выдать царскую семью. Дидковский пытался навязать Яковлеву свой план действий и начал рассказывать, что нужно сделать для вывоза семьи Романовых из Тобольска.
Чрезвычайный комиссар СНК и ВЦИК улыбнулся и спросил:
– Борис Владимирович, не вы ли проводили инструктаж руководителей отрядов, направленных в Тобольск за царем?
Дидковский замолчал и удивленно смотрел на Яковлева, но вот он тяжело вздохнул и ответил:
– Да, комиссаров инструктировал я. Но они не выполнили многих моих рекомендаций.
Василий Васильевич усмехнулся и иронически произнес:
– Я благодарю вас, Борис Владимирович, за ценные советы, но, знаете, меня уже проинструктировали в Центре, а данные мне руководством Республики широкие полномочия позволяют действовать так, как потребуют того местные условия. Там такая каша заварилась, что заниматься детальной разработкой планов здесь, вдали от Тобольска, совершенно неправильно и непродуктивно. Я помню, что Владимир Ильич и Яков Михайлович поручили мне доставить Романовых в Екатеринбург, доставить живыми, и я это сделаю. Обязательно выполню. Чтобы успешно решить задание Совнаркома и ВЦИК, вам, Борис Владимирович, необходимо предупредить уральских представителей в Тобольске и их отряды, что с момента моего прибытия они должны подчиняться только мне.
Ответ Яковлева не понравился заместителю председателя Уральского совета и это было началом трений между ним и руководством этого совета. Кроме того, следует отметить, что руководители Уральского совета обиделись на центральные власти за присылку к ним чрезвычайного комиссара с таким грозным мандатом. Они надеялись, что перевозка царской семьи будет поручена Уральскому совету, поэтому решение Центра расценивалось уральскими властями как выражение им недоверия.
А Яковлев, чтобы как-то сгладить наметившиеся трения, сказал:
– Я, Борис Владимирович, буду действовать согласно инструкций. Так как Уральский совет подчинен Москве, то противоречивых распоряжений своим представителям, конечно, давать не будет, и этого будет вполне достаточно, чтобы между нами никаких недоразумений не существовало.
Дидковский и Голощекин, переглянувшись, улыбнулись друг другу, а затем заместитель председатель Уральского совета произнес:
– Конечно, товарищ Яковлев, с Центром ссориться мы не намерены. И с его чрезвычайным комиссаром тоже. Мы готовы оказывать тебе всяческую помощь. Для этого посылаем с тобой своего представителя, который свяжет тебя с находящимися в Тобольске уральскими отрядами.
Дидковский ткнул рукой в сторону человека с вытянутой лисьей физиономией, стоявшего в струнку позади уральских вождей. Яковлев понял их ход: этот человек приставляется к нему в качестве соглядатая и будет для них неоценимым помощником. Чрезвычайный комиссар улыбнулся, а Дидковский представил ему «знаменитого уральского следопыта» Авдеева. Он пожал ему руку и сказал:
– Уральский совет поступает дальновидно, направляя со мной такого авторитетного товарища, каким является Авдеев. Мы успешно выполним задание Центра и привезем царя в Екатеринбург. Уральскому совету нужно за это время решить вопрос о помещении, где предстоит содержать Николая Романова.