На этом переговоры с Дидковским закончились, и поезд направился в Тюмень, где Яковлев встретился с председателем совета Немцевым. Предъявив документы, чрезвычайный комиссар попросил председателя совета приготовить им срочно 20 подвод, что вскоре им и было исполнено. Одновременно Яковлев объявил Немцеву, что на время пребывания в Тобольске он займет телеграфную линию Тюмень – Тобольск. Тот согласился и объявил об этом решении начальнику телеграфа. Однако на телеграфе этот начальник заявил чрезвычайному комиссару, что без предписания центральных властей, в частности наркома почт и телеграфа, он не может передать ему телеграфную линию. Яковлев улыбнулся и заявил бдительному начальнику, что времени для препирательств у него совсем нет, но вот есть у него один документ, который вполне может его удовлетворить. Мандат произвел на начальника телеграфа магическое действие. Он тут же изменил свой заносчивый тон на льстивую услужливость и повел в комнату, где располагались тобольские телеграфные аппараты.
Телеграфисты Яковлева свеаборжцы Клишевич и Салин сразу приступили к работе. Секретарь отряда Галкин, блестящий знаток телеграфного дела, условился с ними в отношении позывных сигналов, обменялся шифром и установил точное время подачи информации.
Тут же в Тобольск, в адрес отряда особого назначения была направлена срочная телеграмма, в которой Яковлев уведомлял комитет отряда и его командование о том, что он является представителем центрального правительства и 18 апреля отбывает в Тобольск с особым заданием.
Одновременно Яковлев запретил руководству телеграфа принимать частные телеграммы, а официальные телеграммы отправлять только за подписью председателя совета Немцева.
Потом Яковлев отобрал из отряда 20 лучших боевиков, которые должны были отправиться с ним в Тобольск, а остальных он оставил для охраны поезда, возложив руководство ими на симского рабочего, большевика Куренкова. Остающиеся в Тюмени боевики, в случае саботажа властей, должны были оказывать помощь телеграфистам и закрыть въезд в город разным бандитским отрядам, бродившим в то время в большом количестве по огромной территории Сибири. Для этого перед станцией Тюмень были установлены специальные пулеметные секреты, и каждая банда, попытавшаяся пробиться в город, тут же была бы разоружена.
Железной дороги между Тобольском и Тюменью не было, поэтому расстояние между этими городами, состоявшее из 254 километров, решено было покрыть по санному пути на лошадях. 17 апреля в Тобольск отправился кавалерийский отряд под командой Г. Зенцова, главной задачей которого стала подготовка на пути от Тюмени до Тобольска, на каждом станке (станком в Сибири называлась деревня или село, где производилась смена лошадей. Станок от станка располагались примерно в 35 километрах), по 20 троек. Для этой цели на станке оставался кавалерист, который совместно с сельским советом занимался созданием гужевого транспорта. Одновременно кавалерийский отряд Зенцова готовил квартиры для стоянок, а также занимался проверкой благонадежности местного населения к советской власти и в случае какого-либо контрреволюционного проявления проводил против сел карательные акции. Связь отряда Зенцова с чрезвычайным комиссаром осуществлялась телеграфистом Яновым, который регулярно передавал ему сведения о положении в населенных пунктах на протяжении всего пути до Тобольска.
Ранним утром 18 апреля отряд Яковлева на 20 подводах выехал из Тюмени и по схваченной ночным морозом ледяной дороге направился в сторону Тобольска.
За короткое время существования советской власти Яковлев не раз являлся свидетелем неприглядных картин, как партийные красногвардейские отряды под видом реквизиций отнимали у крестьян хлеб, лошадей, сельскохозяйственный инвентарь, нажитый каторжным трудом, не оплачивая им за изъятое ни копейки.
Криком и руганью, тыча в нос испуганному, но еще не сломленному крестьянину, комиссары отрядов пытались доказать селянам, что они это делают все только во имя революции и будущей России. Крестьяне, разозленные, отворачивались, стискивали скулы, молча сжимали кулаки и опускали вниз глаза, полные слез, понимая, что против революционного маузера и бешеного матроса-комиссара, у них нет никаких аргументов. Доказать что-нибудь этим орущим людям, признававшим только революционную целесообразность, практически было невозможно. На этой почве по России прокатилась масса крестьянских выступлений. Крестьяне с оружием в руках попытались защитить свою честь и свое нажитое добро.
Власти тут же объявляли такие выступления кулацкими и бросали против них войска. Яковлев не одобрял карательные действия советской власти, кончавшиеся всегда большой кровью как с той, так и с другой стороны. Он все больше и больше склонялся к мысли, что миром, только миром можно достичь гораздо большего, чем оружием. Поэтому чрезвычайный комиссар отдал своим боевикам строгий приказ, чтобы никто из них не обижал крестьян и ничего без денег у них не брал. И надо отметить, что никаких жалоб на его отряд от крестьян не поступало.
Правда, после прошедших недавно по этому пути тюменских красногвардейских отрядов людей Яковлева встречали вначале недружелюбно. С угрюмыми и злыми крестьянами больших трудов стоило договориться о лошадях и постое на ночлег. Однако вскоре все изменилось. По беспроволочному телеграфу понеслась весть, что за каждую остановку, за прогонные комиссар Яковлев щедро платит ямщикам, а за быструю езду часто подбрасывает и на водку. Стоило теперь отряду Яковлева появиться в селе, и 20 тарантасов уже ждали его, готовых отправиться тут же в дальнейший путь. А когда мужики пронюхали, что чрезвычайный комиссар платит только наличными, да еще свежими, хрустящими романовскими кредитками, то между ними началась настоящая борьба за предоставление ему лучших квартир на ночлег и самых лучших тарантасов. И отряд Яковлева, несмотря на страшную распутицу, непролазную грязь, которая заглатывала целиком колеса, летел так, как ездили, по рассказам стариков, в старину царские фельдъегеря. В ямщиках зажегся спортивный азарт, и бешеная скачка продолжалась до самого Тобольска, что было на руку чрезвычайному комиссару.
Они обогнали стороной уральский отряд, который на подводах под командованием Гусяцкого выступил из Екатеринбурга еще три недели тому назад. Когда до Тобольска оставалось километров сто, тарантасную колонну Яковлева встретила делегация отряда особого назначения, состоявшая из двух человек – Ильи Киреева и Михаила Красавина.
Делегаты были направлены отрядом к Яковлеву в ответ на его телеграмму из Тюмени. Киреев и Красавин проинформировали чрезвычайного комиссара о положении в Тобольске. Ситуация в городе, по словам делегатов, стала необыкновенно тяжелой, если не катастрофической, охрана с минуты на минуту ждала нападения на губернаторский дом, в котором жила семья Романовых.
Командование екатеринбургского и омского отрядов в лице их командиров анархиста Заславского и большевика Демьянова предъявили охране 36‑часовой ультиматум: «сдать им Романовых», а в случае отказа пригрозили начать против нее военные действия. Отряд особого назначения отказался выдать им царскую семью, мотивируя тем, что у прибывших отрядов нет на то предписания центральных властей.
Яковлев одобрил действия охраны и заявил ее представителям, что он прислан сюда самим Лениным и правительством Республики Советов, а значит, все местные отряды должны подчиняться только ему. Делегаты заверили чрезвычайного комиссара, что все его распоряжения отрядом особого назначения будут четко и беспрекословно выполняться. Однако так говорили всего два человека из отряда, а вот как поведут остальные 248 человек, среди которых много офицеров, было совсем непонятно, и этот вопрос занимал Яковлева весь оставшийся путь до Тобольска.
Чтобы подробнее узнать о настроении и намерении личного состава отряда, Яковлев посадил в свой тарантас делегатов и «прощупывал» их весь оставшийся путь. Киреев и Красавин всю дорогу жаловались ему на полное безденежье, вот уже 6 месяцев охрана не получает жалованья и не выдают им специально причитающиеся суточные, выдача которых прекратилась в самом начале января. Делегаты прислушивались к разговорам ямщиков, которые взахлеб хвалили Яковлева, восторженно называли его «настоящим комиссаром, у которого много денег, и он за все платит». Однажды Киреев прямо спросил:
– Товарищ комиссар, поясните нам, заплатят ли власти отряду за нашу верную службу? И везете ли вы на это деньги?
Яковлев лишь только громко рассмеялся и не сказал ему ни «да», ни «нет». Он решил пока ничего не говорить о деньгах, чтобы не навредить себе. Вопрос о денежном довольствии он припас на самый крайний случай, решив обрадовать сначала членов комитетов отряда, а затем сообщить личному составу на общем собрании. Дальнейшие события показали, что его действия оказались правильными и помогли привлечь охрану на свою сторону.
Из разговоров с председателем ВЦИК Свердловым и уральскими вождями Дидковским и Голощекиным, а также с делегатами охраны Яковлев сделал вывод, что задача его будет облегчена, почти выполнена, если он сумеет взять руководство отрядом особого назначения в свои руки. Чем больше он думал об этом, тем чаще приходил к мысли, что ему надо проявить максимум настойчивости и изворотливости и добиться успеха в этом вопросе.
Киреев и Красавин передали ему приглашение отряда остановиться на постой в корниловском доме, где располагался комитет охраны. Он сердечно поблагодарил делегатов и заверил их, что в Тобольске непременно воспользуется их приглашением. Хотя какое-то шестое чувство ему подсказывало, что его решение вызовет недовольство и неправильное толкование у многих членов Тобольского совета. Но он решил, что без такого лавирования подчинить охрану семьи Романовых, состоящую в основном из людей, чуждых делу революции, ему будет необыкновенно тяжело.
Путь в Тобольск оказался очень тяжелым. Холодные, насквозь промокшие от надоедавшего всю дорогу мокрого снега, боевики вместе с ямщиками матерились и орали на уставших лошадей, которые падали, вскакивали и еле-еле тащили тарантасы. Наконец, ранним вечером объехав благополучно все полыньи, переправились через Иртыш и поехали по грязным улицам Тобольска. Остановились рядом с губернаторским домом, носившим, как бы в насмешку, название «дома свободы».