– А лошадей на пунктах мне заправлять?
– Нет, это сделают наши товарищи. Вы только помогите им.
– Слушаюсь, товарищ Яковлев, – ответил повеселевшим тоном Гусяцкий. – Сейчас же снимаемся и выступаем из Тобольска. Обещаю, что возложенная на меня задача будет выполнена. Точно. Претензий ко мне и моим бойцам не будет. Обещаю.
Дав задание Гусяцкому, Яковлев совместно с командованием своих отрядов занялся разработкой плана отъезда. Только здесь он сообщил Касьяну, Зенцову, Мыльникову и Фадееву, что им предстоит перевозка семьи Романовых в Екатеринбург. Однако он предупредил их пока держать все в секрете, в том числе и от бойцов отрядов. Отъезд чрезвычайный комиссар наметил на 4 часа утра 26 апреля. Касьяну он приказал срочно подготовить отряд и отобрать из боевиков наиболее физически сильных людей, сообщив им о предстоящей, якобы тяжелой и опасной поездке на север, в Березов, где должны выполнить одно очень важное и секретное поручение. Он предупредил Касьяна, чтобы шли на это дело добровольно, без какого-либо нажима. Остальных боевиков Яковлев предложил оставить в Тобольске.
Касьян, привыкший больше действовать, чем рассуждать, пробурчал себе что-то под нос и тут же отправился выполнять порученное задание. Яковлев подошел к Зенцову и хотел тому сказать что-то, но командир кавалерийского отряда его упредил:
– Лошади моих людей, товарищ Яковлев, никуда не годятся. Копыта избиты, почти не отдыхали, большого перегона не выдержат.
Чрезвычайный комиссар нахмурился и резко ответил:
– Тогда подготовьте местных верховых лошадей. Приготовьте список, подсчитайте, сколько, где нужно заготовить вам для смены верховых лошадей. А товарищ Галкин вечером сообщит на пункты по аппарату.
– А если, товарищ Яковлев, лошадей не будет? – спросил Зенцов.
– Лошади должны быть, – вспыхнул чрезвычайный комиссар, – я вас и взял с собой, чтобы быть уверенным, что без лошадей мы не останемся.
Зенцов четко отрапортовал:
– Будут, товарищ Яковлев. Лошади будут.
Чрезвычайный комиссар улыбнулся, теперь-то он был уверен, что без лошадей не останутся. Зенцов перевернет вверх дном весь Тобольск, но лошадей добудет.
– А тебе, товарищ Фадеев, – обратился Яковлев к своему хозяйственнику, – нужно подготовить через местный совет 15 подвод. Не забудь о смене лошадей на намеченных пунктах. Ты мужик хитрый и умный, крестьяне и ямщики тебя слушаются. Да и память о нас осталась у них хорошая, значит, подводы у нас будут в достаточном количестве.
Фадеев удовлетворенно взмахнул рукой и быстро произнес:
– Я уже разузнал, какие и где есть хорошие ямские лошади. Мы сделаем так, товарищ Яковлев. Впереди нас, за несколько часов, пустим наших гонцов. Они будут договариваться с ямщиками, и запряженные лошади будут ждать нас за час в таком порядке, чтобы вся пересадка занимала не более 5—10 минут. Остановки наши будут параллельны с приготовленными подводами, и нам останется только перебросить вещи, пересадить людей и без промедления рвануть дальше. Деньги и расписки для расчетов с ямщиками мы заготовим заранее.
Довольный Яковлев хлопнул ладонями и весело сказал:
– Правильно, товарищ Фадеев. Только прошу мужиков не обижать. На водку не жалейте, но лишних не давай. Пусть гонят вовсю. Мы должны эти 250 верст проскочить в два дня, несмотря на непролазную грязь и распутицу. В пути ночевать будем только в Иевлеве и сделаем три остановки для непродолжительного отдыха. Да, помните, в Иевлево лошади должны ждать нас на другом берегу. По данным нашей разведки, Тобол вздулся, и ехать по нему на лошадях уже опасно. Будем переходить по доскам.
Последним Яковлев инструктировал Мыльникова. К его удивлению, заместитель Касьяна высказал неудовольствие, когда узнал, что чрезвычайный комиссар оставляет его вместе с Галкиным в Тобольске начальником остающегося отряда.
Однако Яковлев не стал его слушать, а поручил ему организовать охрану выезда конного поезда из Тобольска. Он приказал ему занять переправу через Иртыш и до вечера никого из города не выпускать. В помощь Мыльникову выделялась часть солдат из охраны «дома свободы». Имея таких прекрасных помощников, Яковлев был уверен, что все необходимое они сделают точно и в срок. Теперь ему нужно было объявить Романовым об их отъезде, но сначала следовало утрясти вопрос с охраной.
Личному составу отряда особой охраны уже было выдано жалованье и суточные, всего 170 тысяч рублей. Солдаты в нем души не чаяли и были на его стороне, но вот начальник охраны Кобылинский, поручик Христич, да и некоторые члены комитета, услышав от Яковлева о перевозке Романовых, заговорили о человеколюбии, пытаясь уговорить его дождаться пароходного сообщения. Христич потребовал созвать комитет, и Яковлев согласился. В своем эмоциональном выступлении бывший поручик потребовал у Яковлева дать гарантию безопасности царской семьи.
Чрезвычайный комиссар спокойно ответил ему, что задание правительства вывезти Романова из Тобольска поручено ему, и он сделает все для его исполнения. Однако, в связи с тем что царевич Алексей тяжело болен, он увезет только одного Николая II. И сделает это немедленно. Но чтобы не было никаких сомнений у охраны, что его миссия состоит только в перевозке бывшего царя внутрь России, он предложил выбрать из нее несколько человек, желательно пулеметчиков, и отправить их вместе с ним до места назначения, которое ему, к сожалению, пока неизвестно. В пути они будут нести охрану поезда вместе с нашими товарищами. Предложение Яковлева успокоило членов комитета и Христича. Вопрос о перевозке Романова был решен положительно.
Вечером Яковлев появился в апартаментах Романовых. В большой гостиной находились Николай II и Александра Федоровна. Он поздоровался с ними, а затем, обращаясь к бывшему царю, тихим голосом произнес:
– Я должен сообщить вам неприятную весть. Завтра, рано утром, согласно предписания Совета народных комиссаров, мы покинем с вами Тобольск.
На лице Николая промелькнула растерянность, потом удивление, и он, взглянув на супругу, быстро сказал:
– Я? Куда? Не поеду!
Александра Федоровна нежно взяла его за руку, погладила ее, он несколько успокоился, а Яковлев продолжил:
– Сведения о назначении места нашей конечной остановки я получу в пути. Мне приказано перевезти всю вашу семью, но здоровье Алексея не позволяет это сделать, да и весенняя распутица мешает, поэтому постановление правительства распространяется пока только на вас одного.
Николай II упрямо крутанул головой и тихо ответил:
– Нет. Не поеду.
А чрезвычайный комиссар еще более твердым голосом произнес:
– Приготовьтесь к отъезду.
Тут Александра Федоровна тяжело вздохнула, обняла мужа за плечо и сказала:
– В последнее время нас с Николаем Александровичем хотят разлучить. Я против этого и еду с ним.
Потом она взяла Николая II за руку и по-французски твердым голосом сказала:
– Нет, я не пущу тебя никуда одного, ты опять можешь наделать каких-либо глупостей.
Яковлев развел руки и по-французски ответил:
– Воля ваша. Я не против. Я даю вам на размышление полчаса. Прошу помнить, если не согласитесь ехать добровольно, вынужден буду применить силу.
Александра Федоровна удивленно посмотрела на своего супруга.
А чрезвычайный комиссар улыбнулся и покинул апартаменты Романовых. А они тут же пригласили к себе князя Долгорукова, князя Татищева и какое-то время совещались. Придя к единодушному решению, что ехать Николаю II надо обязательно, только в сопровождении Александры Федоровны, дочери Марии, князя Долгорукова и трех слуг. Через начальника охраны Кобылинского они сообщили об этом чрезвычайному комиссару. Яковлев с принятым решением согласился. Уже перед самым отъездом в число сопровождающих Николая II был включен профессор Боткин.
В губисполкоме Касьян договорился с Хохряковым, что к моменту выезда Романовых от бывшего дома губернатора до Иртыша будет выставлен надежный караул. Затем в извозчичьей бирже он решил вопрос о подаче к 12 часам ночи 19 троек, запряженных в прочные, дорожные тарантасы. Раздал ямщикам бумажные ярлыки с порядковыми номерами и ознакомил их с правилами, которыми они должны строго руководствоваться в пути. Потом собрал отряд и объявил, что сегодня ночью на север, в Березовск, должны отправиться 17 бойцов с тремя пулеметами. Он предупредил, что там стоят еще сильные морозы, поэтому тому, кто неважно одет и плохо переносит холод, целесообразнее остаться в Тобольске. Как и ожидалось, добровольцами записались самые боевые и надежные люди.
Примерно к часу ночи Мыльников доложил Яковлеву, что путь от «дома свободы» до Иртыша и переправа через реку очищены и заняты его отрядом. К этому времени прибыл заведующий извозчичьей биржи и сообщил Касьяну, что к женской гимназии подано 19 троек и ждут его приказа. Восемь троек с заранее определенными номерами по его сигналу въехали через ворота во двор дома. В нем никто не спал, все на ногах. То там, то здесь слышались тяжелые вздохи, частые всхлипывания и молитвы. Желая посмотреть на отъезжающих, группками стали собираться жители близлежащих домов, но милиция и люди Мыльникова тут же всех разогнали.
Во дворе на три тарантаса уложили объемный багаж. Вот на крыльцо вышли рыдающие царские дочери. За ними показались их родители. Несколько растерянный Николай II подходил то к одной, то к другой дочери, целовал и осенял их крестным знамением. Александра Федоровна, как всегда, гордо держала голову, в глазах ни слезинки. Она уже простилась с Алешей и там у него выплакалась. Здесь же на улице старалась не показывать своей слабости перед «красным врагом».
Дана команда занять места в тарантасах. Рыдают царские дочери, громко плачет прислуга. Александра Федоровна, вызывающе подняв голову, хотела сесть рядом с мужем в тарантас под № 4. Яковлев мило ей улыбнулся и вежливым, но твердым тоном сказал:
– Садитесь, пожалуйста, туда, куда вам приказывают. Так надо. Поверьте мне.
Обиженная Александра Федоровна села с Марией в указанный им тарантас № 6 и с этого момента до самого Екатеринбурга ни с кем из охранников не разговаривала. А Яковлев отправился в караульное помещение, тепло попрощался с солдатами охраны, затем сел к Николаю II в тарантас № 4.