Касьян приказал тройкам выезжать на улицу, где они встали в ряд согласно порядковым номерам. Он сделал последнюю проверку, дал сигнал к отправке, и все тронулись по грязным улицам еще спящего Тобольска. Лишь слышался лай собак, да были видны фигуры часовых, выставленных по пути следования конного поезда. Доехали до Иртыша и остановились. Лед не вызывал доверия, набухший, с огромными полыньями, он был очень опасен. Тогда Касьян приказал отстегнуть пристяжных лошадей и под уздцы, по настланным доскам, их перевели на другой берег. Затем под охраной стрелков перевели пассажиров, переехали тарантасы, все расселись по своим местам и аллюром помчались к первому станку.
Наконец, и первая остановка. На околице села конный поезд встретили патрули-кавалеристы из отряда Зенцова. Отдав быстро рапорт Касьяну о положении в селе, они сообщили ему, что в центре села уже подготовлено 19 троек. Первая тройка поезда сравнивается с головой подготовленной смены, и Касьян отдает приказ остановиться, затем раздается команда пересаживаться. Багаж за считанные минуты перебрасывается в сменные тарантасы. Все занимает не больше пяти минут. Ямщики гикнули в свои луженые глотки, и конный поезд опять полетел вперед.
А вот и село Покровское, родина Распутина. Совсем недавно вернули ему прежнее наименование. В царское время оно было переименовано в Распутино. Здесь была смена лошадей. Остановились около большого, богатого дома. Александра Федоровна и Мария внимательно смотрели на его второй этаж и что-то шептали губами. Там, в окне стояли две женщины, молодая и пожилая, которые делали им какие-то знаки руками и махали платком. Их увидел Касьян, направил на них маузер, женщины испуганно шарахнулись в сторону. И опять в путь по грязной, разбитой дороге. Летят сибирские лошадки… Бегут лошадки… На вид маленькие, неказистые, слабые, а километров 15 пробегут, затем 5 минут отдыха спокойным шагом и опять летят. Ямщики погикивают, раззадоривают их, они стараются, только грязь в сторону.
Где-то в километрах 15 от Иевлево конный поезд встретил Петра Гузакова. Тройка его ямских выглядела так, будто за ней гнались: лошади все в пене. Раскрасневшийся Гузаков взъерошен, с ним сидел какой-то неизвестный взволнованный красноармеец.
В лесу решили устроить десятиминутный отдых. Яковлев посадил рядом с Николаем II Касьяна, а сам перешел в экипаж Гузакова. Конный поезд не успел еще тронуться, а Гузаков вкратце сообщил ему довольно тревожное известие, рассказанное перебежчиком из отряда Гусяцкого. «Опять Гусяцкий, – подумал Яковлев. – Не унимается, сволочь, хотя заверял, что будет исправно нести службу со своим отрядом».
Перебежчиком оказался Неволин Александр Иванович, рабочий с Александровского завода в Пермской губернии, член партии большевиков с марта 1917 года, служил в 4‑й сотне, которой командовал помощник начальника штаба Гусяцкий. Еще в Екатеринбурге командир поставил им задачу – привезти в столицу Урала живым или мертвым Николая II. В Тобольске Гусяцкий собрал свою сотню и объявил красноармейцам, что по заданию СНК и ВЦИК сюда прибыл чрезвычайный комиссар Яковлев, который намерен увезти Романова в Москву, а потом решено его отправить за границу. Мы не допустим этого. Николай Кровавый должен быть в Екатеринбурге. Мы нападаем на малочисленный отряд Яковлева и отобьем у него Романова. Против предложения командира выступил Неволин. Он так горячо доказывал о вредности и абсурдности плана Гусяцкого, что красноармейцы не поддержали командира. Но на этом он не успокоился.
Вскоре он привлек к себе в союзники инструктора сотни Богданова и его помощника Пономарева и на очередном собрании предложил организовать под Тюменью засаду и покосить из пулеметов и винтовок весь отряд Яковлева вместе с Романовыми и его слугами и никому об этом ничего не говорить. Впредь по предложению Гусяцкого красноармейцы должны отвечать всем, что они из московского (яковлевского) отряда. Уничтожить Николая II наша задача, и мы сделаем это, так как все эти советы только занимаются болтовней и они наверняка договорятся и отправят царя куда-нибудь за кордон.
И тут опять вмешался Неволин, он усмехнулся в сторону Гусяцкого и резко бросил:
– Значит, разбойничками будем? Нет, я с таким планом не согласен. Если вам нужен Николай II, пусть с ним решают единолично командир и Богданов с Пономаревым. Мы вооруженная сила и должны стоять на страже защиты советской власти. А власть, наша с вами власть, товарищи, поручила Яковлеву куда-то перевезти Романова. И мы не должны ему в этом мешать. Разбойничками мы не были, и из-за одного Романова расстреливать своих товарищей-красноармейцев не будем.
Раздались голоса красноармейцев:
– Правильно. В чем виноваты люди отряда Яковлева? И мы могли быть на их месте.
Посмотрел злыми глазами на Неволина Гусяцкий, а Богданов возмущенно крикнул:
– Вечно ты суешься. Всегда против всех идешь.
Однако собрание оказалось на стороне красноармейца. Но вот после собрания Гусяцкий, Богданов и Пономарев выместили на нем свою злобу и пригрозили, что служить ему дальше будет очень-очень тяжело. И тут же стали его притеснять, придираться к нему по самым мелким вопросам. Однажды Гусяцкий, смеясь ему в лицо, заявил, что с Романовым, а заодно и с Яковлевым они все равно разделаются, устроят им засаду под Тюменью. Если им не удастся это сделать, то их товарищи из пятой или шестой сотни выполнят задуманное в Екатеринбурге.
Неволин с такой же улыбкой ответил ему, что это дело екатеринбуржцев, оно нас касаться не должно. Мы не разбойники с большой дороги, крови не хотим. Командир еще больше разозлился на своего несговорчивого красноармейца, а тот понял, что над его жизнью нависла угроза. И тогда Неволин решил покинуть отряд Гусяцкого и при переправе через Тобол ушел из отряда. Узнав о его побеге, Гусяцкий направил за ним двух солдат, но красноармеец скрылся и вскоре присоединился к отряду Петра Гузакова.
После тщательного опроса Неволина Яковлев и Гузаков долго обсуждали создавшуюся ситуацию. Они решили, что им в первую очередь нужно добраться до Тюмени. Там у Петра Гузакова находился отряд в 250 человек, хорошо вооруженных, преданных ему рабочих. В Тюмени под охраной отряда они будут в полной безопасности. Там, путем переговоров через Москву с руководителями Уральского совета они смогут обезопасить свой приезд в Екатеринбург. А пока… Пока нужно добраться до Тюмени и быть на всем пути максимально осторожными.
Гузаков надолго задумался, потом встряхнул головой и произнес:
– Обрати внимание на Авдеева. Мне кажется, он ведет двойную игру. Скользкий как налим, лебезит перед тобой, а за спиной поддерживает связь с Гусяцким, ведет с ним какие-то переговоры.
Яковлев усмехнулся и ответил:
– Конечно, его нужно было оставить в Тобольске, но мне не хочется ссориться с Голощекиным. Я его очень уважаю. А Авдеев, по-моему, безнадежно глуп и никакого вреда, кроме какой-нибудь маленькой пакости, причинить не сможет. Посмотри на него – сидит ни жив ни мертв. Мы могли бы вместо него взять с собой надежного боевика, теперь ничего не поделаешь – пусть болтается.
В отряде у Яковлева бойцов было совсем немного, всего человек тридцать, правда, прекрасно вооруженных, преданных и в профессиональном отношении хорошо подготовленных. Посоветовавшись с Гузаковым, он отправил в Тобольск, Мыльникову, телеграмму с приказом срочно направить к нему на помощь всех оставшихся там боевиков. Приказав Петру Гузакову возглавить отряд, Касьян стал его помощником. Гузаков собрал всех бойцов и предупредил их быть бдительными, готовыми в любую минуту отразить любое нападение. Пулеметчики по его указанию расчехлили пулеметы и заняли свои места, готовые вступить в бой.
В село Иевлево конный поезд примчался уже под вечер. Тут же заняли лучший дом, в одну из комнат поместили Романовых, а другую заняли Яковлев, Гузаков, Касьян. Бойцы и сопровождающие царя люди разместились в соседних домах.
Николай II, Александра Федоровна и Мария слегка поели, попили чаю и улеглись спать. А дом с Романовыми по приказу Гузакова оцепили тройным кольцом охранники, вооруженные ручными гранатами, пулеметами и винтовками. Гузаков, Касьян и Зенцов по очереди дежурили ночью, которая прошла довольно спокойно. Чрезвычайный комиссар из Иевлево отправил в Екатеринбург на имя заместителя председателя Уральского совета Дидковского и военного комиссара Голощекина телеграмму, в которой говорилось:
«Мною получены сведения, что ваши люди во главе с Заславским с начальниками отрядов Хохряковым и другими хотят нас обезоружить, чтобы взять наш багаж. Примите немедленно меры или произойдет кровопролитие.
Сейчас же сообщите в Тюмень все подробно. Заславский удрал из Тобольска тайком, арестовать его не успел. Выезжаю из Иевлево.
Яковлев».
Утром 27 апреля подводы их ждали на другом берегу Тобола. По вздутому речному льду лошади идти уже не могли. Набросали досок, ямщики перевели по ним лошадей, а затем гуськом перешли Романовы и остальные. С Николаем II в подводе ехал Касьян, а Яковлев – с Гузаковым. Дорога становилась все хуже и хуже. Колеса двигались по такой непролазной, болотистой грязи, что временами их не было видно. Николай II не раз удивленно качал головой, как они еще ехали по этой грязи. Все чаще и чаще меняли лошадей.
Преодолевая это бездорожье, царь не раз тяжело вздыхал, чувствовалось, что дорога ему порядком уже надоела. Однажды он вынул из кармана шинели дорогой, золотистого цвета портсигар и предложил папиросу Касьяну. Тот зло усмехнулся и отрицательно покрутил головой: он, большевик, каторжанин, и будет курить с Николаем Кровавым. Никогда! А царь растерянно опустил голову, глубоко затянулся и надолго задумался. Но вот, когда их тарантас провалился колесами в очередную яму, их так тряхнуло, что они с Касьяном чуть из него не вылетели; Николай II тяжело вздохнул и у своего соседа спросил:
– Вы не скажете, какое военное училище окончил ваш комиссар?
– Насколько мне известно, он окончил только электротехническую школу Бельгии.