Так как врач не раз использовался Букачевским райвоенкоматом в работе медицинской комиссии, его решили вызвать в райвоенкомат 8 апреля, а откуда направить в Москву. Туда направили начальника отдела по борьбе с бандитизмом УНКВД Станиславской области Пастельняка, который должен был выдавать себя перед доктором за сотрудника этого военкомата.
К этому времени Николай Красовский стал страшно тяготиться своей работой в госпитале монастыря, ему не раз грозили расправой бандеровцы, поэтому он обрадовался вызову и собрался быстро. В сопровождении прибывшего за ним работника военкомата и бойцов внутренних войск он отправился в райцентр Букачев.
Уже смеркалось, когда их колонна, состоявшая из трех грузовых машин и потрепанного «виллиса», была неожиданно обстреляна в лесу из засады националистами. В скоротечном бою бойцы внутренних войск отбились от нападавших, но Пастельняк и доктор Красовский были тяжело ранены. Врачу разрывной пулей так сильно было разворочено бедро, что ему не помог хирург, специально присланный НКВД Украинской ССР на самолете из Киева. 16 апреля Красовский умер в госпитале внутренних войск в городе Станиславе, о чем нарком внутренних дел УССР В.С. Рясной по ВЧ сообщил Л.П. Берии.
В это же время 8 апреля 1945 года А.В. Баранников вместе со своей опергруппой прибыл в недавно освобожденную советскими войсками от гитлеровцев Варшаву. Инженера Петроконьского и доктора Чижиковского в Варшаве установить не смогли, хотя им активно помогали и сотрудники ряда подразделений «Смерш». Дома, которые указывала в адресах «Монашка», были полностью разрушены. По сообщению местных жителей Петроконьский являлся совсем дряхлым стариком. Когда немцы во время Варшавского восстания в августе – сентябре 1944 года взрывали сопротивлявшиеся дома, он из дома даже не вышел и, по-видимому, погиб. О Чижиковском вообще никаких сведений собрать не удалось.
Сообщив по «ВЧ» в Москву Круглову и Кобулову о начале своей работы, А.В. Баранников со своими людьми на автомашине отправился в Люблин, где ему повезло больше. В монастыре Святого Яна была установлена монахиня Валентина Радищева, которая под фамилией Меньшовой работала медсестрой в госпитале этого монастыря. На встречу с ней Баранников отправился в гражданской одежде и с большой корзиной разных угощений. Представившись сотрудником Института философии и литературы, он передал привет от монахини Таисии, находящейся в Москве, а затем передал ей ее письмо. Насытившись давно уже не виданными яствами, Валентина за чашкой кофе сообщила своему дорогому гостю, что «Монашку» знает с 1918 года, «она действительно является тем человеком, за которого себя выдает».
По ее словам, «Монашка» случайно избежала смерти. Когда ее вместе со всеми вели на расстрел, она спряталась под лестницей, откуда ей помог выбраться сторож, который привел ее, раненную в переносицу, в монастырь, где ее вылечили. Затем она выехала вместе с ее матерью, Е.И. Радищевой, в Киев, а оттуда в 1920 году с польскими войсками в Польшу. Валентина Радищева (Меньшова) характеризовала «Монашку» «как умную, развитую женщину с задатками писателя». На предъявленной ей фотографии она сразу опознала, что «да – это Татьяна, но только сильно постарела». С Татьяной ведь она не виделась уже больше десяти лет.
Затем медсестра Валентина сказала моложавому, симпатичному мужчине, что об этой особе более подробно могла бы рассказать ее мать, Радищева Евгения Ивановна, проживающая в Ченстохове под фамилией Меньшовой в доме престарелых.
О своей встрече с медсестрой А.В. Баранников 13 апреля сообщил по «ВЧ» в Москву. Вскоре с этим сообщением ознакомились Л.П. Берия, Б.З. Кобулов и С.П. Круглов. Руководители советских спецслужб были очень удивлены началом работы по установлению личности «Монашки». Такого начала они не ожидали. Неужели она настоящая царская дочь?
А полковник А.В. Баранников развивает бурную деятельность. Прошло всего несколько дней, а он в Ченстохове в доме престарелых уже встречается с шестидесятишестилетней Радищевой (Меньшовой) Евгенией Ивановной, матерью Валентины. Прочитав письмо от «Монашки», женщина перекрестилась, долго шептала молитву, затем заплакала и долго благодарила Баранникова за столь желанные вести.
После хорошего обильного угощения и задушевной беседы с таким милым и благородным сотрудником Института истории, философии и литературы, занимающимся сбором исторических материалов и сведений о доме Романовых 16 апреля она ему рассказала о «Монашке» все, что могла вспомнить.
Эти воспоминания Евгении Ивановны Баранников изложил следующим образом:
«Проживая в Калуге, я часто ездила в гости и по своим делам в г. Петроград, где останавливалась на квартире купца-миллионера Субботина, проживавшего по Невскому проспекту в доме 80. Вместе с Субботиным мне приходилось бывать в царских дворцах и видеть царскую семью.
Царя Николая II и царицу видела близко и часто, а их детей редко и только издали, в том числе и Татьяну.
В начале 1918 г., от кого сейчас не помню, из числа своих питерских знакомых я получила письмо, что семья Романовых арестована и находится под стражей в доме инженера Ипатьева в г. Екатеринбурге. Получив это известие и питая к царской семье чувства любви и жалости, я по личной инициативе немедленно выехала в г. Екатеринбург, где остановилась в девичьем монастыре, расположенном против дома Ипатьева.
Примерно на второй или третий день моего приезда из Калуги в Екатеринбург утром я узнала от игуменьи монастыря, что накануне ночью со стороны монастыря или дома Ипатьева (точно не помню) кто-то привел в монастырь раненную в переносицу княжну и что ее спрятали в нижнем этаже, где ее лечат монашки.
Я сразу же пошла посмотреть на эту женщину и узнала в ней дочь Николая II – Татьяну Романову. Она находилась в тяжелом состоянии, поэтому я с ней в этот день не разговаривала. Врача к ней позвать не решались, так как лечили ее тайно, вследствие чего шов на переносицу наложен не был, а прикладывали мокрый компресс. На другой день я вновь пошла посмотреть на нее и ушла, не разговаривая с ней, так как боялась ее беспокоить.
Игуменья монастыря (фамилию не знаю) очень боялась за судьбу княжны и за свою судьбу, поэтому предложила мне, как постороннему человеку, не проживающему в Екатеринбурге, вывезти Татьяну, на что я согласилась.
На третий или четвертый день, когда Татьяна стала поправляться, я впервые с ней заговорила и предложила поехать со мной. Она на это предложение ответила согласием. Через день после этого разговора я увезла ее в Калугу поездом в мягком вагоне II класса. Приехав в Калугу, я скрыла от мужа и дочери Валентины, что привезла княжну, а заявила им, что это бездомная девушка, которую подобрала дорогой.
Чтобы спасти Татьяне жизнь, я ей дала документы моей умершей в 1916 г. дочери Натальи и настояла перед мужем о выезде из Калуги.
Вскоре я, муж, дочь Валентина и Татьяна выехали в Киев, где прожили до 1920 г. В 1920 г. у меня там умер муж. После смерти мужа мы выехали из Киева в г. Варшаву, где нам жить как русским не разрешили, и мы переехали в Ченстохов. Через некоторое время в том же 1920 г. Татьяна уехала в Варшаву и вступила в монастырь. С тех пор она все время находится в монастырях. Из-за своей гордости Татьяна не хотела ни к кому обращаться из своих родственников за помощью и не желала называться Татьяной, хотя в Лондоне она имела свою бабушку Марию Федоровну – мать царя.
10 лет никто не знал, что Татьяна дочь царя и лишь случайно ее дневник попал к ксендзу, обучавшему ее играть на органе, который из дневника узнал о том, что она является дочерью Николая Романова.
О себе Татьяна мне рассказывала, что ей помогла избежать расстрела их прислуга Демидова, которая упросила бойца и тот вытолкнул Татьяну из подвала дома Ипатьева на улицу, где ее кто-то ударил штыком по переносице».
В конце беседы А.В. Баранников попросил дать ему какие-нибудь фотографии «Монашки». Евгения Ивановна из ряда фотографий отобрала две и протянула такому культурному, галантному мужчине, приехавшему из самой Москвы. На одной из фотографий «Монашка» была снята с доктором Красовским в 1935 году в Вене, куда она ездила на лечение, на второй – она была запечатлена одна, в каком году Евгения Ивановна не помнила.
Касаясь поездки на лечение в Австрию, Е.И. Радищева (Меньшова) сообщила Баранникову, что проездом в Вену она с Красовским заезжала к сербскому королю, который принял их довольно холодно, чуть ли не выгнал.
В Ченстохове опергруппой А.В. Баранникова был установлен иеромонах монастыря Святых Отцов Паулинов Альфонс Енджиевский, к которому у полковника было также письмо от «Монашки».
17 апреля 1945 года в беседе с Баранниковым он сообщил:
«Со слов Радищевой Е.И. и инженера Петроконьского знаю, что Татьяна в 1918 г. случайно спаслась от смерти и Радищевой Е.И. вывезена из Екатеринбурга в Киев, а затем в Польшу».
Как Е.И. Радищева, так и иеромонах Альфонс Енджиевский в разговоре с Баранниковым часто вспоминали инженера Александра Петроконьского, который оказался живым. По их данным, он проживал в Тарнове, куда перебрался из разрушенной Варшавы.
Инженер Александр Петроконьский был действительно установлен проживающим в Тарнове у своего родственника агронома Мазоновского. Александру Александровичу Петроконьскому к этому времени уже исполнилось 86 лет, здоровьем он не блистал, был туговат на уши, к тому же температурил, но согласился побеседовать с представителем страны, освободившей Европу от немецкого фашизма.
Инженер рассказал, что до 1917 года он постоянно проживал в Петрограде и Царском Селе.
«Работая инженером в Министерстве путей сообщения, принимал непосредственное участие в разработке окружной железной дороги. При сдаче в эксплуатацию одного из крупных мостов Сибирской железной дороги он сопровождал в составе свиты царя и царицу, выезжавших на освещение этого моста.