Проживая в Петрограде, Петроконьский вел широкий образ жизни, бывал на балах, маскарадах, имел обширный круг знакомых, среди которых была и Радищева Евгения Ивановна.
В 1917 г. Петроконьский уехал на жительство в Польшу. В Варшаве занимался разработкой истории русского государства. С Евгенией Ивановной Радищевой продолжал поддерживать знакомство и в Польше, встречаясь с ней в Варшаве систематически.
В отношении «Монашки» А.А. Петроконьский сообщил, что до 1939 г. он «Монашку» не знал, с ней не встречался, как в России, так и в Польше».
Далее инженер поведал:
«В 1938 г. в одной из варшавских газет (какой именно Петроконьский не помнит) появилась статья о том, что одна монахиня, будучи тяжелобольной, думая, что она умрет, рассказала о том, что она является дочерью бывшего русского царя Николая Александровича Романова.
Петроконьский заинтересовался этой статьей и при встрече с Радищевой заявил, что ему, как историку, было бы очень интересно познакомиться с «Монашкой».
В ответ на это Радищева рассказала Петроконьскому, что она знает «Монашку» как дочь бывшего русского царя – Татьяну Николаевну Романову.
По словам Радищевой, она принимала участие в вывозе «Монашки» из Екатеринбурга, где ей случайно удалось избежать участи, постигшей всю царскую семью. Из Екатеринбурга Радищева вывезла «Монашку» в Калугу, затем в Киев, после чего они вместе эмигрировали в Польшу.
По просьбе Петроконьского Радищева в 1939 г. познакомила его с «Монашкой», которая в тот период времени жила в Варшаве, занимая квартиру из 2‑х комнат. В одной из этих комнат жил доктор Красовский. После того, как знакомство Петроконьского с «Монашкой» перешло в дружбу, она рассказала ему о том, что является дочерью бывшего русского царя – Татьяной Николаевной Романовой.
В Екатеринбурге «Монашка» при приведении в исполнение приговора в отношении царской семьи удалось спастись от смерти при помощи… Анны Демидовой. По словам «Монашки», Демидова подговорила начальника охраны дома Ипатьева в Екатеринбурге спасти Татьяну Романову, что он и выполнил при приведении приговора в исполнение в отношении Николая Романова, его семьи и приближенных.
Медведев вывел «Монашку» во двор, после чего она выбралась на улицу. При выходе на улицу пьяный часовой-венгерец ударил «Монашку» прикладом по переносице, после чего она потеряла сознание. Через некоторое время «Монашку» подобрал церковный сторож и отвел в монастырь, где ее укрыли.
Спустя несколько дней «Монашку» увезла из Екатеринбурга Радищева Евгения Ивановна в Калугу, а затем в Киев. Из Киева Радищева вместе с «Монашкой» эмигрировали в Варшаву, где «Монашка» вступила в католический монастырь.
По просьбе «Монашки» Петроконьский правил воспоминания «Монашки». Эти воспоминания, по словам Петроконьского, якобы находятся во Львове у митрополита Шептицкого.
Дружеские взаимоотношения Петроконьского и «Монашки» продолжались до последнего времени. Петроконьский, по его словам, часто переписывался с «Монашкой» и считает, что она действительно является Татьяной Романовой.
Петроконьский характеризует «Монашку» как волевую, настойчивую женщину, широко образованную и культурную. «Монашка» очень музыкальна, поет, играет на рояле и любит театр. По своей внешности «Монашка» похожа на Николая Романова, а по характеру на мать Александру Федоровну».
После окончания беседы с Петроконьским Баранников предъявил ему три фотографии «Монашки». Бывший инженер улыбнулся милой мордашке Татьяны и твердо заявил, что на этих снимках в разные годы изображена Татьяна Романова.
Опросив инженера Петроконьского, полковник А.В. Баранников 28 апреля 1945 года передал по «ВЧ» о добытых результатах в Москву, сообщив Б.З. Кобулову, что в настоящее время он занят поиском газеты, в которой, по словам Петроконьского, была помещена статья о Татьяне Романовой. Однако разыскать эту газету ему не удалось. Не нашел он и доктора Чижиковского.
На следующий день, то есть 29 апреля, Баранников получил от Б.З. Кобулова указание: возвращаться со всеми материалами в Москву.
В этот же день Кобулов доложил Берии:
«Т. Баранниковым в Польше были установлены и опрошены по делу «Монашки» Радищева Е.И., ее дочь Радищева Валентина, иеромонах Енджиевский Альфонс и инженер Петроконьский А.А. Перечисленные лица показали, что «Монашку» они знают как дочь бывшего русского царя Николая Романова – Татьяну Николаевну Романову».
Проверка показаний «Монашки» продолжалась и по другим каналам. Полученная в Белградской резидентуре НКГБ СССР шифртелеграмма за подписью заместителя наркома госбезопасности СССР Б.З. Кобулова не обрадовала резидента «Стояна». Работы и так было невпроворот, а людей не хватало. Однако он прекрасно знал крутой нрав заместителя наркома, поэтому выделил на поиски дочери царского эскулапа Татьяны Боткиной-Мельник трех своих сотрудников «Потомка», «Мимозу» и «Али».
«Стоян» решил побыстрее найти эту женщину и отчитаться перед Кобуловым за проделанную работу. Но быстро разыскать автора воспоминаний о царской семье его людям не удалось. Вот уже вторую неделю рыскали они по освобожденному от гитлеровцев Белграду в поисках Боткиной-Мельник и все безрезультатно.
Кажется, дело сдвинулось в нужном направлении только тогда, когда «Мимоза» подключила к ее поиску профессора А.Г. Алексеева, эмигранта из Петрограда. Этот бывший петроградский ученый был наделен незаурядными способностями искать и всегда находить. В нем пропал прекрасный полицейский-поисковик или великолепный частный детектив.
К этому местному белградскому Шерлоку Холмсу члены резидентуры обращались только в крайних случаях, когда в поисках нужных им людей они становились бессильными. И не было случая, чтобы среди десятков тысяч русских эмигрантов в Белграде он не находил нужного резидентуре человека.
Алексеев поиск сведений о Т.Е. Боткиной-Мельник начал среди профессуры, врачей, писателей и прочей бывшей русской интеллигенции, которые здесь, в Белграде, кем только не работали. Так, часто классный переплетчик оказывался бывшим московским или петроградским профессором, или ученым. Мускулистый вокзальный грузчик-носильщик был когда-то неплохим юристом в Крыму, а веселый, неунывающий таксист мог оказаться знаменитым петроградским писателем, автором дореволюционных нашумевших романов. Многие из русских эмигрантов поменяли свои профессии и зарабатывали на свою опостылевшую жизнь всем, чем только могли, чаще всего грубым физическим трудом.
Вот к ним, представителям русской интеллигенции, и отправился белградский Шерлок Холмс, подкармливаемый советской резидентурой. Он обошел с десятка два квартир и комнат своих знакомых. В беседах о трудностях и невзгодах текущего момента задавал им вопрос: «Говорит ли им что-нибудь фамилия Боткина-Мельник?» Большинство из беседовавших с ним людей отвечали ему отрицательно: «Нет, такой человек им в жизни не встречался».
Несколько человек заявили, что в той далекой, неизвестно как прожитой жизни они читали воспоминания о царской семье, автором которых, кажется, являлась Татьяна Боткина-Мельник. Но о ней им ничегошеньки неизвестно. Так он и ходил по разрушенным войной белградским улицам в поисках нужных ему сведений, пока однажды не встретил жену профессора Соловьева, почившего около трех месяцев тому назад. Она пригласила его к себе в дом выпить чайку и помянуть рюмочкой водочки ее ненаглядного мужа.
И вот, когда они уже в какой раз выпили за упокой души ее профессора, он спросил о Татьяне Боткиной-Мельник. Она сразу, не задумываясь, ответила, что она ей хорошо известна. В 1943—1944 годах у нее снимал комнату врач Боткин, сам в ней почти не жил, так как работал где-то на периферии, кажется в Бонате, а в комнате проживала только его жена. Так вот этот врач, по его словам, являлся двоюродным братом Татьяны Евгеньевны Мельник, урожденной Боткиной, дочери известного лейб-медика императора Николая II Е.С. Боткина и автора книги о царской семье. Вдова с уверенностью ему заявила, что в Белграде она не проживала, «жительство имела где-то во Франции, кажется, в Париже».
– Ну а врача Боткина можно как-то разыскать? – задал вопрос вдове профессор.
Она затараторила, и он понял, что в августе 1944 года, совсем незадолго до вступления советских войск в Югославию, врач Боткин с женой, спасаясь от красных освободителей, уехал в Германию.
Соловьева умолкла, о чем-то вспоминая, задумалась, а затем сообщила ему, что неподалеку от нее живет хорошо знакомая врача Боткина Катерина Зверева, которая о нем наверняка знает больше ее.
К Катерине Зверевой с букетом цветов отправился «Али». Она подтвердила, что Боткины уехали в Германию в августе 1944 года. Двоюродная сестра врача, Татьяна Евгеньевна Мельник, урожденная Боткина, в Белграде никогда не проживала, по ее предположению, она живет во Франции.
По указанию резидента «Стояна» члены его резидентуры подробно изучили книгу Татьяны Боткиной-Мельник, которая была издана в 1921 году в Белграде магазином М.И. Стефановича и К°. Оказалось, что этот магазин существовал в Белграде и в 1945 году. Только владельцем его стоял еще и Живкович. Под видом журналистов, занимавшихся вопросами переиздания воспоминаний Татьяны Боткиной-Мельник, резидентура решила потревожить уже немолодых первых издателей этой книги.
«Мимозе» и «Потомку» Стефанович и Живкович рассказали, что в 1921 году всеми делами по изданию книги Татьяны Мельник (урожденной Боткиной) ведал С.Н. Смирнов, эмигрант, по профессии инженер. В России он был личным секретарем дочери югославского короля Петра I княгини Елены Петровны, являвшейся женой Ивана Константиновича, князя из дома Романовых, расстрелянного большевиками в 1918 году в Алапаевске. С.Н. Смирнов из Белграда бежал в Германию. В разговоре Живкович утверждал, что Боткина-Мельник никогда в Белграде не жила, вероятно, ее местожительством является Франция.