Были отдельные попытки направления из Петербурга и Москвы бывших царских офицеров с письмами и деньгами для царской семьи (ротмистр Н.Я. Седов, корнет С.В. Марков, лейтенант Б.Н. Соловьев, камергер фон В.Н. Штейн и др.), но никому из них установить связь с арестованными членами царской семьи и Николаем II не удалось.
Здесь следует отметить, что к выполнению данного задания наркома Кобуловым был привлечен также ряд сотрудников 4‑го управления НКГБ СССР, возглавляемого П.А. Судоплатовым, которое руководило партизанским движением и разведывательно-диверсионными операциями в тылу врага.
У начальника 3‑го отдела данного управления полковника госбезопасности М.Б. Маклярского, будущего автора сценария выдающегося советского фильма «Подвиг разведчика» (1947), на связи находилась бывшая фрейлина Александры Федоровны – Садовская Надежда Ивановна. В 1914—1917 годах, будучи фрейлиной императрицы, она жила в Царском Селе под фамилией ее первого мужа Воскобойникова.
Надежда Ивановна была близка с Александрой Федоровной и ее сестрой Елизаветой Федоровной, монахиней, жившей в Москве, посоветовавшей ей переехать в Москву, что вскоре она и сделала. У Вырубовой она часто встречалась с Григорием Распутиным, которого Надежда Ивановна считала «почти святым и пророком, предсказавшим свою и общую погибель».
В последний раз она видела царскую семью во время ареста в 1917 году. По словам Надежды Ивановны, прощаясь с ней, Александра Федоровна «благословила ее идти в народ», то есть послала ее пропагандировать «борьбу за восстановление монархии».
Общество «За спасение царя и Отечества», по словам Садовской, действительно существовало, оно было глубоко законспирировано. «Общество» финансировалось американцами, деньги давались на спасение царя. Сама Надежда Ивановна также являлась членом этой организации и даже должна была сыграть в нем значительную роль. По ее словам, дело «спасения» царя сорвалось в результате того, что находившиеся под арестом в Тобольске и на Урале Романовы не доверяли являвшимся к ним эмиссарам этого общества, полагая, что они подставлены большевиками.
В связи с этим общество решило послать Надежду Ивановну к царской семье, учитывая, что ее лично хорошо знала Александра Федоровна. С деньгами и иностранными паспортами на всех Романовых она должна была уже выехать на Урал и попытаться спасти царскую семью. Однако эта поездка не состоялась, так как в этот период Николай II и его семья были расстреляны.
Кто входил в состав общества «За спасение царя и Отечества», Надежда Ивановна не знала или не хотела говорить. Однако, с ее слов, помимо американцев, в него входили посол Англии Бьюкенен, посол Франции Палеолог, представители военных кругов бывшей царской армии.
Е.И. Радищева и купец Субботин ей были неизвестны.
Подошло время доклада Б.З. Кобулова о проделанной работе. 7 мая 1945 года Богдан Захарович вместе с Савицким, у которого в руках находилась кипа книг, появились в приемной Л.П. Берии. Дежурный офицер удивленно посмотрел на заместителя наркома госбезопасности, а тот забрал книги у Савицкого и сказал:
– Сергей Иванович, не удивляйся, с этими книгами меня ждет Лаврентий Павлович.
Дежурный открыл дверь, и Кобулов вошел в кабинет Берии. Тот был занят чтением каких-то документов. Богдан Захарович положил книги на стоявший у окна журнальный столик, а Берия долго смотрел на Кобулова, а затем сказал:
– Уж не заставишь ли ты меня, Богдан Захарович, читать все эти книги. Ну, задала нам работы эта баба. Давай, только помни, времени у меня в обрез. Скоро на доклад к Иосифу Виссарионовичу.
Кобулов четко и ясно доложил Берии, что оперативники и специалисты архивного дела тщательно проанализировали недавно вернувшиеся из эвакуации из Свердловска все чекистские фонды, но никаких материалов о раскрытии в 1917—1920 годах органами ВЧК монархической организации «За спасение царя и Отечества» не выявили. Нет подобных материалов и у И.И. Никитинского в архивном управлении НКВД СССР.
Лаврентий Павлович, не задавая вопросов, внимательно слушал Кобулова, который ткнул пальцем правой руки в сторону книг и продолжил:
– Мы проштудировали воспоминания и мемуары бывших царских вельмож и офицеров, где имеются кое-какие сведения о направлении ряда эмиссаров-монархистов из Питера и Москвы в Тобольск и Екатеринбург. Они везли Романовым письма и собранные деньги, но связи с царской семьей они установить не смогли. Так ни с чем они вернулись назад.
Тут Берия улыбнулся, радостно хлопнул ладонями и довольным голосом сказал:
– Богдан… Так это же прекрасно… Давая задание, я думал, что вы соберете мне огромное количество материалов о попытках приближенных спасти Николая II и его семью. Оказывается, таких попыток и не было. Это говорит о том, что никому не нужен был Николай Кровавый. Всем он надоел, и никто не хотел рисковать из-за него своей жизнью. Все от него отвернулись, а значит, с царизмом в России было покончено.
Прощаясь, Лаврентий Павлович выразил слова благодарности всем сотрудникам, принимавшим участие в этом его задании, и попросил еще активнее вести сбор материалов об обстоятельствах жизни и расстрела царской семьи в Екатеринбурге.
Глава VIЖизнь в Екатеринбурге
В то время, когда Яковлев еще только решал в Уфе, кого из знакомых боевиков взять в свой отряд для перевозки царя из Тобольска в Екатеринбург, руководители Урала уже ломали голову, куда поместить Николая II? Куда спрятать столь «дорогого» и долгожданного гостя?
По мнению нового «губернатора» Урала, члена партии с 1907 года А.Г. Белобородова, нужно было найти такое здание, которое не требовало бы большой охраны. Всего лишь небольшой надежный отряд красногвардейцев. Конечно, из коммунистов и рабочих. И все. Ведь армии, по сути, не было. Создаваемые вооруженные формирования сразу бросались на дутовский фронт.
Главное, нужно было изолировать важного арестанта так, чтобы полностью отсечь всякие попытки его связи с внешним миром.
Белобородов и член президиума Уральского совета комиссар юстиции левый эсер В.И. Хотимский объездили весь город в поисках такого здания, но ни на одном из них глаз их не остановился. Одни требовали больших переделок, а времени у них на это совсем не было, а в других отсутствовали необходимые гарантии полной изоляции Николая II от обитателей города.
Тут вмешался уральский военный комиссар Исай Голощекин, большевик с 1903 года, известный партии больше под псевдонимом Филиппа, который долго выслушивал сетования председателя областного совета на отсутствие в городе необходимого здания, а затем улыбнулся и сказал:
– Да, брось ты, Андрей, возиться с этим паразитом. Поселим его в какую-нибудь городскую тюрьму и дело с концом. Место Николая Кровавого там.
Белобородов согласился с предложением своего старшего по возрасту товарища. Теперь уже с Голощекиным посетили они арестный дом, но он им не подошел. Решили осмотреть Екатеринбургскую городскую тюрьму, и вот тут, наконец, руководителям Урала понравился один из небольших ее корпусов. Правда, он был полностью забит какими-то местными буржуями. Посовещавшись на воздухе, решили их переселить и пошли к начальнику тюрьмы.
Войдя к нему в кабинет, Белобородов ахнул и от удивления разинул рот. Перед ним навытяжку стоял Шечков. Постарел, правда, немного каналья. Осунулся бывший бравый помощник начальника Пермской тюрьмы, где в 1911—1912 годах схваченный охранкой, сиживал двадцатилетним парнем будущий председатель Уральского совета. Сразу вспомнилось, как Шечков не раз отправлял его за нарушение режима в карцер.
Как бывший полицейский офицер при советской власти пролез на эту должность, одному Богу было известно. Председатель областного совета дал указание арестовать проныру-тюремщика. Вопрос о помещении императора России в Екатеринбургскую тюрьму отпал. Если тюрьмой руководил бывший царский офицер, то в ней могли быть и его сообщники, решили высокие уральские чиновники. А значит, никакой гарантии о полной изоляции Николая II в тюрьме не может быть и речи.
К поиску места для бывшего самодержца Руси подключились и другие члены президиума Уральского областного совета. Выручил всех комиссар снабжения Урала Петр Лазаревич Войков. В партии меньшевиков он состоял с 1903 по 1917 год, имел псевдоним «Интеллигент». По-видимому, из-за того, что одевался он всегда щегольски и учился в Петербургском горном институте.
Ставший совсем недавно большевиком, бывший председатель городской думы в Екатеринбурге предложил поместить царя в доме его хорошего знакомого отставного горного инженера Ипатьева, у которого не раз слушал за рюмкой самодельной вишневки занимательные истории из жизни геологов. Войков так разрекламировал особняк отставного горного инженера, что председатель и трое его комиссаров сразу поехали на Вознесенский проспект.
Вот и дом под номером 51. Казалось, что этот белокаменный, затейливо разукрашенный по фасаду особняк вырос из земли. И все потому, что окна нижнего этажа переднего фасада имели подвальный характер из-за резкого уклона по Вознесенскому переулку, куда дом выходил двумя своими сторонами. Сработанные на совесть ворота и калитка вели во двор, вымощенный каменными плитами, где виднелись различные хозяйственные постройки. Задним фасадом дом соприкасался по Вознесенскому переулку с небольшим садом, в котором росли кусты желтой акации и сирени, а также березы, тополя, липы и одна ель.
«Отцам» города понравился стоявший особняком на косогоре у подножия Вознесенской горы, вблизи церкви дом горного инженера, разбогатевшего, по словам Войкова, на казенных подрядах.
20 апреля 1918 года Николай Николаевич Ипатьев был вызван в городской совет, к самому комиссару юстиции Хотимскому. Предчувствуя какую-то беду, старый инженер неохотно собирался на прием к этому большому начальнику. Облаченный в форменную одежду горного инженера, с фуражкой на голове, но без царской кокарды, он вошел в кабинет молодого, на вид грозного комиссара юстиции. Левый эсер Хотимский сразу перешел к делу и приказал в 24 часа ему и его семье освободить дом.