После Октябрьской революции Мрачковский участвовал в создании Красной гвардии, в 1918 году он в должности комиссара 1 Уральской рабочей дружины находился на дутовском фронте. В это время Сергей Витальевич являлся членом Уральского комитета РКП(б). После формирования специального отряда для охраны дома особого назначения и перевозки всей царской семьи из Тобольска в Екатеринбург Мрачковский в Красной армии, прошел путь от командира батальона до командующего Приволжским военным округом, был тесно связан с председателем РВС Республики Л.Д. Троцким, за что в 1927 году был исключен из партии и осужден коллегией ОГПУ к административной ссылке на 3 года в Воронеж.
В самом начале 1928 года он был арестован СПО ПП ОГПУ по Центрально-Черноземной области за контрреволюционную троцкистскую деятельность и 13 января того же года постановлением Особого совещания при коллегии ОГПУ приговорен к высылке в Северо-Двинскую губернию сроком на 3 года. В Усть-Куломе встретился со своим старинным приятелем А.Г. Белобородовым, который 31 декабря 1927 года за фракционную троцкистскую деятельность постановлением Особого совещания при коллегии ОГПУ был выслан в область Коми сроком на 3 года.
Мрачковский находился в ссылке в Казахстане. В 1929 году подал заявление с признанием своих ошибок, был восстановлен в партии и 1 ноября того же года решением Особого совещания при Коллегии ОГПУ ему было разрешено свободное проживание на территории СССР.
25 января 1935 года вновь арестован СПО ГУГБ НКВД СССР за троцкистскую деятельность и постановлением Особого совещания при НКВД СССР от 26 марта заключен в концлагерь особого назначения в Челябинске на 5 лет. В марте 1936 года он тяжело заболел, был привезен в Москву и помещен на излечение в больницу при Бутырской тюрьме.
4 июля 1936 года Сергей Витальевич вновь арестован ГУГБ НКВД СССР. 19—24 августа того же года Военной коллегией Верховного суда СССР приговорен к расстрелу. 25 августа в присутствии Я.С. Агранова, А.Я. Вышинского и В.В. Ульриха расстрелян. В июле 1988 года реабилитирован.
В описываемое время Мрачковский посетил в Екатеринбурге фабрику братьев Злоказовых, а затем съездил на хорошо известный ему Сысертский завод, располагавшийся в 35 км от столицы Урала. Его на этих предприятиях прекрасно знали, на них работали лучшие большевистские организации. Обратившись в их рабочие коллективы, Мрачковский попросил командировать в Уральский совет для выполнения важного государственного задания преданных и надежных рабочих, желательно коммунистов или сочувствующих РКП(б). Партийные организации удовлетворили его просьбу и направили в распоряжение Уральского совета рабочих, которые и составили основу специального отряда.
Отряд делился на наружную и внутреннюю охрану. Наружная охрана состояла из рабочих Сысертского завода, в которой было около 60 человек. Во внутреннюю охрану вошли рабочие фабрики братьев Злоказовых, их насчитывалось 20 человек. Комендантом дома особого назначения Уральский совет по предложению Мрачковского назначил А.Д. Авдеева, большевика с дореволюционным стажем, комиссара Злоказовской фабрики. Слесарь А.М. Мошкин стал его помощником.
В это же время Уральским советом была разработана «Инструкция коменданту дома особого назначения, служащего местом заключения бывшего царя Николая Романова и его семьи», в которой расписывались права и обязанности коменданта. В ней говорилось, что комендант является ответственным лицом перед областным советом за содержание под стражей Николая Романова и его семьи.
В случае бегства или похищения бывшего царя или кого-либо из лиц, находящихся вместе с ним под стражей, комендант всецело несет за это ответственность.
«Находящийся в доме караул исполняет беспрекословно все приказания коменданта, относящиеся к установлению определенного режима. Приказания коменданта по караулу отдаются через караульного начальника в устной или письменной форме по усмотрению коменданта.
Ответственность за содержание под стражей царя перед Советом Народных Комиссаров несет областной совет. Постановлением облсовета наблюдение за заключением царя передано Президиуму и проводится им через председателя, поэтому комендант исполняет только те приказания, которые исходят от председателя. Комендант должен знать председателя облсовета в лицо, а на случай передачи письменных приказаний должен знать подпись председателя, а также и подписи членов Президиума и иметь оттиск специальной печати областного совета на случай проверок».
В инструкции имелся пункт под названием «Обращение с заключенными», в котором коменданту предписывалось:
«В обращении с заключенными комендант должен быть, безусловно, вежливым.
Разговоры с заключенными могут быть только следующего содержания:
1. Принятие от них всевозможных устных заявлений;
2. Объявления им приказаний областного совета;
3. Разъяснения, которые они попросят по поводу режима;
4. О доставке провизии, кушаний и необходимых предметов;
5. Об оказании медицинской помощи.
Никакие разговоры на общеполитические темы с кем бы то ни было из заключенных не допускаются.
Комендант строго следит, чтобы конвойные не позволяли себе, безусловно, никаких замечаний по адресу заключенных в их присутствии.
Заключенные не имеют права говорить с конвойными. Если такие попытки с их стороны будут делаться, конвойный должен отвечать, что разговаривать не разрешается.
Примечание: Со своей стороны, конвойные не имеют права заводить разговоры с заключенными».
Далее в инструкции регламентировался порядок пропуска к заключенным посторонних лиц. Указывалось, что никакие свидания посторонних с заключенными не допускаются. Однако дальше шло пояснение, что если все-таки свидание разрешается, то на это должно быть соответствующее письмо за подписью члена президиума областного совета. При этом член президиума, разрешивший свидание, должен подтвердить об этом лично или по телефону коменданту.
В письме на имя коменданта сообщалось о продолжительности свидания. По инструкции он должен был присутствовать при свидании и внимательно следить за тем, чтобы заключенным царской фамилии ничего не передавалось. Если такую попытку он заметит, то тут же мог прекращать свидание. Инструкция требовала, чтобы разговор с заключенными велся на том языке, который понимал комендант. В случае нарушения этого требования он имел право прекратить свидание.
Согласно инструкции, заключенным разрешались ежедневные прогулки на срок, указываемый областным советом. Как правило, прогулки длились 30—40 минут. Перед тем, как вывести заключенных на прогулку, комендант приказывал усилить караул, для чего во все углы прогульного двора и на балконе расставлялись вооруженные постовые. При этом от коменданта требовалось, чтобы прогулки в одно и то же время не назначались. Время прогулок колебалось от 12 до 16 часов.
Не осталась без внимания и переписка царской семьи. В инструкции говорилось: «Вся переписка, которая ведется заключенными, просматривается лицом, специально уполномоченным на это президиумом областного совета». Этим лицом являлся сам председатель Уральского совета Белобородов. Вся исходящая почта царской семьи, как то письма и телеграммы, передавалась коменданту, а тот отправлял ее уполномоченному лицу, на которое возлагается просмотр переписки, то есть Белобородову. Такую же цензурную процедуру проходила и вся входящая почта на имя Романовых. Коменданту вменялась слежка за всеми охранниками дома особого назначения, чтобы царская фамилия не смогла использовать их для отправки своей корреспонденции. Он обязан был предупреждать арестованных, что если такие «попытки будут обнаружены и доказаны – они лишаются права переписки». Письма могли вестись только на русском, французском и немецком языках.
Итак, 30 апреля на станции Екатеринбург-Товарная Яковлев передал председателю Уральского совета Белобородову, его заместителю Дидковскому, военному комиссару Урала Голощекину и комиссару дома особого назначения Авдееву: Николая Романова, Александру Федоровну и княжну Марию.
Председатель Уральского совета подтянулся, напыжился и громким голосом приказал своим красноармейцам посадить царствующих особ в закрытый автомобиль, рядом с шофером машины П.Т. Самохваловым уселся Дидковский. Во второй машине, которой управлял шофер Полузадов, располагались Белобородов, Голощекин и Авдеев. Съежившись, в ней пристроились гоф-маршал князь Долгоруков и комнатная девушка А.С. Демидова. Голощекин приготовил для конвоирования Романовых грузовик с красноармейцами, но тот где-то затерялся на станции, и они ехали без конвоя через весь город к дому Ипатьева.
После довольно долгой езды по разбитым городским улицам машина с царем по знаку Дидковского остановилась у обнесенного дощатым забором белого дома. Тут же рядом с ней притормозил другой автомобиль. Из машин лихо выпрыгнули руководители Уральского совета, а затем, не торопясь появился Николай II. Он помог вылезти из кабины Александре Федоровне и подал руку Марии, но та отказалась от помощи отца. Она легко выпорхнула из машины, чему-то улыбнулась и быстро заговорила с матерью. На них с разных концов Вознесенского проспекта с любопытством глазели отдельные группки городских обывателей, нервно выяснявших между собой личности прибывших. Голощекин бросил злой взгляд на медленно приближающихся к дому Ипатьева людей и сердито закричал:
– Чрезвычайка, вы куда смотрите?
Из парадного подъезда выскочили несколько дюжих молодцов в кожаных куртках. Послышался чей-то громкий крик:
– Разойдись… мать твою…
Защелкали затворы винтовок, и народ в панике рванул в открытые калитки, заскрежетали двери, загрохотали засовы и на пустынной улице восстановилась тишина. Николай II, о чем-то задумавшись, смотрел на дом Ипатьева.
Тут к нему подошел Голощекин и сказал:
– Гражданин Романов, вы можете войти в дом.