3 июля внутренняя охрана во главе с Авдеевым вообще исчезла и в доме остались только члены царской семьи. Наружная охрана к ним свободно пропустила послушниц из Ново-Тихвинского женского монастыря, которые принесли довольно изрядное количество продовольствия. Объяснить монахини происходившее также не могли.
Все прояснилось на следующий день. 4 июля день был жарким и душным. Утром дом Ипатьева посетил председатель Уральского совета Белобородов с многочисленной свитой. Обращал на себя внимание в ней широкоплечий, среднего роста человек в черной кожаной тужурке, с черной клинообразной бородкой, черными густыми усами и черными зачесанными назад, волнистыми волосами. Его черные, необыкновенно быстрые глаза с презрительной усмешкой схватывали все, что попадало им на пути. Это был член президиума Уральской областной ЧК Яков Михайлович Юровский. Он бывал уже в доме Ипатьева и членам царской семьи был известен как доктор. Однажды он довольно квалифицированно осмотрел опухоль на ноге цесаревича Алексея и дал врачу В.Н. Деревенко совет наложить ему гипсовую повязку. После этого они все решили, что этот важный, довольно симпатичный господин является доктором.
В этот день Белобородов представил царской семье Юровского в качестве нового коменданта дома особого назначения. Они не знали, что им делать: радоваться избавлению от команды воров Авдеева, которые воровали у них все, что попадалось им под руку, но в целом не так уж плохо относились к ним, или надо чего-то опасаться. Какое-то далекое, подсознательное чувство подсказывало им, что жизнь у них с этим «черным господином» сложится неважно, даже плохо.
Ласковый баритон Юровского пообещал царю, что с пьянством и воровством в доме Ипатьева покончено навсегда. Через день-другой он вернул удивленному Николаю II несколько пропавших столовых ложек и кое-какие вещи царской семьи, но зато приказал составить опись всех царских драгоценностей, находившихся в доме Ипатьева. По его словам, драгоценности эти народные и должны вернуться к народу.
«Черный господин» обратил внимание и на сестер Ново-Тихвинского женского монастыря Антонину и Марию. Он перепугал бедных женщин и запретил им носить в дом Ипатьева какие-либо продукты, кроме бутылки молока размером в четверть (два с половиной литра). Юровский не раз говорил, что пролетарское государство выделяет на содержание каждого арестанта из царской семьи по 500 рублей – это вполне достаточно для прожиточного минимума. На эти деньги живут тысячи людей в тюрьмах России и с голода не умирают.
Кто он – этот новый, такой строгий главный надзиратель у Романовых?
Чекист, и не просто рядовой сотрудник недавно созданного карательного пролетарского органа, а член президиума Уральской областной ЧК. Вот кому доверили главные чины Урала охрану царской семьи.
Родился Яков Михайлович Юровский в 1878 году в городе Каинске Томской губернии в бедной многодетной еврейской семье. Его отец, проживая в Полтавской губернии, совершил какую-то кражу, за что судом был сослан в Сибирь. Маленький Янкель учился в Томске в еврейской школе «Талматейро» при местной синагоге, но окончить ее ему не удалось из-за материальных трудностей. Бросив учебу, он поступил учеником к часовому мастеру Перману. В этом деле Янкель проявил незаурядные способности и через некоторое время открыл свою часовую мастерскую.
В 1904 году Юровский женился на Мане Янкелевой, у него родился сын. В это же время он знакомится с марксизмом и включается в революционную работу. В 1905 году вступает в партию большевиков. Во время первой русской революции, скрываясь от преследования царской охранки, бежит из России в Германию и больше года живет в Берлине. Затем возвращается на родину, проживает вначале в Екатеринбурге, а потом в Томске, где открыл часовой магазин. Он был по тем временам довольно состоятельным человеком, товар его в магазине оценивался тысяч в десять.
Откуда так быстро разбогател этот бедный еврей? Помогла ему в этом партия большевиков. Занимаясь на их деньги коммерцией, он вел тайную партийную работу, являлся содержателем явочной квартиры. В 1912 году Юровский попадает в поле зрения Томского губернского жандармского управления, привлекается им к дознанию и высылается на Урал.
В Екатеринбурге он открыл фотоателье и продолжает заниматься тайной работой в пользу большевиков. С началом Первой мировой войны Юровский призывается на службу в царскую армию и состоит солдатом в 698‑й Пермской пехотной дружине. Вскоре он устроился в фельдшерскую школу, успешно ее окончил и получил звание ротного фельдшера, после чего работал в одном из екатеринбургских лазаретов. С партией большевиков он не порывает и ведет пропагандистскую работу среди солдат гарнизона города Екатеринбурга. После Октябрьского переворота избирается членом Уральского областного совета, а с созданием Екатеринбургской губЧК становится членом ее коллегии.
Помощником у Юровского стал молодой рабочий с динамитного завода Григорий Петрович Никулин, вступивший всего около года назад в партию большевиков. Юровский приметил этого всегда чисто одетого, подтянутого чекиста с наганом на боку в Уральской областной ЧК, где он работал с марта 1918 года после закрытия завода.
Новый комендант дома Ипатьева упросил Белобородова назначить симпатичного, совсем непьющего слесаря, что было редкостью для того времени, к нему заместителем. В дальнейшем Юровский часто называл своего молодого помощника ласковым словом «сынок».
21 июня Александра Федоровна о молодом помощнике Юровского писала в дневнике, что ей он «показался более приличным по сравнению с другими – вульгарными и неприятными».
В этот день вместе с Юровским Никулин велел показать им все драгоценности, которые находились на всех царских особах. Затем он тщательно их переписал и все забрал, оставив только два браслета на Александре Федоровне, которые она не смогла снять.
Будучи комендантом дома особого назначения, Юровский, с согласия Уральского совета, разрешал проведение богослужения для царской семьи. Проводил молебен священник Екатерининского собора Анатолий Меледин. В свое время он рассказывал своим работникам, что ему пришлось дважды служить молебен царской семье в доме Ипатьева, но, как он отмечал, говорить с кем-либо из них было нельзя.
Вскоре внутренняя охрана была полностью заменена Юровским. Партийный комитет РСДРП(б) Екатеринбурга прислал несколько партийцев и бойцов ЧК, а с Никулиным из «американки», то есть американской гостиницы, где располагалась Уральская областная чрезвычайная комиссия, прибыло десять латышей во главе с Целмсом Яном Михайловичем, бывшим кирасиром царской лейб-гвардии. Он охранял Романовых еще в Царском Селе. По делам службы в ЧК ему не раз приходилось уже бывать в доме Ипатьева.
Однажды Николай II угостил его сигаретой, разговорился с ним и, узнав, что он рижанин, спросил не помнит ли бывший гвардеец приезд его с семьей летом 1910 года на выставку в Ригу. Целмс как-то неохотно пробурчал в ответ царю, что приезд семьи Романовых в Ригу он, конечно, помнит. Да и как его не помнить: ведь это было большое событие для их города, население которого вышло тогда с цветами, флагами и транспарантами встречать царя-батюшку и его семью.
Тут Николая II и Целмса обступили дочери царя и засыпали засмущавшегося латыша вопросами: не помнит ли он, какого цвета платья были на них во время поездки по улицам города. Он в ответ им отрицательно мотал головой, а царь, улыбаясь, протягивал ему очередную сигарету. Когда было выкурено немалое количество сигарет, Николай II предложил ему в подарок красивый серебряный портсигар, набитый дорогими сигаретами. Целмс категорически отказался от дорогого царского подарка и тут же сообщил коменданту Авдееву о попытках Николая II нарушить установленный режим.
Я.М. Юровский оказался неплохим организатором. За неделю он сумел организовать хорошее взаимодействие с каждым постом и комендатурой, связь с внутренней и внешней охраной, достал где-то пулеметы, расставил их на разных точках, привез 12 наганов и раздал их своим приближенным. Он установил как обязательную для всех членов семьи внутреннюю проверку. 11 июля по указанию Юровского на одно окно, выходившее на Вознесенский проспект, установили железную решетку, чем очень были огорчены Николай II и Александра Федоровна.
А фронт уже приближался к столице красного Урала. Чехи обошли Екатеринбург с юга и вели наступление уже с двух сторон. Части молодой Красной армии героически сопротивлялись, но противостоять прекрасно вооруженному и превосходно обученному противнику не могли. Берзин, сделавший доклад в Уральском областном совете о положении на фронте, сказал, что Екатеринбург падет дня через три-четыре.
Глава VIIПопытка самоубийства. Арест Натальи Меньшовой
Попытка самоубийства. Встречи «Монашки» с Садовником продолжались, но почти всегда они заканчивались ссорами, взаимными упреками и слезами. Однажды он заявил ей, что власти перестали ей верить, что ее рассказы противоречат фактам ее жизни, в связи с чем ее ждут большие неприятности. Она заплакала, вскочив из-за стола, убежала в свою комнату, где просидела весь день.
Временами ей казалось, что их общение вызывало у полковника какое-то отвращение к ней, а не любовь, а ведь она втайне надеялась на дальнейшую совместную жизнь с ним. Теперь все эти надежды таяли. Садовник все чаще и чаще, разговаривая с ней, употреблял оскорбительные выражения, а в присутствии других лиц перебивал ее, называл лгуньей и всячески старался в чем-то ее уличить. После одной такой ссоры она спросила, когда же наконец, ей можно будет вернуться в монастырь.
Полковник на это обиженно ответил:
– Разве тот, кто любит, желает разлуки? Я перестаю верить в ваше чувство. Такие вопросы оскорбляют меня.
Эти сцены вызывали у «Монашки» какое-то внутреннее отвращение, она старалась молчать и мирилась с высказывавшимися ей претензиями. Но ссоры продолжались. Однажды она несколько раз заявила полковнику, что покончит с собой.