Они вышли из тюрьмы, опустились несколько ступенек вниз и пошли длинным, длинным коридором. На их пути встречались сотрудники обоего пола, которые удивленно приветствовали Миронова. У некоторых из них в глазах стоял вопрос: «Кто эта бабка и куда он ее ведет?»
На лифте они поднялись на пятый этаж и вскоре вошли в приемную Кобулова, где молодой офицер резал лимон. Это был сотрудник его секретариата капитан Петухов, который все утро занимался сервировкой стола в кабинете первого заместителя наркома госбезопасности. В который уже раз он бегал в генеральский буфет, где буфетчица Катя все передавала ему тарелки и тарелочки с нарезанной сырокопченой колбасой, швейцарским сыром, кульки с разнообразными конфетами, печеньем и пирожными. В последний заход, передавая ему бумажный пакет с апельсинами и яблоками, Катя попыталась спросить, что за прием намечается у генерала, капитан ответил ей почти зло, что ничего не знает и не понимает: «А ты, Катюха, поменьше спрашивай и держи язык за зубами».
Богдан Захарович вышел из своего кабинета ровно в двенадцать часов, он был в парадной генеральской форме, на груди блестело несчетное количество орденов и медалей. Пожав руку Миронову, он поклонился Евгении Ивановне и пригласил ее в кабинет.
Кабинет был огромный, светлый, посредине стоял большой стол буквой «Т», обтянутый зеленым шерстяным сукном. Около высокого, широкого окна стоял стол с разнообразными яствами. Столько кушаний и в таком количестве Евгения Ивановна не видела, наверное, с молодых беззаботных лет.
Кобулов пригласил Меньшову садиться за стол. Она перекрестилась по православному обычаю и села на венский стул. Тут же капитан Петухов внес вскипевший небольшой электрический самовар, Кобулич, как ласково называл своего верного палача Л.П. Берия, налил Евгении Ивановне в симпатичную фарфоровую кружку чая, а себе в стакан с подстаканником и бросил в него толстый кусок лимона. Генерал пригласил ее кушать все, что стоит на столе. Женщина съела бутерброды из свиной сырокопченой колбасы и швейцарским сыром и два небольших пирожка с мясом и вареньем, оказавшихся очень вкусными.
Генерал ел много и все подряд, запивая чаем. Он много говорил о чудесной и теплой московской весне, рано распустившихся в этом году московских деревьях. Природа, по его словам, радовалась победе над германским фашизмом.
Откормленный и тучный, он после двух стаканов чая раскраснелся, пот обильно стекал у него по шее за мундир, который он тщетно пытался вытереть носовым платком.
Вызвав кнопкой звонка Петухова, он приказал тому, чтобы заходила Валентина Петровна. Вошла средних лет женщина, с портфелем в руке. Она уселась за маленький столик и стала вытаскивать писчую бумагу, авторучки с карандашами. По-видимому, это была стенографистка. Капитан по указанию Кобулова который удалился в комнату отдыха, собрал всю еду в широченную авоську и унес к себе в приемную.
Минут через 10 появился Богдан Захарович уже в цивильном костюме, посвежевший. Он сел напротив Евгении Ивановны, строго взглянул на нее, затем улыбнулся и сказал: «16 апреля 1945 года, будучи опрошенной в Ченстохове, вы показали, что вами в 1918 году из Екатеринбурга была вывезена дочь бывшего русского царя Татьяна Николаевна Романова. Эти ваши показания соответствуют действительности?»
Она быстро ответила: «Да, соответствуют». И далее Евгения Ивановна бойко повела рассказ о том, о чем уже поведала совсем недавно в Ченстохове А.В. Баранникову. И тут с ней что-то случилось, то ли прием пищи расслабляюще стал на нее действовать, то ли улыбка генерала, говорившая ей, что им уже все известно, но пожилая женщина уже в начале допроса заплакала, слезы ручьем полились по ее морщинистому лицу. Вспомнив о платках в кармане, она быстро вытерла слезы, отпила из стакана, стоявшего рядом с ней, воды и тихо, прося как бы прощения, произнесла:
– Я с самого начала допроса стала показывать неправду, запуталась и вынуждена была выдумывать то, чего на самом деле не было. Да, все это неправда, я запуталась и чем дальше показываю, тем больше нагромождаю всяких небылиц.
На это Кобулов ей заметил:
– Вам совершенно незачем лгать. Надо показывать только правду.
Евгения Ивановна ему ответила:
– Я это и решила сделать. Прежде всего прошу записать, что Татьяну Романову из Екатеринбурга я не вывозила. А монахиня, выдающая себя за дочь бывшего царя Николая Романова Татьяну, на самом деле является моей родной дочерью от брака с И.И. Меньшовым – Натальей Ивановной Меньшовой. Прошу разрешить мне рассказать вам всю правду.
Кобулов недовольным тоном произнес:
– Рассказывайте.
Свое повествование Евгения Ивановна начала издалека:
– Я урожденная Хрисанфова-Гулевич Евгения Ивановна, дочь военного фельдшера, жителя г. Калуги, родилась там в 1878 году, где в 1894 году вышла замуж за Меньшова Ивана Ивановича – счетовода Сызранско-Вяземской железной дороги. В 1895 году у меня родилась первая дочь Валентина, а в 1897 году Наталья. Обеим дочерям я дала хорошее воспитание и образование. Валентина и Наталья учились в Калужской гимназии и дома у репетиторов обучались языкам и музыке.
В 1917 году в Калуге начался голод, в связи с чем мы с мужем, продав недвижимость в Калуге и Моршанске, выехали в Киев. Зимой 1919/20 года муж заразился тифом и через некоторое время умер.
Незадолго до прихода в Киев польских войск обе мои дочери приняли католическую веру.
Тут Кобулов прервал Евгению Ивановну и спросил:
– Что их побудило принять католическую веру?
Меньшова замолчала, по-видимому, обдумывая ответ, затем отрицательно покачала головой и ответила:
– Не знаю. Мне кажется, что на них оказали влияние католические ксендзы, с которыми они познакомились в Киеве, из них я помню одного Скальского.
В 1920 году в Киев пришли поляки, однако спустя некоторое время польские войска начали отступать. Ксендз предложил нам выехать в Польшу с отступающими войсками. Мы согласились, после чего по просьбе Скальского его двоюродный брат командир польских войск (фамилию его не знаю) оказал нам помощь в переезде в Польшу, предоставив места в воинском эшелоне, следовавшем в Ковель.
Мы обосновались на постоянное жительство в Ченстохове. Месяца два-три спустя Наталья, а затем и Валентина выехали в Варшаву, где вступили в католический монастырь сестер шариток. В этом монастыре Наталья беспрерывно находилась в течение 12 лет, а Валентина до 1941 года, после чего переехала в Люблин, где и по настоящее время находится в монастыре сестер шариток.
Тут Кобулов прервал допрос и ушел опять в комнату отдыха, по-видимому, давали себя знать стаканы чая. А в это время стенографистка – Валентина Петровна, словно автомат, не разговаривая, строчила и строчила по бумаге.
Генерал отсутствовал недолго. Вернувшись, он задал вопрос:
– Когда впервые ваша дочь стала выдавать себя за дочь бывшего русского царя?
Меньшова на некоторое время задумалась, а затем ответила:
– Точно назвать не могу, но мне кажется, что все произошло при следующих обстоятельствах.
Спустя примерно два года после отъезда Натальи в Варшаву я как-то поехала навестить ее и Валентину. Встреча моя с Натальей происходила в присутствии главной монахини – игуменьи Варшавского монастыря сестер шариток Розы Окенцкой. Последняя в разговоре со мной в присутствии моей дочери сказала, что Наталья на самом деле является не моей дочерью, а дочерью бывшего царя Николая Романова и спасена она от смерти в Екатеринбурге мной.
Словом, Окенцкая стала внушать мне, что я якобы была в Екатеринбурге, организовала спасение Татьяны Романовой и вывезла ее в Польшу. Моя дочь не только не отрицала эту выдумку, а, наоборот, подтверждала ее. Выслушав все это, я, не желая ее подводить, решила всю эту версию подтвердить.
Считаю необходимым показать, что в дальнейшем Наталья при встречах со мной неоднократно говорила о том, чтобы я всегда в случае необходимости подтверждала, что она является не моей дочерью Натальей, а дочерью бывшего русского царя, спасенной мной от смерти – Татьяной Николаевной Романовой. Однако в 1932 году мною и Натальей была придумана еще одна версия о ее происхождении.
Кобулов быстро спросил:
– Какая именно?
– В 1932 году после смерти главной игуменьи монастыря сестер шариток Розы Окенцкой дочь моя Наталья перешла в монастырь сакраменток, опекуном которого являлся кардинал Каковский. По статуту этого монастыря в нем не могли находиться лица царской фамилии. Ввиду этого Наталья предложила мне написать в монастырь сакраменток заявление, в котором указать, что она якобы является моей дочерью от внебрачной связи с бывшим русским царем. По этому заявлению я была тогда же вызвана в монастырь, где старшая сестра меня подробно расспрашивала по существу этого заявления. При этом в соседней келье сидел монах-иезуит, который все подслушивал.
Генерал усмехнулся и спросил:
– Может быть, вы в самом деле имели интимную связь с Николаем Романовым?
Евгения Ивановна твердо ответила:
– Нет, не имела. Все это выдумки. Повторяю, что вторая версия мною была также выдумана под влиянием дочери.
Во время пребывания Натальи в монастыре сакраменток она познакомилась с доктором Красовским, который откуда-то узнал, что она выдает себя за дочь Николая Романова. После этого Красовский стал уделять ей очень большое внимание, часто приезжал в монастырь, привозил туда цветы и сладости. В 1934 году Наталья тяжело заболела в монастыре, и Красовский вывез ее к себе на лечение на дачу, под Варшавой. Затем он влюбился в мою дочь, бросил свою жену и буквально ни на шаг не отходил от нее.
В 1935 году по настоянию Красовского Наталья выезжала с ним в Сербию, в Белград для того, чтобы представиться сербскому королю как Татьяна Николаевна Романова. Однако эта поездка оказалась неудачной, так как сербский король не принял их. После этого они переехали в Вену, где Наталья продолжала свое лечение и жила на средства Красовского.
В 1935 году они из Вены переехали в курортный город Висла, а позже в 1936 году в г. Иорданов. В 1938 году вернулись в Варшаву, где жили на квартире.