Кардинал на это ответил:
– Сцена тоже неправда. Однако артисты, играя роль, ничуть не грешат. Цель оправдывает некоторые невинные средства.
Наталья встретилась с сестрой Валентиной, которая с 1923 года состояла в монастыре сестер шариток. Она вначале была против, чтобы ее сестра называлась Татьяной Романовой. Затем согласилась, что если кто-нибудь будет спрашивать «о чудесном спасении», то она подтвердит легенду, что под «инкогнито» Н. Меньшовой скрывается спасенная княжна Татьяна Романова. Однако сама распространять по этому вопросу слухи не будет.
Еще на одной встрече с кардиналом Александром Каковским они обдумали и записали все подробности приезда Евгении Ивановны Меньшовой в Екатеринбург, ее «знакомство с княжной Татьяной» и отъезд в Калугу. Матери понравилось играть роль «покровительницы» чудесно спасшейся дочери царя. Вскоре мать и сестра выучили все подробности царской неволи в Тобольске, Екатеринбурге, расстрела и «чудесного» спасения великой княжны Татьяны Романовой. Кардинал Каковский похвалил Наталью, называя ее «умной дочерью католической церкви».
В конце 1931 года игуменья монастыря Роза Окенцкая заявила Наталье, что с ней желает познакомиться папский нунций в Варшаве кардинал Мармаджи, проживавший во дворце на улице Роз.
Наталье сшили новую монашескую одежду из прелестного дорогого сукна, дали изящную обувь, хорошее платье. И вот вечером в щегольской новенькой машине, сопровождаемая Окенцкой Наталья Меньшова прибыла во дворец нунция Мармаджи. Их встретил лакей и проводил в верхние комнаты дворца, Роза Окенцкая осталась на нижнем этаже.
К Наталье в комнату вышел нунций Мармаджи – итальянец, пожилой уже мужчина, весь закутанный в малиновый шелк и прелестные белоснежные кружева, нашитые на одежду священника. Поздоровавшись на ломаном польском языке, пригласил ее сесть рядом с собой на маленький плюшевый диванчик. В комнате воцарилась тишина. Нунций долго молчал, но вот, наконец, он заговорил, и она поняла, что кардинал имел поручение «сверху» на встречу и разговор с ней. При этом он потребовал «от имени святой церкви» полной откровенности, подчеркнув, что о их разговоре никто не должен знать, в том числе и сестра Роза Окенцкая.
Наталья постаралась убедить нунция, что она хотела только играть роль царской дочери Татьяны Романовой, оставаясь на самом деле Натальей Меньшовой. Старалась убедить высокого церковного чиновника, что обманывать больше не хочет.
Мармаджи резко прервал ее и сказал, что об этом ему все известно. Теперь для блага католической церкви нужно играть взятую роль до конца. Он вспомнил о княжне Таракановой, которая, исполняя поручение католической церкви, взяла на себя роль «незаконной» дочери Екатерины II, а когда ее похитили и увезли в Россию, выяснив обман, – она погибла, будучи заключенной в Петропавловскую крепость. Кардинал сказал, что эта женщина, будучи католичкой, совершила подвиг, бросив тень на царицу Екатерину II – монархию «варварской» России. Историю княжны Таракановой Наталья не знала, поэтому с интересом слушала рассказ нунция.
Кардинал заверил, что ей будет оказываться всяческая поддержка и никто не будет мешать ей носить собственное имя Натальи Меньшовой, но ей надо научиться понемногу забывать его и считать свое прошлое в Калуге мимолетным сном. Прошлое же Татьяны Романовой и всю ее жизнь советовал познать и присвоить в совершенстве как что-то свое близкое, что-то очень родное.
Она получила от кардинала две книги воспоминаний фрейлины Анны Вырубовой. Прощаясь с Натальей, нунций не позволил поцеловать себе руку, только обнял ее и поцеловал в щеку, говоря, что считает ее своей дочерью.
По возвращении в монастырь Наталья, оставшись наедине со своими мыслями, почувствовала себя какой-то несчастной. Она прошептала: «Ложь! Ложь! Господи! Кругом ложь! Даже в католической церкви ложь!»
После посещения папского нунция Окенцкая сообщила, что к кардиналу Мармаджи нужно будет ездить 2—3 раза в месяц. При этом игуменья потребовала, чтобы она сфотографировалась и фото передала нунцию для отправки снимков в Рим для папы – в Ватикан. В тот же день сестра Теодозия Кравчук отвезла ее к самому лучшему фотографу Варшавы, который сделал несколько фотографий, после чего их отослали нунцию.
Каждую субботу вечером ее отвозили к Мармаджи, однажды она не выдержала и расплакалась у него и попросила дать ей совет, как вести себя дальше.
Кардинал усмехнулся и сказал:
– Ну вот. Не о чем печалиться. Ведь вам никто ничего не сделает. Вас мы из этого монастыря возьмем. Потом напишем в Рим, чтобы папа позволил перевести в другой. Для недовольных распустим слух, что вы дочь царя Николая II, но, может быть, незаконная. Кажется, поведение вашей матушки было такое, что и на царя могла позволить. Но это уже в самом крайнем случае. Вы только слушайтесь и не плачьте. Главное, не плачьте.
Из этого разговора Наталья сделала вывод, чем больше она старалась выпутаться из этого дела, тем больше запутывалась.
В конце января 1932 года Наталья узнала, что ее решено перевести в монастырь сестер сакраменток. Папский нунций пожертвовал для нее значительную сумму денег, чтобы она могла иметь все необходимое в другом монастыре.
Кардинал Каковский еще во время первого с ним свидания посоветовал ей вести дневник, как и покойная Татьяна Романова. Он посоветовал ей описывать монастырскую жизнь, но предупредил, что «она не имеет права ни одним словом вспоминать о прошлом в Калуге». Она может и должна вспоминать только эпизоды из жизни Татьяны Романовой.
Перед переменой монастыря она отправилась к кардиналу, чтобы спросить, что делать с дневниками. Она увидела довольное лицо кардинала: дневники ему очень понравились.
Перед расставанием кардинал Каковский сказал:
– Вы совершенно спокойно переходите в монастырь сестер сакраменток, как Наталья Меньшова, когда нам нужно будет, будем говорить иначе. Дневники останутся у меня.
В середине февраля тяжело заболела воспалением легких игуменья Роза Окенцкая. Наталья очень переживала ее болезнь – это был единственный человек, с которым у нее сложились приятельские отношения.
В это время Наталья посетила дворец папского нунция Мармаджи. Он сообщил ей, что из Рима пришло разрешение на ее переход в монастырь и на вступление в орден сестер сакраменток. Он ей сказал:
– Все идет по вашей и нашей мысли. Мы выполним наши намерения. Вы совершаете задуманный подвиг, так как орден сакраменток очень тяжелый обрядами покаяния.
Посещение нунция было коротким. Наталья большей частью молчала, думая о больной Окенцкой.
С игуменьей они говорили о многом в тот вечер. Наталья вспомнила о дневниках, которые писала по поручению кардинала Каковского. Игуменья так ей ответила:
– Все, что велят писать тебе, нужно толковать себе, как и каждую работу в монастыре… не более. Не ты будешь отвечать за поступки духовенства. Думаю, что придет время, когда хотят ли они или не хотят – все выяснится. Я уверена, что очень долгое время нельзя одну особу принимать за другую.
1 марта 1932 года она умерла. После похорон Наталью отправили в монастырь сестер сакраменток. Этот орден был посвящен исключительной чести Пресвятых Даров, вся жизнь монахинь там протекала в беспрерывных молитвах, великих постах и воздержаниях. Каждую ночь они по очереди вставали молиться – церковь никогда не пустовала.
Молитва для монахинь этого монастыря была главной обязанностью, работа – большей частью рукоделье, стояло на втором месте. Монастырь имел патрона святого Казимира-королевича. Принимали в монахини первого разряда (первого хора) девушек, происходивших из аристократических фамилий, имевших гербы. Во второй разряд (второй хор) принимались девушки простого происхождения, имевшие состояния или какие-нибудь значительные способности.
Наталья очутилась в первом хору. Соседки-монашки происходили из княжеских, графских фамилий и гербовых польских дворянок. Объяснялись они между собой только по-французски. Настроение было натянутое, процветал польский шовинизм. Покровителем монастыря был кардинал Александр Каковский.
Наталью в монастыре полюбили, так как она усердно старалась исполнять все обязанности этого ордена, на всех занятиях была первой, играла на органе во время богослужения, занималась с больными, готовила рисунки для вышивок на церковных одеждах и работала в аптеке.
Однажды ее посетила сестра Валентина, которая, оставаясь шариаткой, работала в госпитале Святого Духа. Она сообщила ей, что у нее часто бывает доктор медицины Николай Красовский и предложила знакомство с ним и при необходимости его врачебную помощь. Познакомиться с ней желала и его жена Мария.
Наталья ответила сестре, что ничего против знакомства не имеет, если это хорошие люди. Дней через 5—7 доктор Красовский, прислал ей роскошную корзину белоснежных роз со своей визитной карточкой. С этого дня всевозможные цветы аккуратно присылались в монастырь на ее имя, которые она с радостью отдавала в монастырскую церковь.
И вот как-то днем сестра Валентина познакомила ее с супругами Красовскими. Доктор произвел на нее очень хорошее впечатление, серьезный, уже пожилой человек. Его жена была совершенной противоположностью ему. Довольно хорошенькая, молоденькая женщина, одетая безвкусно, пестро, но богато. Она много говорила и беспричинно смеялась. Наконец Мария умолкла, и Красовский попросил рассказать им о ее жизни в монастыре. Он очень внимательно слушал ее рассказ. И тут Красовский вдруг предложил покинуть монастырь и пользоваться их домом и услугами. Наталья лишь улыбнулась и поблагодарила доктора.
Супруги Красовские все чаще и чаще стали бывать у Натальи, и она начала к этому привыкать. В отношениях с ними все было корректно и спокойно и в монастыре все складывалось неплохо.
В середине января 1934 года в монастырь приехал кардинал Каковский, с Натальей он встретился как обычно, в приемной. Выглядел очень серьезным и каким-то озабоченным. Внимательно взглянув на нее, он сказал: