– Замолчите! Это не повод для шуток! Здесь же дети! – раздалось сразу с нескольких сторон, и толстяк злобно насупился.
– Мы должны быстрее идти, – сказал он, – слишком много пустых разговоров.
– А кто пойдет, интересно? – вскинулся толстяк (так, будто речь шла о нем), – кто пойдет?
– Я. И врач. Этого достаточно!
– конечно, достаточно! – москвич завопил вновь и ему вдруг резко захотелось заткнуть уши, – это ты сам решил, что пойдешь! Ты тут самый умный? А остальные – сборище идиотов, так, да? Что, решил спастись сам, да?
– От чего спастись?
– От второго взрыва!
– Второго взрыва не будет! Автобус уже сгорел полностью.
– Тогда что это за гарь?
– Я не знаю, что это за гарь! Если ты так хочешь, можешь пойти с нами.
– И пойду! Обязательно! – оживился москвич, – пойду!
Они шли несколько минут, когда проход между деревьями сузился, и кое-где их тела вплотную касались темного мха, облепившего вековые стволы. Лес становился все темней и темней, а проход между деревьями – все у́же и у́же.
Здесь и в помине не было той изумрудной яркости листвы, того прозрачного солнечного света, искрящегося воздуха, как на той, увиденной им, поляне. Понурив голову, он продолжал идти вперед, прислушиваясь к мягкому шелесту чужих шагов за спиной.
Внезапно он ощутил что-то очень странное – настолько странное, что захотелось остановиться. Тишина. Пугающая, не привычная тишина! Кроме шелеста их шагов, больше не было никаких звуков. Лес без звуков. Ветви деревьев застыли в безмолвном молчании пустоты. Он почувствовал острый ледяной ком страха, медленно нарастающий в глубинах его живота. Опустил глаза вниз и невольно вздрогнул: мягкий ковер на земле, ковер из травы и прошлогодней листвы, был совсем черным.
– Ты уверен, что мы идем правильно? – голос раздался за спиной, и, обернувшись, он увидел лицо врача, на котором был страх (так же явно, как на его собственном).
Он произнес, словно отвечая на свои мысли:
– У нее была такая странная кукла…. У девочки… – ощущение тревоги не ушло, но, после того, как в лесу зазвучали живые голоса, оно стало как-то менее острым, – у девочки на поляне была такая странная кукла! Я никогда не видел подобного. Кукла ребенка. Я ведь вам уже рассказывал, что встретил на поляне в лесу женщину с ребенком….
– И где же они? – услышав реплику москвича, врач пренебрежительно усмехнулся.
– Откуда мне знать! Ушли домой, наверное. Но тут все выглядит как-то странно….сейчас. Когда я их видел, лес выглядел по-другому.
– Так, понятно, – это было абсурдно, но страх на лице врача стал исчезать, – мы идем не в том направлении. Похоже, мы заблудились.
Он пошел быстро, стараясь не думать, и буквально через несколько шагов был полностью вознагражден. Впереди показался просвет между деревьев, светящееся окно – блики солнечного света. Он бросился вперед, раздвигая руками ветки деревьев, и через несколько минут стоял на той самой поляне, которую видел прежде. С одним только исключением: поляна была пуста. На ней абсолютно никого не было.
– Что теперь? – тяжело дыша, москвич рассматривал поляну, – здесь никого нет! И ничего нет! Что теперь делать?
Он хотел ответить, как вдруг почувствовал что-то странное…. Вернее, услышал. На поляне был звук. И этот звук шел со стороны леса.
2009 год, Россия, Смоленская область
Место на окраине села, где дома вплотную подступали к лесу, называли Дьяволова пядь. В Дьяволовой пяди никто не жил.
Место это пользовалось дурной славой. Старики верили, что где-то там, среди руин, находится место, где есть спуск в ад. Так это или нет, проверить никому не удавалось. Но ясно было одно: просто так подобные названия народ не давал. И если издавна говорилось о дьяволе, место лучше было обходить стороной.
Дьяволова пядь представляла собой небольшую поляну, где остались руины деревянный домов. В центре была полностью обгоревшая, почерневшая от времени каменная коробка. Говорили, что это была церковь.
Первые жители деревни основали село как раз в том месте, на границе с лесом, но со временем, постепенно, поселок стал передвигаться все дальше и дальше, словно стараясь спрятаться от плохого места. И действительно, с самого начала 20 века в домах тех никто не жил. Впрочем, пытались там селиться, но все попытки заканчивались плачевно. Те, кто жил в Дьяволовой пяди, либо исчезал как сквозь землю проваливался, либо умирал тяжелой, нехорошей смертью. Старожилы современного села помнили историю поселенцев, последними пытавшихся поселиться в одном из домов. Это была семейная пара с двумя дочерьми. Приехали они в годах 70-х неизвестно откуда и заняли один из домов. Что в точности произошло, никто не знал, только однажды мужчину нашли повешенным в сенях. А на следующую ночь в селе случился пожар – как раз в ту ночь, когда в доме находилось мертвое тело. Жена и двое детей сгорели заживо – вместе с покойником. Отчего возник пожар – никто так и не узнал. Жители поговаривали, что мужчина был сильный колдун. Местные верили, что душа его не успокоилась после смерти, а продолжает бродить неприкаянной, сея страшное зло. Больше в Дьяволовой пяди никто не пытался селиться. Все старались обходить это место стороной.
Дома превратились в черные руины. Так и стояли они странным знаком, и даже дети не решались играть в них.
Церковь же, обгоревшая коробка которой высилась в самом центре Дьяволовой пяди, сожгли раньше – в 1941 году. Когда вся территория Смоленска и прилегающих областей попали в зону оккупации, немцы появились и в деревне. Через некоторое время они собрали 300 жителей села (женщин, стариков и детей) в церкви, заложили дверь бревнами и подожгли. 300 человек сгорели заживо. Это была карательная операция, за помощь партизанам. Когда война закончилась, восстанавливать церковь никто не стал.
В 21 веке значительно уменьшилось количество жителей поселка, да и те, кто остался, были лишь люди среднего возраста да старики. Молодежь покидала глухие края, предпочитая лучшую долю подальше от родных лесов. Но те, кто оставался, свято верили в страшные рассказы, а потому не подходили к Дьяволовой пяди близко, особенно с наступлением темноты. Жилых домов поблизости не было, поэтому никто не увидел, как обогревшая коробка церкви осветилась изнутри.
Это было странное синевато-желтое пламя, возникшее в самом центре сожженных руин, и тут же обхватившее коробку фундамента по краям. Языки пламени, вспыхнувшие со всех сторон, лизали камни, и на поляне стало светло, как днем.
В тот же самый миг огонь вспыхнул в каждом брошенном доме, охватывая все руины. Пламя, взметнувшееся ввысь, заметили в деревне. Люди бросились к месту пожарища, пытаясь тащить ведра с водой. Но было поздно: вся Дьяволова пядь полыхала, как огромный факел. Потушить этот жар было уже невозможно. Вместо развалин осталось гигантское пепелище.
Старый священник медленно поднялся с кровати и стал одеваться в темноте, на ощупь.
– Что ты? Куда на ночь глядя? – приподнявшись с подушки, жена с ужасом смотрела на него.
Вспыхнул выключатель прикроватной лампы. В лучах тусклого света было видно, что священник выглядел ужасно: под его глазами пролегли огромные черные тени, а руки тряслись.
– Куда ты? Что случилось?
– я ненадолго. В церковь мне надо. Кое-что оставить…
– Утром оставишь! Куда на ночь глядя-то идти?
– утром будет поздно.
Да что ты, в самом деле? Что с тобой?
– Спи. Я быстро. Вернусь минут через двадцать, не волнуйся. Ты спи.
Все еще тревожась, женщина прилегла, но сон к ней не шел. Взгляд упал на часы, висящие возле кровати: было 20 минут одиннадцатого. Ночь.
В соседней комнате старый священник сел за сто, включил лампу. Прижал дрожащие руки к груди. Там, под рубашкой, было спрятано то, что могло разрушить весь мир. И теперь он один нес на себе ответственность за судьбу целого мира – непосильный, невыносимый груз. Это нельзя было держать в доме. Бандиты могли появиться вновь – с минуты на минуту. К тому же, это обретало силу: он посмотрел на черные ожоги, покрывающие его руки. Они могли повториться еще и еще. Из ящика стола он достал конверт, листок бумаги и стал писать письмо. Искалеченные пальцы быстро-быстро заскользили по листку бумаги, ручка оставляла следы словно сама по себе. Слова складывались в фразы – может, не слишком складные, но он очень спешил. Наконец письмо было написано. Оно получилось таким обрывистым и сумбурным, что явно не внушало доверия. Он чувствовал, что ему не поверят – но все-таки это был его единственный шанс. Он запечатал конверт, надписал адрес. Что ж, он сделал все, что мог, на большее все равно не оставалось времени…. Затем быстро вышел из дома.
Он задержался возле почты – и впервые вздохнул свободно, когда конверт упал в жестяной ящик и глухо ударился о дно. Письмо было в ящике, а, значит очень скоро оно отправится в дорогу, и тогда…. Затем повернул в другую сторону и заспешил к церкви.
Вот и темная громада церкви. Он открыл маленькую дверцу служебного входа, чтобы не идти через главный вход – мало ли кто мог увидеть. Церковь встретила его пугающей темной. Раньше даже эта темнота была для него спасительной, но теперь он чувствовал липкий, леденящий страх…. Казалось, тишина, застывшая внутри, способна его раздавить. Он спешил к аналою, продвигаясь на ощупь, с ужасом прислушиваясь к пугающим звукам, и оттого не заметил красноватого пламени, вдруг появившегося в лампадке возле одной из икон. Лампадка была за его спиной – он не мог ее видеть. Не мог видеть того, что красное пламя, возникшее из крошечного огонька, вдруг стало пугающе увеличиваться в размерах, взметнувшись к самой иконе.
Красный язык пламени охватывал застывшие лица святых. От жара огня с икон потекла краска, и стало казаться, что святые плачут кровавыми слезами. А может, так и было на самом деле: из глаз застывших древних святых текла не краска, а кровь.
Когда через 20 минут священник вышел из ризницы, пламени уже не было, зато кровавые слезы на иконе проступали все более отчетливо. Но в церкви было темно, и священник этого не увидел.