– Упорствуешь ли ты в своих ответах перед лицом пытки, Катерина? Или готова сознаться в своих грехах?
– Мне не в чем признаваться! Я не виновна.
– Мы, инквизитор Карлос Винсенте, предупреждаем тебя, что к тебе будет применена пытка самой высшей степени тяжести. Страшная, нечеловеческая пытка третьей степени… (он сделал паузу, при этом у палача удивленно вытянулось лицо, а в глазах зажегся огонек интереса. Переходить сразу же к третьей степени пыток – в его практике мучителя и садиста это было впервые).
– Боишься ли ты страшных мучений, Катерина Бреус?
– Я не боюсь!
– Тогда я даю знак начать пытку!
Но знак рукой он сделал не палачу. Один из монахов быстро вышел. Было слышно, как звякнули железные двери. Два монаха, держащие с обеих сторон Катерину, сжали руки сильней. Через несколько минут монах вернулся, толкая кого-то перед собой…. Перед ним расступились. Монах держал ребенка. В глазах Марты был ужас, а на сжатых плотно губах застыл крик. Тело Катерины дернулось, словно через нее пропустили электрический ток.
– Марта!
Маленькая девочка дрожала от страха в своих рванных лохмотьях, даже не пытаясь вырваться из рук своего мучителя. В теле Катерины открылся источник силы – извиваясь, она изо всех сил пыталась вырваться из рук монахов. Все трое превратись в сплошной клубок. Монахи пустили в ход ногти, и скоро кровь из царапин полилась с рук Катерины, но женщина не чувствовала боли, отчаянно пытаясь вырваться и спасти дочь.
Увидев мать, девочка забилась худеньким телом, заплакала, закричала. Она кричала и плакала:
– Мамочка! Мама!
Но монах крепко держал ребенка в руках. Остановившись отдышаться, со страшным искаженным лицом Катерина крикнула (и от этого утробного голоса, шедшего, казалось, прямо из разбитого сердца) у многих мороз пошел по коже.
– Что ты собираешься с ней сделать, поддонок? Отпусти ее! Она же ребенок! Убей меня, не ее!
– Не ребенок, а дочь ведьмы! – голос Карлоса Винсенте звучал даже весело (он наслаждался произведенным эффектом) – проклятое семя!
– Отпусти! Не смей ее трогать! Не смей!
В комнате вновь зазвучал тайный катарский язык. Низко склонившись к искаженному лицу женщины, Карлос Винсенте тихо сказал:
– Вот твоя пытка, Катерина. Самая большая и страшная пытка, Катерина, не физические муки и не боль. Самая страшная пытка – видеть муки и боль того, кого ты больше всех любишь.
И, резко развернувшись, бросил палачу:
– Привязать девчонку к козлам!
В мгновение ока лохмотья были содраны с ребенка, и вскоре худенькое, дрожащее тельце было привязано к козлам, залитым кровью…
– Нет! – в голосе Катерины было столько боли, что, казалось, могут разрушиться стены, – Нет! Отпусти ее! Отпусти! НЕТ!!!
В голосе женщины уже не было ничего человеческого, а из выпученных глаз, казалось, еще совсем немного, и потечет кровь.
Знаком Карлос Винсенте указал палачу, и тот снял со стены особо страшную плеть, где между гибкими полосками кожи были вплетены куски металла, острые пластины, гвоздья… Один удар такой плети снимал с человеческого тела полоску кожи. Это было слишком страшное оружие пытки даже для взрослых людей…..
Детский голосок сорвался тоненькой нитью:
– Мамочка, мне страшно! Мне страшно, мама!
Сделав последний рывок в руках мучителей, Катерина дернулась так, словно тело ее содрогалось в судорогах. Палач замахнулся плетью… Но плеть не успела опуститься на плечи ребенка. Голос, разлившийся в воздухе, заставил всех замереть.
– Я отдам книгу! Я укажу место, где находится тайна! Я признаюсь во всем! Я признаюсь в том, что я ведьма! Я признаюсь во всем, только отпусти ее…
Карлос Винсенте сделала знак палачу, и тот опустил страшное орудие пытки. Словно боясь, что он передумает, несчастная женщина продолжала говорить:
– Я признаюсь в том, что я ведьма! Я ведьма! Я сварила и съела 400 младенцев… насылала порчу… я сварила их в медном котле…..И я отдам все, что ты хочешь…
Из ее горла вырвалось жуткое истерическое рыдание, и она замолчала. Карлос Винсенте повернулся к Катерине лицом:
– Ты отдаешь отчет в том, что ты сказала? Что ты сказала?
– Я признаюсь в том, что я ведьма! Во всем признаюсь! Только отпусти ее!
– Ты признаешься, Катерина? Признаешься добровольно? И подтвердишь эти слова потом?
– Да! Да! Да! Отпусти ее!
Ровным голосом инквизитор сказал:
– Отвяжи девчонку!
Палач моментально бросился выполнять приказ. На ребенка вновь накинули лохмотья. Девочка дрожала в чужих руках и тихонько скулила, а слезы все катились и катились по перепачканному грязью лицу…. А Катерина словно омертвела. Она выглядела так, словно умерла и существует за гранью жизни, как оживший мертвец. За несколько минут ее красивое обличие стало лицом мертвой женщины. И те, кто находился внутри, содрогнулись. Но она не смотрела уже ни на кого.
Карлос Винсенте сделал знак держащим ее монахам. Отпустив женщину, отошли в сторону. Женщина мягко опустилась на пол и осталась лежать лицом вниз.
– Ты просишь, чтобы я отпустил ее? А как надо просить? Как надо просить о милости, Катерина?
Медленно, двигаясь, словно во сне, она поднялась на ноги. По искаженному лицу женщины текли слезы. Несколько секунд она смотрела на инквизитора. Потом опустилась перед ним на колени, униженно наклонив голову вниз.
– Я прошу тебя о милости. Я признаюсь во всем. Только молю – во имя твоего Бога, в которого ты так веришь, отпусти мою дочь.
– Уведите девчонку обратно в тюрьму!
Вскоре Марта с держащим ее монахом исчезли за дверью, и было слышно, как в глубине зала за ними захлопнулся тяжелый засов.
Женщина по-прежнему стояла на коленях, низко наклонив голову.
– В каких именно грехах ты признаешься?
– Я ведьма. Я вступила в сделку с сатаной…. Продала ему свою душу… я… я насылала порчу… уничтожала урожай… я травила людей своими снадобьями из трав… я сварила в медном котле и съела 400 младенцев… а сало их брала для полетов…. – по лицу женщины текли слезы.
– Ты подпишешь свои показания и протокол?
– Мою дочь больше не приведут…сюда?
– Если ты подпишешь протокол, не приведут.
– Я подпишу.
Один из монахов протянул ей исписанный пергамент. Твердо и решительно Катерина поставила свою подпись.
Карлос Винсенте окинул всех присутствующих тяжелым, испытывающим взглядом:
– Теперь ведьма станет подробно рассказывать о совершении дьявольских ритуалов, и я должен остаться с нею наедине. Дальше общение с ведьмой опасно для непосвященных. Выйдите все и поручите эту работу слуге Господа!
Когда за последним из пришедших в комнату пыток захлопнулась дверь, Карлос Винсенте резко бросил женщине:
– Встань! – и пнул ее ногой.
Двигаясь, как во сне, женщина встала.
– Все, комедия окончена! Так я и думал! Ты просто дура, Катерина! Просто дура! А ведь я тебя предупреждал! Я давал тебе шанс спастись! Неужели ты думаешь, что этой нелепой чушью спасла свою дочь от костра?
– Что?! – глаза женщины неистово сверкнули, и даже инквизитора поразила эта вспышка.
– Твою дочь сожгут вместе с тобой.
– Нет! Нет! – она впилась руками в голову, выдирая пряди волос, – нет, господи….
– Бога для тебя больше нет! А сожгут ее вместе с тобой. Впрочем, есть один способ. Я постараюсь спасти твою дочь. Когда книга будет в моих руках. Говори!
– Третий камень наверху очага, слева, в зале трактира. Гладкий черный камень, затертый до блеска…
– Камень над очагом? Что ты говоришь?
– Там, в тайнике, книга, и еще зеркало. Это зеркало, в котором я могла видеть будущее. Именно так мне удалось вовремя уйти с горы, до того, как солдаты окружили всех… Именно так я спасалась множество раз. Только вот теперь не успела спастись.
– Это та самая книга, которую берегли в семье твоего мужа?
– Он говорил, что в этой книге проклятие, и тот, кто откроет ее, погубит весь мир. Он никогда не разрешал мне даже прикасаться к ней руками.
– Ты благородная женщина, Катерина. И я выполню свое обещание. После того, как я добуду книгу, я спасу твою дочь. Она не погибнет на костре, но будет до конца жизни молиться Господу. Во искупление твоих и моих грехов….Я могу отправить ее в монастырь, где она останется до конца жизни и никогда больше не выйдет за его пределы, если ты подпишешь свои показания на последнем третьем допросе и добровольно согласишься идти на костер. Добровольно – это значит ты взойдешь на костер сама, без принуждения, и сгоришь заживо. Тебя не задушат перед костром, как поступают со многими раскаявшимися. Ты будешь гореть заживо…. А на третьем допросе ты подпишешь бумагу о том, что вручаешь свою дочь в руки Господу, отдавая ее в монастырь во искупление твоих грехов… Ты умрешь мучительной смертью, но она будет жить! Что скажешь?
– Я согласна!
– Катерина, подумай! Тебя могут задушить перед костром, и ее тоже, и вы обе не будете страдать, умрете быстро и легко! Ты обрекаешь себя на мучительную казнь! А твоя дочь будет замурована в монастыре до конца своих дней!
– Это лучше, чем гореть на костре вместе со мной! Она будет жить, и это главное. Я согласна!
– Ты пойдешь добровольно на такую мучительную смерть?!
– Я пойду добровольно, если ты сохранишь ей жизнь!
– Когда ты подпишешь обязательство отдать ее в монастырь, я просто не смогу поступить иначе. К тому же, я даю тебе клятву, что твоя дочь будет жить. Я даю тебе клятву.
– Выполни свое обязательство, как я выполнила свое!
– Но костер, Катерина! Костер!
– Я не буду думать о нем! Моя дочь будет жить! Я пойду на костер, и моя дочь будет жить. А какой ценой – это не важно.
– Ты хорошо подумала? Ты не изменишь своего решения? И ты пойдешь на костер?
– Пойду. Я не изменю своего решения. Это мое последнее слово.
Карлос Винсенте вышел в зал, что-то сказал одному из монахов, и вскоре монах привел двух стражников:
– Уведите арестованную!
Катерина прошла через весь зал с гордо поднятой головой. И когда за ними захлопнулся тяжелый засов, Карлос Винсенте выбежал из комнаты пыток так, словно в этом каменном мешке ему не