Прокашлявшись, он просипел:
– Давайте.
– Знакомы с Глебом Велембовским?
– Он умер.
– Были знакомы?
– Был.
Дайнека сунулась со своим вопросом:
– Велембовский был вашим другом?
– Харчевались вместе. Иногда он раздобудет еды, иногда – я. Ночевали в соседних комнатах, пока его не убили.
– В доме под снос?
– Ну, да. Глебушку зарезали в его бывшей комнате.
– Знаете кто? – спросил Вячеслав Алексеевич.
Шнырь в ужасе отшатнулся:
– Нет!
– А чего вы так испугались?
– Зачем о таком спрашивать?! Я не знаю, кто это сделал!
– Не знаете, и не надо… Монетки видели у Велембовского?
– Мелочь? – Шнырь оживленно задвигался. Его отекшее лицо расплылось: – Я же говорил ему: кому нужна твоя бижутерия! А он мне всё: они настоящие!
Дайнека снова вмешалась:
– А почему бижутерия? Ведь мы говорим о монетах.
– А у него не только монетки были. Гребешок, витой браслет с головой льва да резные бляшки. Думаю, от жены досталось. Монеток было всего две или три.
– И он все продал?
– Продал. Жрать было нечего. Глебушка все повторял: жалко, да делать нечего. Он это добро в комнате под половицей держал. Я как-то подглядел, как он туда бижутерию прячет. Назавтра заглянул – нет ничего. Потом смотрю, опять появились: бляшки, жестяная тарелка и фигурка – мужик на коне. Я без спросу не брал. Покормит, нальет – и ладно. Но что характерно: потом какой-то дурак в его комнате пол проломил. Я говорю: иди, Глебушка, спи у меня. А он мне – нет. Привык, говорит, к своей комнате. Гляди, говорю, по пьянке в темноте провалишься в дыру и шею сломаешь. – Шнырь безнадежно махнул рукой: – Да где там! Интеллигенция…
– Велембовский рассказывал о себе? – спросил Вячеслав Алексеевич.
– Про жену Галю вспоминал.
– Вы сказали, что монеты и бижутерия принадлежали ей…
– Это я так, предположил. Иначе откуда у мужика гребень бабий возьмется?
– Может, украл?
– Не-е-ет! – Шнырь ожесточенно помотал головой. – Глебушка не из этих. Чужого не брал. Интеллигенция…
– О чем еще он рассказывал? – спросила Дайнека. – Про родителей говорил?
– Убили их, когда он был малолеткой. И, что характерно, под самый Новый год это случилось. – Шнырь вздохнул. – Вот тебе и весь хрен до последней копейки.
– Его, кажется, подозревали в убийстве… – начала Дайнека.
Вячеслав Алексеевич тут же ее спросил:
– Тебе откуда это известно?
Она ответила:
– Потом расскажу, папа. – И снова обратилась к Шнырю: – Об этом говорил Велембовский?
– Рассказывал, что, когда вернулся домой, родители были мертвыми. А он же – пацан, ему показалось, что отец еще дышит, он выдернул из него нож. В крови перевозился, на рукоятке отпечатки оставил… Говорил, что чуть тогда с ума не сошел. Пацан все-таки был. Так его же потом и обвинили. Сначала в убийстве, а потом в соучастии. Придумали, что, дескать, он убийцам дверь сам открыл. Если бы не друг отцовский… Фамилию как сейчас помню – Благовестов. – Шнырь опять расплылся в улыбке. – Фамилия – благостная. Он, этот друг, сказал на следствии, что будто бы после катка Глебушка к нему заходил. Они жили на одной площадке в этом же доме.
– Откуда знаете?
– Мы к нему ходили еще до Пасхи. Жрать было нечего, Глебушка денег у него попросил.
– Благовестов еще жив? – удивилась Дайнека. – Сколько ж ему лет?
– Отец уже помер. Сын – старик, еще старше Глеба.
– Значит, вы ходили к сыну Благовестова?
– Он – тоже Благовестов. Глеб рассказывал, что после смерти родителей Благовестовы оформили опекунство, и он три года жил в их семье.
– Это понятно, – сказал Вячеслав Алексеевич. – Денег дал?
– Дал. Мы сразу жратвы купили. Ну и, конечно, выпить.
– Старик сильно пил?
– У-у-у-у! – протянул Шнырь. – Мне за ним не угнаться. Куда мне! Интеллигенция!
– Часто бывали у Благовестова?
– Только раз и сходили.
– Куда еще вас водил с собой Велембовский?
– Пошли мы с ним на Пасху подхарчиться на Ваганьковское кладбище…
– На кладбище подхарчиться? – удивилась Дайнека.
– А ты и не знаешь? – Шнырь удивился еще больше ее. – В родительский день и на Пасху на каждой могилке еда лежит, а где и стопарь с водкой.
– Это ясно. – Вячеслав Алексеевич вернул его к теме. – Что было дальше?
– Глебушка пошел на могилку к родителям, сказал, лет десять у них не был. Как тогда на Пасху сходил, так и зачастил. Недели не проходило, чтоб не побывал на могилке. Я сяду на парапетик возле Есенина и жду. Глебушка сначала к родителям зайдет, потом – на могилку к деду. Ходили всегда вечером, так меньше народу. Бывало, охранники закроют ворота, и мы выйти не можем. Сколько раз с ними ругались. Один раз нас даже побили. Так мы потом через забор уходили.
– Значит, Благовестова больше не навещали?
– Зачем? Мы с Глебушкой все лето на побрякушки харчились. Продаст какой-нибудь дурынде монетку, она ему – тыщу. Это ж два литра водки, да еще на закусь хватает. Ну а ежели на спирт перевести…
Вячеслав Алексеевич выразительно посмотрел на дочь. Она тут же оправдалась:
– Я, между прочим, просила его не покупать водки.
– Короче, летом не бедствовали, – подвел черту Шнырь.
– Что еще можете рассказать?
– Так нечего больше рассказывать. Убили Глебушку – мне теперь голодно.
– Зачем же вы тогда из больницы сбежали? Там – чистая постель, еда и лечение.
Шнырь быстро отвел глаза и посмотрел в окно:
– А это уж мое дело. Про старика спрашивайте, а ко мне в душу не лезьте.
– Да нет… Просто интересно. – Помолчав, Дайнека задала новый вопрос: – И где вы были той самой ночью?
– Какой такой ночью? – испуганно вскинулся Шнырь.
– Когда убили Велембовского.
– А ты зачем такие вопросы мне задаешь?! Я здесь ни при чем! Меня в доме не было! – С каждой следующей фразой Шнырь говорил все громче и громче, в конце концов перешел на крик: – Убийство пришить мне хочешь!
– А ну заткнись! – Вячеслав Алексеевич схватил Шныря за грудки: – Не смей кричать на мою дочь!
Он жалобно захныкал:
– А что она?..
– Все! – Вячеслав Алексеевич отпустил Шныря и протянул ему деньги. – На! Возьми!
– Все, что ли? – Шнырь выхватил деньги и сунул их за пазуху. – И больше ничего?
– Телефон у тебя есть?
– Откуда?..
– Если понадобишься? Где тебя искать? Куда ты теперь?
– Есть одно место. Но я пока не решил.
– Так как же тебя найти? – Вячеслав Алексеевич повторил свой вопрос.
– Сторожу Митяю скажи, он мне передаст.
– Какому такому сторожу?
В разговор вмешалась Дайнека:
– Я знаю его, папа.
– Откуда?
– Об этом тоже потом расскажу.
– Ну, так что? – Шнырь дернул ручку.
Вячеслав Алексеевич разблокировал дверь и, дождавшись, когда Шнырь выйдет на улицу, строго сказал дочери:
– Похоже, нам есть что с тобой обсудить.
Разговор в дороге вышел сумбурным. Дайнеке пришлось рассказать отцу про знакомство с заправщиком Лешей и сторожем дядей Митей. А также передать рассказ Елены Петровны.
– Она заказала в архиве дело об убийстве родителей Велембовского.
– Мальчишку в самом деле обвиняли в их смерти? – спросил Вячеслав Алексеевич.
– Так сказала Елена Петровна. Шнырь повторил то же самое. А он получал информацию от самого Велембовского.
– Не склонен доверять таким типам.
– Зачем же дал ему столько денег?
– Во-первых, для того, чтобы чего-то добиться. Во-вторых, мне просто его жаль. Больной, старый, бездомный…
Вячеслав Алексеевич горько задумался, и Дайнеке вдруг показалось, что он скажет: как я. Но он сказал:
– На эти деньги Шнырь проживет пару месяцев.
– Ага… – с усмешкой проговорила Дайнека. – Теперь я знаю, от кого у меня такая черта.
– Ты снова мне соврала.
– Ко-о-о-гда? – возмутилась Дайнека.
– Пообещала не ввязываться в эту историю, и ввязалась.
– Так это когда было?
– Обещание есть обещание. А ты его нарушила. Значит – обманула. Раньше такого не было.
– А вот и нет…
– Что? – Отец с подозрением прищурился, но Дайнека сделала вид, что не расслышала.
– Надо бы разыскать Благовестова, – сказала она.
Отец «купился» на ее отвлекающий маневр:
– Это не сложно. Скажу Вешкину, и он найдет его адрес.
– Вешкин! – Дайнека взглянула на часы. – Он будет ждать меня у дома через десять минут.
– Ну и что?
– Как ну и что?! Меня же там нет!
– Ну так позвони ему. Чего проще?
Дайнека схватилась за телефон, но тут же его отложила.
– И что мне ему сказать?
– Что? – не понял отец.
– Я поехала к Шнырю без него.
– Скажешь, так вышло.
– Это некрасиво, – заключила Дайнека.
– Некрасиво говорить или делать?
– И то, и другое.
– Неумение контролировать свои поступки, отсутствие дисциплины и ложь… – начал Вячеслав Алексеевич.
– Па-а-а-а-а-па! – завопила она.
– Ладно, сиди. Через пять минут будем дома. Я сам поговорю с Сергеем и все ему объясню.
Они встретились у подъезда, и, конечно, Вешкин возмутился, что визит к Шнырю прошел без него. Еще больше он возмутился, когда узнал, что вряд ли сможет сам его разыскать.
– Так дела не делаются, – сказал Сергей, обращаясь к Вячеславу Алексеевичу. – Вы сами поручили мне дело и сами все портите.
– Лучше объясни, зачем втайне от меня ты помогал этой особе. – Вячеслав Алексеевич кивнул на дочь. – Зачем ее покрывал? Мы договорились, что она не лезет в эти дела.
– Но я…
– Ты должен был сразу мне позвонить! – продолжал Вячеслав Алексеевич. – А ты бросился искать этого бомжа! Да еще сообщил Людмиле, где он находится!
Дайнека поежилась и виновато поглядела на Вешкина:
– Про Шныря мы всё тебе перескажем.
Тот огрызнулся:
– А ты вообще молчи… Интриганка.
Вячеслав Алексеевич открыл подъездную дверь:
– Идемте в квартиру. Там поговорим.
Через несколько минут все трое уже сидели в гостиной.