– Я задал вопрос. Прошу на него ответить, – напомнил ей Кротов.
– Людмила! – грозно рыкнул отец.
– Ну, хорошо… – Сдержав обиду, она опустила глаза и медленно процедила: – Со мной был мой друг…
– Имя и фамилия.
– Влад Делягин.
– Зачем вы залезли в заброшенный дом? – Кротов иронично поддел Дайнеку: – Опять кого-то догоняли?
– Прошу не давить на мою клиентку, – проговорил адвокат. – Она самостоятельно ответит на ваш вопрос.
У следователя презрительно опустились уголки губ. Он проронил:
– Я слушаю.
– Мы влезли в дом, чтобы посмотреть на то самое место.
– Место, где убили Велембовского?
– Да, – подтвердила Дайнека. – Я показывала Владу дыру, в которую провалилась.
– Заходили в другие комнаты?
– Какое это имеет значение?
– Если спрашиваю, значит, имеет.
– Нет, не заходили, – ответила она.
– А ваш приятель?
– Во время пребывания в доме мы не отходили друг от друга. Когда я увидела, что пол в комнате Велембовского вскрыт, то испугалась, и мы стали спускаться вниз.
– Стоп! – остановил ее Кротов и, покосившись на адвоката, спросил: – Откуда вам известно, что раньше в этой комнате жил Велембовский?
Дайнека посмотрела на отца, и тот кивнул:
– Расскажи.
– Об этом я узнала от Шныря.
– Шнырев Никита Васильевич, шестьдесят шестого года рождения? – уточнил Кротов.
– Да, это он.
Глядя в протокол, Кротов сказал:
– Он мертв.
– Как? – Дайнека огляделась в поисках помощи. – Когда?
– Его убили прошлой ночью в этом же доме.
– Людмила Вячеславовна, – проговорил адвокат. – Не говорите больше ни слова.
Вячеслав Алексеевич с возмущением накинулся на Кротова:
– Почему вы не сказали мне об этом по телефону?!
– Для этого есть причины, – ответил следователь.
– Теперь я понимаю, что за методы вы взяли на вооружение.
– А вы попробуйте взять другие! – задиристо откликнулся Кротов. – Встаньте на мое место и оцените ситуацию! Сначала ваша дочь бежит в дом, и там убивают Велембовского. Потом она приводит в дом своего приятеля, и там погибает Шнырев. И все, прошу вас заметить, ночью. – Наконец он обратился к Дайнеке: – Как же вы не заметили, что в соседней комнате лежит убитый Шнырев?
За Дайнеку ответил Камнев:
– Людмила Вячеславовна продолжит беседу после консультаций со мной.
Кротов устало откинулся на спинку кресла, обвел взглядом кабинет и заговорил тусклым, безжизненным голосом:
– А что, если взять и выписать постановление. Посадить Людмилу Вячеславовну на цугундер. Сначала на сорок восемь часов. Потом, после вынесения судебного решения, еще на семьдесят два.
– Угрожаете? – Вячеслав Алексеевич встал со своего места и загородил собой дочь. – Как вы смеете?
– Сядьте! – Кротов указал ему на стул. – Мне известно, что вы встречались со Шныревым за несколько часов до его убийства.
– Предположим, встречались. – Вячеслав Алексеевич вернулся на свое место. – Но это ничего не означает. Мы говорили про Велембовского.
– Зачем?
– Вы сами поставили нас в такое положение, когда мы с дочерью должны выяснять, откуда взялись эти чертовы монеты. Нас вызывал Сокольский.
– В подобных делах это – норма.
– Убийство двух человек – посерьезнее каких-то монет, – тихо сказал Камнев, намекая Вячеславу Алексеевичу на то, что нужно быть осторожнее.
– Вы давали Шныреву деньги? В его карманах обнаружена приличная сумма.
– Да, я ему заплатил.
– За что?
– Да, в общем-то, ни за что. Просто стало жаль этого бедолагу.
– Вы получили от него какую-то информацию?
– Практически – никакой.
– И здесь вы врете. Неужели он не рассказал о тайнике с «бижутерией»?
– Откуда вы знаете?
– У меня есть его показания.
– Вячеслав Алексеевич! – Адвокат встал и положил на стол свою папку. Потом спросил Кротова: – Будете составлять протокол?
– Обязательно!
– Тогда мы берем получасовой перерыв. Скажите, где у вас комната для переговоров? – Немного подумав, он заключил: – Впрочем, мы лучше выйдем на воздух.
– Через тридцать минут я жду в этом кабинете Людмилу Вячеславовну. После нее – Вячеслава Алексеевича.
Совещание с адвокатом началось в сквере возле следственного отдела, потом переместилось в машину – вдруг начался дождь.
– Мы можем рассчитывать, что ваш приятель Делягин не скажет ничего лишнего? – спросил адвокат Камнев.
– Я поговорю с ним, – пообещала Дайнека.
– Лучше дайте мне его номер. Только предупредите, что я позвоню.
– Хорошо, – кивнула Дайнека. – Напишу ему эсэмэску.
– Основная рекомендация такова: на допросе вы не должны говорить ничего, что могло бы вас опорочить или вызвать ненужные вопросы. На вопросы отвечайте однозначно: да или нет. Если это невозможно – отвечайте короче. Ни один ваш ответ не должен допускать двоякого толкования.
– Это общая установка? – спросил Вячеслав Алексеевич.
– Для вас – то же самое. Сейчас Людмила Вячеславовна расскажет, как все было на самом деле. Потом я решу, какими будут наши последующие действия.
Дайнека начала рассказывать, излишне детализируя, но Камнев жестом указал на часы. После этого она сосредоточилась и стала говорить только то, что действительно имело значение. Вячеслав Алексеевич внес ясность касательно их визита в Боткинскую больницу.
– Шнырь сбежал оттуда сразу после того, как к нему пришел визитер.
– Вы знаете, кто это был? – уточнил Камнев.
– Нет. К тому времени, когда мы пришли, его уже не было.
– Необходимо отразить этот факт в показаниях как можно отчетливее. – Адвокат порекомендовал исключить несколько моментов из разговора с Шнырем и в конце совещания порекомендовал: – Вам нужно описать маршрут передвижения по заброшенному дому так, чтобы однозначно исключить возможность попадания в ту часть коридора, которая прилегает к комнате, где лежал труп Шнырева.
Адвокат Камнев инструктировал их на ходу, но Вячеслав Алексеевич и Дайнека хорошо усвоили то, как нужно вести себя во время допроса.
– И последнее, о чем попрошу… – Камнев поднял руку и показал ладонь. – Если сделаю так – немедленно купируйте тему и замолкайте. Если кивну – значит все правильно и можно продолжать говорить. Поскольку я не защитник и не вправе задавать вам вопросы и комментировать ответы, будьте внимательны. Вмешаться смогу лишь тогда, когда во время допроса будут нарушаться ваши права.
Спустя полчаса после расставания с Кротовым Дайнека вернулась в его кабинет. Усевшись рядом с Камневым напротив следователя, она вдруг спросила:
– Могу задать вам вопрос?
– Задавайте, – сказал Кротов.
Адвокат Камнев насторожился в ожидании того, о чем она спросит. Он ясно помнил, что такой договоренности у них не было.
– Где похоронили Велембовского? – спросила Дайнека.
Следователь усмехнулся и посмотрел на нее с любопытством:
– Вам это зачем?
– Я должна сказать об этом его другу.
– Друга, судя по всему, похоронят в той же могиле.
– Я говорю не про Шныря.
Адвокат Камнев показал Дайнеке ладонь, и она замолчала.
Кротов понимающе хмыкнул, но все же ответил на ее вопрос:
– Велембовский лежит в холодильнике. Захоронят его не скоро в общей могиле. На таких не ставят памятников. Вот такие дела.
Глава 22Каждый день – черный
За окном автомобиля сияли освещенные улицы Москвы. Комфортабельная машина шла мягко, немного покачиваясь на поворотах. Кондиционер нагонял свежий воздух, в салоне было прохладно и тихо.
Приникнув к отцу, Дайнека думала о том, насколько правильно ответила на вопросы и не навредила ли себе или отцу.
Когда вышли от Кротова, адвокат Камнев сказал:
– В целом она вела себя правильно и говорила то, что нужно, но были неточности.
Из-за неудовлетворенности собой и от усталости настроение у Дайнеки было плаксивое.
– Папа… Разве правильно, что Велембовский вторую неделю лежит в холодильнике? Он же человек, а не кусок колбасы.
– У каждого своя судьба. – Отец поцеловал ее в лоб и погладил по голове.
Дайнека вздохнула:
– Он был хорошим человеком и прожил трудную жизнь.
– Откуда ты знаешь?
– Об этом рассказал Благовестов.
– Удалось записать разговор?
– Да. – Она подняла голову и посмотрела на отца: – А что, если Велембовского похоронить рядом с родителями?
– Ты хоть представляешь, во что это обойдется? Шнырь сказал, что их могила на Ваганьковском.
– Ах да, конечно… Это будет чересчур дорого.
– Не просто дорого, а очень дорого. И это – во-первых. Во-вторых, придется получать разрешение, которое в принципе получить невозможно. – Вячеслав Алексеевич задумчиво посмотрел в окно: – В конце концов, какая разница, где лежать после смерти. Я бы попросил сжечь меня в крематории. Не хочется лежать под землей и медленно разлагаться. Уж лучше – в огонь, а дальше, как получится: в вазочке – в колумбарий или развеять пепел над Енисеем.
– Почему над Енисеем?
– Там моя родина. Когда тебе стукнет пятьдесят, ты тоже вспомнишь, где твои корни.
– И где они?
– А ты как считаешь?
– Одной ногой я стою в Красноярске, второй – в Москве. В Красноярске живет моя мама. В Москве – потому, что люблю этот город и здесь мой дом.
– Да… – протянул отец. – Когда состаришься, выбор будет тяжелым.
– Надо подумать, где развеять мой прах, – сказала Дайнека.
– Слава богу, до этого тебе еще далеко.
– Так как насчет Велембовского?
– Что?
– Ты что-нибудь придумаешь? Не позволишь, чтобы он лежал в холодильнике?
– У каждого своя судьба, дочь, – повторил Вячеслав Алексеевич.
– Я не говорила тебе… – Дайнека чуть помолчала, потом продолжила: – Иногда я думаю, что, если бы не побежала за стариком, он остался бы жив.
– Не смей так думать! В том, что он умер, твоей вины нет.
– Потом еще этот Шнырь…
Уловив в ее голосе близкие слезы, Вячеслав Алексеевич сказал: