Второй. Он играет в теннис в Люксембургском саду. Можно было бы порассуждать о нашем с ним различии. Изречь мудрость из басни Крылова, когда жестокий муравей стрекозе бросает: «Ты всё пела, это – дело, так поди же, попляши!» Но я не стану.
Выясняется, что как ни живи жизнь, но если угораздит дожить до старости, то непременно будешь мучаться. Хоть проживи праведником, хоть страшным грешником, но ничего хорошего тебя не ждёт, человек. Так? Вроде так…
Вот, у него даже нет сил дописать один рассказ в книгу. Один рассказ, впрочем, всё равно ничего не изменит. Ненасытной вечности нужен труд – oeuvre, собрание книг. У него нет «труда», он благодушно ленился, нет «oeuvre», он получал приличные деньги на своём американском радио за передачи о джазе. И вот теперь у него мучительное лицо. Он не участвовал в войнах как я, он не сидел в тюрьме, он миновал страдания, но вот страдания набросились на него.
«Никто не избежит страданий». Так?
Получается, что да. И если ты удачно бежишь от них целых лет семьдесят, то они наваливаются на тебя в конце. Может быть, если бы он страдал в течение жизни, он не страдал бы сейчас.
Ему следовало более равномерно распределить страдания по жизни? Что-то вроде этого.
Я помню, как в 1981 году в Paris мы перевозили меня с Rue des Archives на rue des Ecouffes. Нас было четверо и все писатели: Саша Соколов, Сергей Юреньен, этот мой друг, вот, и я. Поскольку улицы эти рядом, нам не нужна была машина. Мы носили вещи пешком и последней тащили огромную картину. Белая на белом картина принадлежала Козлику. Автором её был японец.
Картина была устрашающих размеров 2 х 4 метра и её парусило, когда мы её несли. Сама она была лёгкая, но её парусило.
Тяжесть
Когда умерла моя мать, я получил телеграмму от её сиделки из Харькова: «Эдик, мама умерла».
Я поехал. То был как раз короткий период, когда чёрный список на Украине упразднили. Был март 2008 года, а упразднили список в августе 2007-го. А я был в списке. Рядом с Лужковым и Жириновским.
Со мною точно были Димка Everton и Миша Шилин. Вот был ли кто-то ещё, не помню.
Прошли годы. И вот совсем недавно Димка Everton, он сдержанный человек, обратился ко мне, задумчив:
– Эдуард Вениаминович, я давно хотел сказать Вам про одну странную вещь.
– Давай, говори, какую?
– Помните, мы с Вами в Харьков ездили, маму Вашу хоронить.
– Ну да, отлично помню. Такое не забудешь. Мать человек хоронит один раз.
– А помните, что мы с Михаилом её вниз выносили в одеяле, а гроб у подъезда стоял, чтобы в гроб уложить?
– Ну да, помню.
Я вспомнил дешёвенький гроб как лубяной коробок, как лукошко для яиц, крематорий приехал с таким гробом.
– Ну так вот, когда мы её подняли с Михаилом, то вначале она была совсем лёгкая, ничего не весила, в ней же хорошо, если килограммов сорок пять было, от болезни… Но потом она вдруг стала такой тяжёлой, как бетонная плита, что последние пролёты лестницы я уже еле её тащил.
Everton (кликуху ему нацболы дали производную от его любимой английской футбольной команды) помолчал. И продолжил:
– Я тут с Михаилом поговорил недавно и спросил его о том как мы Вашу маму несли. И он тоже почувствовал какая она стала каменно-тяжёлая… Что думаете?
Я был не готов к ответу на такой вопрос, однако, ответил первое, что в голову пришло.
– Не хотела на тот свет, сказать не могла, закричать не могла, вот увеличением веса тела дала знать.
– Может быть… – сказал Everton, – может быть и так.
И добавил:
– Ещё следует учесть, что это десять почти лет тому назад было. Мы тогда с Михаилом совсем здоровые парни были…
– Ну да…
Девочки-смерть
23 июля мне прислали в почту видео парада в Китае. Не этого года, но это неважно.
Маршируют женские батальоны.
Судя по униформам: белый, чёрный, синий и красной – четырёх родов войск.
Но как маршируют эти девочки! Ой как! Как на подбор все тоненькие, узенькие, смертельно опасные молодые осы Китайской Вечной империи.
Видео создано на базе китайского рекламного видимо ролика, где показан парад и тренировки к параду. Вначале китайцы показали толпу девок с баулами и в балахонах и с чемоданчиками, приехавших поступать в спецназ.
Потом показывают, как их мучают (упал – отжался), как бьют по лицу и голове плетью, как орёт на них китайский командир, как на спине у них туго-натуго привязаны плоские кресты, чтоб держались осы прямо. Как пришпилены они булавками в кожу.
И как они вышагивают потом эти гостьи из будущего, просто озверительно красивые, модные, командирши с пистолетом спереди, ближе к письке, как дисциплинированными шеренгами с чёрными автоматами идут за командиршами рядовые.
Русские пояснения ложатся на видео субтитрами. Возможно в китайском оригинальном ролике также, возможно – нет. В какой-то момент изображение исчезает, мутный туман. И из-под русского субтитра «Судью на мыло!» будто бы случайно появляется изображение солдаток американской армии – неуклюжих, разноростых и overweighted.
И снова появляются китайские армейские феи – осы, вместо крыльев – чёрные автоматы, а у командирш на юбочках возле писек висят пистолеты в кобурах.
«Чудо как хороши», – сказал бы Пушкин.
Голос за кадром сообщил, что ему больше других понравились Ladies в красном, китайские красавицы, как красные маки: полк самообороны.
«Китай, действительно, могуч и велик», – написал мне человек, живущий во Франции, откуда он и прислал мне китаянское видео.
После этого я встрепенулся как старый пёс. Очень крутые девочки-смерть. Юные осы Китая.
Одинокая бродит гармонь
Целую тёмную дождливую ночь напролёт снилась песня «Одинокая бродит гармонь».
«Может счастье твое недалёко,
Я не знаю, его ли ты ждёшь,
Что ж ты бродишь всю ночь одиноко,
Что ж ты девушкам спать не даёшь…»
Я всё пытался во сне вспомнить начало песни.
«С яблонь цвет облетает густой…»
То пойдет на поля, за ворота,
То обратно вернётся опять,
Словно ищет в потёмках кого-то
И не может никак отыскать.
Что ж ты бродишь всю ночь одиноко
Что ж ты девушкам спать не даёшь…»
Встав, я легко мог прочесть весь текст в Википедии, но не стал. Не захотел путать современность в мои счёты с прошлым.
Когда я стал подростком, то ещё играли на гармошках, хотя уже были и гитары.
Со мной в классе учился Витька Немченко, так у него были синие-синие глаза, и жил он с дедом и бабкой на Тюренке, и у деда его были синие-синие глаза, и он был рослый и худой, выше Витьки. Родители у Витьки жили на Урале, оттуда он и приехал учиться к нам на окраину Харькова. Волосы у Витьки были светло-русые, большими кольцами, голос хриплый, нос расшлёпанный, был он ладный такой и девкам нравился. Когда я потом увидел Хвоста – Хвостенко в Москве, я подумал: «Так это ж Витька!»
Я ходил к нему в частный дом пить бражку, она стояла в доме в сенях в бочке. Нужно было снять крышку и откинуть марлю, и зачерпнуть половником, и в стакан. Стакашки были небольшие и гранёные, грамм на сто.
Нам было лет по пятнадцать. Вряд ли все эти люди живы. Витька жил на Тюренке, где были ароматные дымы из труб и люди жили в своё удовольствие в буколическом неведении о том, как они хорошо живут.
А люди часто живут в буколическом неведении, что им хорошо, и только потом их озаряет как же было хорошо.
В те времена даже милиционеры были хорошие.
Витька трогал быстрыми пальцами перламутровые клавиши своей серебристо-зелёной гармошки, в палисаднике цвели яблони и сливы, над Тюренкой плыли в небо цветные дымы, а было нам по 15 лет. И девочки смотрели на нас во все глаза. Я даже, кажется, ещё стихов не писал, и только напившись бражки исполнял бессознательные танцы. В этом тогда выражалась моя творческая сторона.
А потом у Витьки Ревенко умерла мать. Это уже позже, когда цвела сирень. У них был старый дом и жили они в другом месте, на север от нашей Салтовки. И был у них большой запущенный сад с сиренью. И страшно пели старухи отпевая мать этого другого Витьки… Церковные песнопения. Потом пошёл дождь и девочки из нашего класса стали красивыми, потому что я напился на похоронах. Тогда я понял стихи Блока.
А в эту ночь я понял красоту неземную песни «Одинокая бродит гармонь»… Я, русский парень, 74-х лет.
О русском языке тюремном
Восхитительный!
В Саратовском централе мужика (из зэков), который разносил официальные бумаги по камерам, называли «грамотный». Добравшись вечером с судов/допросов зэки, войдя в «хату» первым делом спрашивали: «Грамотный был?» Все ожидали вестей из судов, от аппарата власти. «Грамотный» мог принести счастливую бумагу, а мог такую, от которой зэк заболеет.
Подслушивать на зэковском жаргоне было «уши греть».
«Ты чего уши греешь?»
«Стою я утром. У двери уши грею…»
Спрятаться – «засухариться».
Даже эти несколько примеров зэковского языка демонстрируют его романтичность, старинную деликатность такую…
Женские гениталии назывались грубовато: «пилотка». Но вообще-то говоря, похожи, разве нет? Несколько складок, хм…
Да и простое, но теплое «хата» взамен казённого и строгого «камера», свидетельствует о скромной, но нежной любви зэка к его местообитанию, пусть у хаты и решётки на окнах, в ней зэк видит свои сны, возможно, маму свою во снах, пусть он и грубиян двухметрового роста.
Глиняные цивилизации
Что такое глина? Она лепится, и если её обжечь, образует кирпич.
Правильно писать Месопотамия с одним «с». Междуречье и околоречье Тигра и Евфрата было тем местом, куда стеклись ищущие где бы остаться, кочевые вначале орды.
Там после разлива рек, так же как после разлива Нила, оставались плодородные земли, мокрый ил, куда брось зерно, и оно прорастёт.