«Ulus törü-yin yabudal — дела государства» [Нацагдорж 1968, с. 137] и «Ulus törü-yin jirum — государственный закон» [Нацагдорж 1968, с. 164] стали, по-видимому, повседневными.
Это использование началось при маньчжурах и продолжилось во времена Богд Хана (1911–1921). Хотя в тот период проблемы Монгольской автономии много обсуждались, страна не была полностью независимым государством. В связи с этим в официальных документах обычно использовали слово ulus (nation) по отношению к существовавшему государству или правительству и лишь изредка прибегали к слову tör [Жамсран 1992].
Тем не менее, хотя в период с конца XVIII и до начала XX в. значение tör уже не является столь высоким по смыслу, оно не исчезает окончательно. Например, в Surgaal Вана отмечается: «Törü-yin tngri tagalahu» — быть любимым (благословенным) богом törü. Различие между реальным государственным аппаратом или страной (ulus) и конкретизированным государством (törü) можно увидеть, обратившись к двум выражениям, которые использовал Дилова-хутухта: а) «Монголия образовалась как независимая страна» (Mongol tushai ulus baigulugsan) и б) «Основать монгольское столп — государство» (Mongol-un tulgur törü baigulhu) [Lattimore, Isono 1982]. Последнее является отголоском многих более ранних символических эпитетов, выражающих идею воплощенного государства (törü) — неразрушимого, значительного и основательного, и в то же время как чего-то, что должно быть уважаемым, поддерживаемым, чем должно восхищаться. Так, в Алтан Тобчи XVII в. мы находим следующие эпитеты: «нефрит» (qas), «тяжелый» (hundu), «столп» (gadasun), «завершенный» (bütügsen), «хороший» (sain), «истинный» (ünen) и «дорогой» (qairgan). В другом примечательном выражении — törü tögöreg — эпитетом к törü является определение круглый, т. е. полный или завершенный. Он является еще и чем-то, содержащим внутренний смысл, требующий раскрытия, что определяет следующее выражение: «замок» törü — törü-yin onisun[134]. Такие выражения создают исторический фон для формирования понятия «столп-государство», которое Дилова-хутухту использовал спустя два столетия.
Интересно, что törü как самостоятельное слово не фигурирует в Конституции Монголии 1924 г. Термин встречается трижды в паре со словом uls, однако для обозначения «народа» в этом документе неизменно используется термин uls. Добавление törü (улс тор) привносит иной смысл и означает «государство» [Конституция 1924]. В целом, в коммунистический период те символические эпитеты, которые использовал Дилова, в официальных документах не употреблялись. Термин tör использовался для обозначения «государства» в прямом переводе соответствующего русского слова. Поэтому в более поздних документах мы находим выражения типа: aradyn khubsgalt tör — народное революционное государство; aradyn töriin ardchilal — демократия народного государства; sotsialist tör — социалистическое государство; törüiin khereg — государственные дела; törüiin alab — государственная обязанность [История МНР. т. 2, кн. 2]. В период социализма uls tör становится стандартным выражением для политики, например, uls töriin öörchlölt — политическая реформа. Однако даже в тот период можно было наблюдать элемент конкретизации по отношении к törü, например, в выражении ardyn jasagynner tör — достоинство (букв.: «имя и törü») народного правления [История МНР. т. 2, кн. 2].
Однако в коммунистический период более ранние монгольские идеи и представления не исчезли полностью. Фактически они были изъяты из общественной жизни, но, как пишет монгольский антрополог Бум-Очир, «они хранились в глубине народной памяти» [Bumochir 2003]. Он, например, пишет о начале 1980-х гг.: «Я помню, что каждое утро и вечер, подоив корову, моя бабушка совершала ритуальные возлияния всем духам местности и воды, буддийским богам и „töriin süld“ (дух государства). Очевидно, что в этом случае она не имела в виду государство с точки зрения правления (government), поскольку монгольского правления в период социализма почти не существовало, оно находилось под контролем Советского Союза. Скорее, она обращалась к абстракции государства, под которой подразумевались Вечное небо, Чингис-хан и его знамена. Это значит, что конкретное государство (институт) утратило связь со своей абстракцией. Абстракция государства жила в памяти народа, а не в правительстве или государственных институтах, или в чем-то конкретном, имеющем отношение к государству».
С окончанием коммунистического режима tör неожиданно стал использоваться чаще и наполнился более разнообразными значениями. Использование термина, сложившееся в официальном социалистическом дискурсе и относящееся к реальному государству, продолжалось, но к этому добавились новые понятия, связанные с реформой, суверенитетом и демократией, а также и более символические термины, имеющие отношение к «абстракции государства» и сохранившиеся в памяти простого народа, как об этом пишет Бум-Очир.
Таким образом, Конституция 1992 г. часто обращается к tör как государству, например, в выражениях: töriin üil ajillaga — деятельность государства; töriin baiguulamjiin — государственная структура; töriin üil xeregt — государственные дела; töriin erx — государственная власть; töriin omg — собственность государства; töriin alban yosny xel — официальный язык государства; töriin terguun — глава государства; töriin nam — политические партии и т. д. Речь явно идет о реальной политике, как, например, в таком предложении: toriig udirdax xeregt oroltsox erxtei — право принимать участие в управлении страной [Конституция 1992]. Во многих подобных предложениях раньше, в социалистический период, uls, по-видимому, использовался вместо tör. Например, в Конституции 1992 г. упоминаются töriin süld, tug, dalbaa, tamga, duulal — Государственный герб, Знамя, Флаг, Печать и Гимн [Конституция Монголии 1992].
Наряду с этим практическим использованием в государственном документе (Конституции), мы обнаруживаем, что ученые все чаще пытаются выяснить значение tör в монгольской культуре. Характерным примером является работа Эрдемта. Он пишет [2002, с. 11–12]: «Для монголов концепция tör характеризуется как абстракция (hiisverlel), мысль (setgelge), мышление (oyun sanaa), культура (soël), объект для восхищения (erhemlel). Монголы говорят, что Tör высокий (tör bol deed), что это нечто, чему нужно приносить жертвоприношения и поклоняться (tahil shüteen boldog züil) и нечто, порожденное из неба (tengeriin garai üüseltei). Tör — это нечто нематериальное (materiallag züil bishi), высокий объект поклонения (deed shüteen), высшая власть (deed hüch) и нечто, вызывающее восхищение цивилизацией монголов Mongolin soël, irgenshliin erhemleliin talin züil). Однако tör не является чем-то наивысшим (erhem deed). Наивысшим является Вечное небо (mönh tenger). Tör, скорее, нечто превосходное, способствующее при поддержке Неба рождению людей в качестве человеческих существ. Tör нельзя увидеть глазами, но он обладает своим собственным духовным символом (ööriin süld belgedelteï). Представитель tör на земле появляется как глава государства (gazar delhiid Töriin tölöölöl n’ulsin tergüüneeree ilerdeg). Отношение между tör и ülus заключается в том, что tör — это дух (süld suns) и имеет абстрактное значение (hiisver sanaa shinjtei), в то время как материальным проявлением tör является государство (ulus güren или tör uls). Tör — это дух данного государства (törbol tuhain ulsin amin suns n’yüm). Все вышесказанное отражает монгольские представления (tsever Mongol oilgolt) и служит основой монгольской теории tör (töriin tuhai Mongol onol)». Для Эрдемта, таким образом, монгольская концептуализация tör представляется вертикалью (bosoo tenhlegtei), на вершине которой находится Вечное Небо, а под ним — tör (oroid n’ Mönh Tenger tergüütei Tör). Внизу — страна-государство и сообщества людей, обитающие на земле (suurind n’ uls güren, tümen olon — gazar deer gishgiz bui hün) и состоящие из семей и индивидуумов. Эрдемт предлагает следующую структуру, названную им «модель ступы» (töriin suvargan zagvar):
Вертикальность этой модели, хотя и не является, конечно, той же самой, что и буддийская иерархия этического правления, представленная в Белой Истории, тем не менее напоминает структуру XIV в., особенно в том, что tör помещен между самым высшим элементом и реальными средствами управления. Конечно, некоторые монгольские интеллектуалы могут и не согласиться с этой точкой зрения, но мы, исследуя современные монгольские работы, приходим к выводу, что работа Эрдемта является отражением общей тенденции, направленной на возрождение идеи törü.
Надеемся, что мы дали предварительный ответ на первый из наших вопросов об эволюции идеи tör. Хотелось бы в заключение данной статьи кратко рассмотреть второй вопрос — как история развития этого термина может способствовать нашему пониманию отношения монголов к государству.
Современное значение tör состоит из множества соотносимых идей — закон, порядок, принцип, регуляция, доктрина, государство, правление, наказание и репутация. По-видимому, связующим звеном этой совокупности является концепция, для которой в английском языке нет аналога, — конкретизированное понимание «государственности». Мы можем найти, по меньшей мере, четыре способа выражения этого понимания в настоящее время.