ия. И лет ей стало меньше. Семнадцать, как и Вальке. Они даже похоже немного друг на друга, а если сделать одинаковые причёски и одеть в одинаковые белые халаты, то прямо сёстры. Хотя и так сёстры – милосердия. Обе сейчас в их госипитале медсёстрами работают и опыта набираются, и дома не болтаются, и ещё и приличную денюшку на духи зарабатывают. Катя-Куй им нашла бабушку из старообрядцев, что осталась одна после того, как Люшков с ними тоже в Приморье поборолся. Часть ушла в Китай, часть села в лагеря, часть в Казахстан жить направили. А вот бабка Мария Ожегова была ранена разрывом гранаты и её подобрали участвующие в той облаве бойцы из полка Баграмяна. Бабку пожалели и взяли в свой госпиталь. Там её выходили, она хотела возвращаться назад, а деревни-то и нет уже. Прижилась при госпитале, вроде, как нянечка. Старушка крепкая и боевая, ну с религией у неё тараканы в голове, так у кого их нет. Зато готовит просто на пять. Иван Яковлевич её растягай пробовал – объедение. Даже засомневался, отправлять ли её с «дочурками» во Владивосток. Растолстеют девки. Потом замуж не выдашь. Кому коровы нужны?
Лётчики вчера вернулись. Все с новыми орденами Красной Звезды. После этого Брехт успокоился окончательно, всё же за самолёты, которые покажут без сомнения Сталину, переживал. Ночью не спал, ворочался, жалел, что влез в эту авантюру. Как Сам отреагирует? Отреагировал. Лётчиков наградили, Баграмяна, Светлова и Блюхера вызвали в Москву на награждение. Про Брехта молчок. И ладно. Заработает ещё. Зато позвонил утром Мехлис и подтвердил, что батальон танков пошлёт следом за бригадой. И даже больше, отправит чуть позже роту ХТ-26. Это лёгкий химический (огнемётный) танк, созданный на базе танка Т-26. Брехт краешком сознания помнил, что в конфликте на Халхин-Голе эти огнемётные танки сыграют большую роль, отгоняя японцев от реки.
Теперь можно и самолёты восстановить. Брехт отдал механикам команду и пришёл утром посмотреть, как те будут справляться с растаскиванием кучи металлолома (по крайней мере, восемь японских самолётов этой кучей претворялись). Люди подошли творчески подогнали тот самый огромный автомобиль ЯГ-12 с восемью ведущими колёсами. Смотрел Иван Яковлевич, как народ вокруг этого гиганта суетится и тут ему в голову пришла замечательная идея. Даже две замечательные идеи. Осталось только дождаться обещанных Фриновским конструкторов танков.
– Товарищ комбриг, – с выпученными глазами прибежал из штаба дежурный командир, – Там с Москвы звонят! Срочно требуют!
Событие двадцать четвёртое
Не огорчайся, когда тебя перестали замечать друзья. Огорчайся, когда
перестали замечать враги.
Сян-цзы
Звонил Мехлис. Кто там из классиков про барский гнев и барскую любовь говорил. Грибоедов?
«Минуй нас пуще всех печалей
И барский гнев, и барская любовь».
– Слушаю вас, Лев Захарович.
– Брехт, тебя здороваться учили в школе. Ты какую заканчивал? Нужно наведаться туда, узнать, как ты в школе вообще учился.
– Здравия желаю, товарищ заместитель народного …
– Всё уже. Поздно. В смысле поздно тебя вежливости учить.
– Извините, това…
– Забыли. Скажи мне, комбриг, ты ведь друг был Тухачевскому? – пипец…
– Я видел врага народа Тухачевского только два раза.
– Да, ты не трепыхайся, я про ваши шуры-муры с этим «товарищем» всё выяснил. В любимчиках у него ходил. Он тебе столько нового оружия отправил. Но про действие твоего полка с этим оружием на станции Маньчжурия я в курсе. Может, и не дурак Тухачевский был. Что думаешь?
Брехт вспотел. Что про его, как выразился Мехлис: «шуры-муры» с расстрелянным командармом рано или поздно вспомнят, Иван Яковлевич не сомневался, но вот осталось всего пару месяцев, до того, как Берия возглавит НКВД и репрессии в армии почти на нет сойдут. Чуть не дотянул. И что ответить Льву Захаровичу?
– У Тухачевского была любовь к новинкам вооружения, не всегда был прав, много всяких проходимцев пользовались его технической неграмотностью.
– О как! Молодец. Именно по этому поводу и звоню. У тебя ведь проходили испытания противотанковые ружья конструктора Симонова? – там зашуршали бумаги в Москве, связь работала отлично, на удивление. Листает, должно быть, товарищ Мехлис личное дело может уже и не товарища Брехта.
– Так точно.
– И что по ним скажешь?
Неужели решили Симонова арестовать? Идиоты! И ведь не поможешь. Но ведь в реальной истории Симонова не тронули, наоборот, милостями был осыпан.
– Замечательные ружья, точнее винтовки. Там ведь, нарезы есть. Ружьё это просто название, наверное, чтобы врага запутать. Мы на той станции Маньчжурия и на Хасане, а потом и в Испании столько вражеской техники этими ружьями пожги, что и не сосчитать. Считаю, что нужно в каждой бригаде, в каждой дивизии обязательно создавать роты противотанкистов.
– Да. Ну, посмотрим. Эту твою хвалебную речь с описанием действий и применением ПТРС в виде доклада подготовь. Но я звоню по другому поводу. Ты знаком с противотанковым ружьём ещё одного любимчика «Бонопартика» нашего. Слышал про ружьё ПТР или ДРП «К» (37мм динамо-реактивное противотанковое ружьё «К») или, вот ещё, «14-К» системы врага народа Курчевского?
– Так точно, товарищ заместитель наркома, мне предлагал мар… враг народа Тухачевский взять на вооружение эти ружья вместо ружей системы Симонова. Тогда я смог переубедить тов… Тухачевского, что ружья Симонова важней.
– Понятно. То есть, ничего про них сказать не можешь? – там опять зашуршали бумагами в Москве.
А что знал про них Брехт, который из будущего. Ничего. Где-то читал, что прообраз Катюши, но там другой принцип и калибр.
– Никак нет.
– Знаешь, что, комбриг. Тут принято решение из РККА все ружья системы Курчевского изъять и утилизировать. Но пока принимали это решение проект «К» был доработан с учётом имеющегося опыта. Тут вот написано: «Завод № 8 внедрил в конструкцию полноценный клиновой затвор и унитарный 37-мм выстрел с металлической гильзой». Давай я тебе тот десяток, что изготовлен пришлю. Если сможешь найти применение и посчитаешь перспективным, то сразу мне звони.
– Слушаюсь, това…
– Да хватит. Зови, как начал – Лев Захарович. Что там с самолётами, восстановил, как обещал?
– Почти, Лев Захарович. Для восстановления одного не хватает алюминия листового. Остальные семь восстановил.
– Лихо. Напиши размеры листа …Ну или как там … В общем, эскиз сколько и какого алюминия тебе нужно и срочным письмом мне вышли. Помогу. Дело нужное. Да. По танкам твоим. Отправляем прямо с завода тридцать танков БТ-7.
– Спасибо товарищ …
– Всё отбой. Вышлют тебе эти доработанные ружья, разберись с ними, – трубка разразилась длинным гудком.
Про Курчевского Брехт одну интересную вещь знал. Тухачевский рассказал, при этом переживал по-настоящему. Жалел. Леонид Васильевич после революции долго и упорно изобретал гранатомёт. А результата нет. Деятельность эта была прервана проверкой, в результате которой выяснилось, что довольно внушительная сумма бюджетных средств просто испарилась в воздухе. Леонид Васильевич с пеной у рта убеждал членов комиссии в том, что потратил деньги на вертолёт. Однако такой техники в наличии у изобретателя не оказалось. Где вертолёт? Ах, разбился. В 1924 году Курчевского обвинили в растрате и отправили на 10 лет на Соловки. Тухачевский тогда посетовал, что если бы не та комиссия, то и гранатомёт бы уже бы и вертолёт. Наивный. Ещё больше денег бы разворовал изобретатель недоучка. А вывод? Ученье – свет. Сегодня Баграмян уезжает в Москву поступать в Академию Генштаба. Может тоже попроситься. Там ведь не тронут?
Бабаджанян Амазасп Хачатурович через три дня прилетает. Сумел Брехт убедить Блюхера заменить одного армянина на другого.
Глава 10
Событие двадцать пятое
Разговор в колхозном правлении:
– Опять почта всё напутала! Зоотехник наш вот пишет, как он успешно перенимает опыт в соседней области, а штемпель на письме поставили «Сочи»…
Раз всё успокоилось, то решил Иван Яковлевич с трофеями, что привёз из Европы разобраться – порядок навести. Кухня до этого просторная вполне, стала гораздо меньше. Пришлось под сервизы заказывать у Дворжецкого новые буфеты. Потом под картины рамы. Когда всё расставили и развесили, стал дом в половине комнат музей напоминать, хоть в тапочках войлочных ходи.
Две вещи для квартиры не предназначались. Непонятно, что было делать с портфелем Манштейна. И ещё был небольшой полотняный мешочек. Про него Брехт забыл. Кинул в багажник и забыл. А там были семена, что в Берлине прикупил. Кроме этих семян, там были и ещё пакетики с семенами. Это в Сарагосе, когда атаковали центр города, то заняли позицию в небольшом магазинчике у дома, что торцом выходил на главную площадь. Мародёры уже прошлись по нему, но всё не забрали, а может и вообще ничего не забрали. Это была лавка, что торговала семенами. Цветов в основном. Даже были типографским способом нанесены изображения этих цветов на пакеты, не двадцать первый век, не то ещё оборудование и краски, но и не просто белый пакетик с названием. Брехт тогда в перерыве между перестрелками с националистами и итальянцами, лёжа за большим столом-комодом из толстого дерева этих пакетиков с семенами в карманы напихал и то же самое заставил и Светлова сделать. Потом в Берлине ссыпал все эти семена в небольшой тряпочный мешочек, сунули в багажник «мерседеса» зелёного, и забыл совсем про него Иван Яковлевич. А теперь он ему в руки попался, и что с этими семенами делать в июле? Сажать? Так тут лета пара месяцев осталась, не успеют вызреть семена, и пропадёт весь труд, а не посади, так семена могут всхожесть потерять. Тем более что не сильно он и заботился о них, и под дожди всякие попадали пакетики и под приличные холода в той же Сарагосе.
Выход был. В шарашке, недалеко от воинской части обосновавшейся, не только механики, танкостроители и просто строители обитали. Там было куча всяких разных товарищей, которых Брехт вылавливал по лагерям Приморья и залучал в свой удел. Там профессоров было больше чем в МГУ, а всего в ней сейчас обитало больше сотни человек. Но в шарашку Брехт не пошёл. Пошёл в соседний посёлочек. Он ведь с теми, кто раньше сели, беседу по окончанию срока проводил. И так как в начале тридцатых годов давали небольшие срока, даже и по два – три года всего, то освободившихся было уже тоже почти сотня. Брехт им настоятельно советовал домой не возвращаться. Там точно сразу на второй срок раскрутятся. И это ещё будет за благо, могут и просто расстрелять. Большинство поверило Ивану Яковлевичу и организовало рядом с посёлком, что вырос возле воинской части свою коммуну. В прямом смысле этого слова. Почти коммунизм построили. Всё общее, ну, кроме жён и детей. Кибуц эдакий. Всеми финансами заведовал доктор экономических наук, а руководил коммуной даже бывший член ЦК. Столовая общая. Баня тоже. Пара автомобилей и тракторов в хозяйстве имелось. Большая часть «лириков» в этой коммуне работала в школах и училищах посёлка и Спасска-Дальнего преподавателями.