За более чем 100-летнюю историю неприступные стены и валы Владимирской крепости еще никто приступом не брал. Расположенный на высоком (до 50 м) левом берегу Клязьмы город обладал исключительными по тем временам оборонительными качествами. Этот гигантский по средневековым меркам мегаполис превышал по площади Киев и Новгород, был самым крупным на Руси. Его валы имели у основания ширину около 24 м, а в высоту достигали 9 м, протянувшись в общей сложности на 7 км. На их гребне по всему периметру были возведены высокие деревянные стены, которые с внешней стороны обрамлял еще и ров шириной 22 м при глубине 8 м. Город делился на три района, отделенные друг от друга стенами и дополнительными укреплениями. Древнейшим был Печерний (Мономахов) город, в центре которого при Всеволоде Большое Гнездо был возведен обширный каменный детинец с Успенским, Дмитриевским соборами и княжеским дворцом. На запад от него раскинулся Новый город, обращенный в напольную сторону каменными Золотыми воротами. Восточную, ремесленную, часть Владимира составлял Ветчаной город, образующий широкий мыс в междуречье Клязьмы и мелководной Лыбеди.
Защищенный самой природой, этот городской центр обороняли лучшие на Руси инженерные сооружения. Штурм таких преград требовал огромных людских ресурсов, которых у монголов уже не было. Необходимо было строительство осадных машин, которые использовались под Рязанью, но потом, судя по всему, были брошены. Примечательно, что в таких условиях даже после того, как по ним со стен начали стрелять, монголы пытались вступить в переговоры. О сущности их предложений летописи не сообщают. Говорится только, что они попросили прекратить обстрел и подвели к Золотым воротам изможденного пленом княжича Владимира. Распознав брата, князья расплакались, с ними же разрыдались и горожане.
«Володимерци же пустиша по стреле на татары, и татарове же противу пустиша тако же по стреле на город и на Златыя ворота. И по сем ркоша володимерцем татарове: “Не стреляите!” Они же престаша стреляти. И приидоша близ ко вратом, и показаша им Володимера. И начаша татарове молвити володимерцем: “Знаете ли княжича вашего?” Бе бо уныл лицем и изнемогл бедою от нужа. Всеволод же и Мьстислав стояста на Златых воротех и познаста брата своего Володимера. О, умиленное брата видение и слез достоино! Всеволод же и Мьстислав с бояры своими и все гражане плакахуся, зряще Володимера»[235].
Содержание дальнейшей беседы монголов с владимирцами неизвестно. Однако только после этого захватчики приступили к обложению города, а князья Всеволод и Мстислав начали произносить патриотические речи: «Брате! Луче ны есть умрети пред Златыми вороты за Святую Богородицю и за правоверную веру, ниже в воли их быти». Возможно, Батый предлагал сдать крепость в обмен на жизнь Владимира и осажденных. По Татищеву, «татара говорили, чтоб град отдали без бою, обесчевая им всем дать живот»[236]. Прежде монгольские послы Юрию говорили: мы не против тебя, а на Рязань идем. Теперь аргументы могли быть те же: я не на вас пришел, а на князя Юрия, которого ищу. В южнорусской повести сохранились указания на некую «лесть» Батыя горожанам, которым указывали на трагическую судьбу рязанских князей, и лишь молитвы епископа Митрофана спасли положение, отвратив жителей от бесполезной надежды на мир.
Оборона Владимира-Залесского. Книжная миниатюра XVII в.
«Батыеви же стоящоу у града, борющася крепко о град, молвящим им лестию гражаном: “Где суть гради Резанстии, и ваш град, и князь ваш великии Юрьи? Не рука ли наша емши и, смерти преда?” И услышавъ о семь преподобыни Митрофан епископ, начат глаголати со слезами ко всем: “Чада! Не убоимся…”»[237]
Как бы то ни было, но на этот раз монгольская хитрость не сработала, и Батый вынужден был готовиться к штурму, концентрируя вокруг Владимира все наличные силы: «Татарове же отступиша от Золотых ворот и обьехаша весь град и станы сташа пред Златыми вороты, яко зреимо; и много множество вои около всего города»[238].
Для осадных работ требовалось много подсобных рабочих, которых из своих захватчики уже выделить не могли. Решено было собрать местных жителей и пустить на изготовление пороков, установку тына и прикрытий. Скорее всего, именно с этой целью монголы после организации лагеря под Владимиром направились к Суздалю, который взяли и разграбили: «Татарове же станы свои урядивъ около града Володимеря, а сами шедше взяша град Суждаль и святую Богородицю церковь разграбиша, а двор княж огнем пожгоша и манастырь святого Дмитрия и прочии, разграбивъ, пожгоша, а што людеи старыя и молодыя <…>, то все иссекоша, а прочие люди и жены и дети босы и беспокровны, издыхающим им от мраза, <…>то все множество сведоша полона в станы своя, а сами приидоша к Володимерю [в пяток преже мясопуста]»[239].
Под стенами Владимира монголы появились 2 февраля во вторник мясопустной недели, а к вечеру пятницы 5 февраля уже вернулись из-под Суздаля. Плененные во время этого краткого рейда были использованы для строительства осадных машин, чье изготовление заняло еще сутки: «В субботу мясопустную почаша наряжати лесы и порокы ставиша [от утра и] до вечера, а на ночь огородиша тыном около всего города Володимеря»[240].
Ранним утром в воскресенье 7 февраля 1238 г. начался штурм. Монголы умудрились преодолеть стены Нового города сразу в трех местах, и уже к обеду защитники отступили к детинцу: «[А Татарове начаша пороки рядити, и к граду приступиша, и выбывше стену градную, наметавше (в) ров сырого леса, и тако по примету вниидоша въ град] и заидоша от Золотых ворот у святого Спаса и внидоша по примету в город чрес стену, а сюды от северныя стороны от Лыбеди к Орининым воротам (и) к Медяным, а отсюду от Клязмы к Волжским воротом; и тако взяша вскоре град до обеда Новыи, и запалиша и огнем; бежа же Всеволод и Мстислав и все людие в Печернии город»[241].
Судя по сообщению Рашид ад-Дина, штурм Владимира был для монголов самым сложным предприятием за все время похода. Во-первых, отмечено, что «они (русские) ожесточенно дрались», а во-вторых, сам хан Менгу «лично совершал богатырские подвиги, пока не разбил их (русских)»[242]. Жестокий бой в Новом городе потребовал напряжения всех сил. Будущий великий хан Менгу принимал личное участие в атаке, вероятно, также как при штурме Рязани, если перед нами не путаница в источниках. Даже лишенная большинства профессиональных защитников, Владимирская крепость была «крепким орешком». Но, когда линия обороны сместилась к Печернему городу, исход сражения был предрешен. Множество людей во главе с княжеской семьей набились в Успенский собор к чудотворной иконе Богоматери Владимирской, где епископ Митрофан возглавил общий молебен и начал принимать постриги готовящихся к неминуемой смерти: «…видивше князи Всеволод и Мьстислав и владыка Митрофан, яко уже граду их взяту быти, ни надеяхуся не откудо же помощи, и вниидоша вси в церковь святыа Богородица, и начаша каятися грехов своих, и елици от них хотяху в аггелскый образ, постриже их всех владыка Митрофан, князей, и княгиню Юриеву, и дочерь, и сноху, и добрыа мужи и жены»[243].
Сквозь летописные рассказы о взятии Владимира неизменно проходит акцент на особой роли, которую играл мужественный владыка Митрофан в дни обороны. И в южнорусских источниках, и в ростовских особенно подчеркивается его духовная забота о защитниках и поддержка рвения во время боя. Когда монголы ворвались в детинец, Митрофан с великой княгиней, ее дочерьми, другими приближенными и многими простыми горожанами заперся на полатях Успенского собора. Захватчики даже не пытались пленить безоружных прихожан, но, стащив хвороста, подожгли храм со всеми там находящимися: «…а владыка, и княгыни с снохами, и с дочерью княжною Феодорою и с внучаты, иныи княгыни, и боярыни и люди мнози вбегоша в церковь святыа Богородица и затворишася на полатех; а Татарове и тот град взяша, и у церкви двери изсекше, и много древиа наволочиша, и около церкви обволочивше древием, и тако запалиша, и вси сущии тамо издъхошася, и тако предаша душа своа в руце Господеви; а прочиихъ князей и людей оружием избыша»[244].
Наряду с примерами героизма при обороне и мученической смерти после поражения источники сохранили не совсем лицеприятные примеры действия руководителей общины. Так, вслед за изложением патриотической проповеди перед защитниками города епископа Митрофана южнорусская повесть сообщает, что, когда глава обороняющейся стороны княжич Всеволод осознал бесперспективность дальнейшего сопротивления, он собрал богатые дары и направился к Батыю просить о помиловании: «Се увидев князь Всеволод яко крепчае брань ратных належит, убояся, бе бо и сам млад, сам из града изыде с малом дружины, несыи с собою дары многы, надеаше бо ся от него живот прияти; он [Батый] же, яко сверепыи зверь, не пощади юности его, повеле пред собою зарезати, и град весь изби»[245].
Судя по тому, что Юрию сообщили о смерти его сыновей «вне града», княжич Мстислав также пытался бежать, но был убит. Примечательно, что речь идет о самых титулованных особах в осажденном Владимире. В новгородских источниках Всеволод Юрьевич предстает лидером обороны, вождем владимирской дружины. Впрочем, его роль выделялась и в Коломенской битве, хотя монголы, по свидетельству Рашид ад-Дина, своим противником считали Романа Ингваревича.