Монголы собрали войско огромной численности. Оно выступило в поход под командованием многих князей. Главным военачальником был один из самых великих воинов Мамая – его верный помощник темник Бегич. Москва быстро собрала свои войска. В то время Дмитрий находился в дружеских отношениях с Олегом Рязанским, который согласился оказать немедленную помощь в борьбе с Мамаем. На подступах к столице Олега Дмитрий увидел всю монгольскую армию, стоявшую лагерем на реке Воже. Противники оказались лицом к лицу каждый на своем берегу реки. Монголы были на левом, а русские – на правом ее берегу, не замеченные врагом; они нашли хорошее место для сражения и разбили рядом свой лагерь.
Одиннадцатого августа 1378 г. после полудня монголы, рассчитывая задавить противника числом, переправились через реку Вожу. У монголов и мысли не было сражаться немедленно, но Дмитрий не дал своему врагу времени на отдых или выбор места после переправы. Со всей возможной скоростью он ринулся в сражение. Пронский князь атаковал один фланг, тысяцкий Вельяминов – другой. Сам Дмитрий ударил в центр. Сражение хоть и было яростным, длилось недолго. Монголы были разбиты по всем пунктам, и еще до ночи весь берег реки был усеян их трупами. Оставшиеся в живых при переправе через реку тонули в огромных количествах. Победители не могли преследовать врага в темноте, и это спасло некоторых людей хана. На следующее утро, несмотря на то что густой туман покрыл местность, погоня была возобновлена. Побежденные бросали все; их путь можно было проследить по брошенным оружию, повозкам и пожиткам, но сами они были уже далеко. Это сражение завершилось полной победой русских. Бегич остался лежать мертвым на поле боя, как и многие ордынские лидеры.
Тридцатого августа 1379 г. в четыре часа пополудни в Москве был обезглавлен первый человек, которого казнили публично. Сына Василия Вельяминова Ивана отвезли на Кучково поле. Эта большая площадь была запружена народом. И когда везли преступника, чей отец и вся семья пользовались любовью и уважением города, в глазах многих людей стояли слезы. А когда сверкнул и упал меч, все на площади застонали. Спустя чуть более двух лет на том же самом месте это зрелище повторилось. Был найден Некомат и тоже обезглавлен за государственную измену.
Битва на Воже очень сильно возвысила Москву. «Господь помогал великому князю; монголы повернули назад и бежали» – так говорили все, и это воспринималось как предвестник свободы от монголов и начало более светлого и лучшего времени.
Великий труженик митрополит Алексий умер в тот же год за шесть месяцев до этого сражения. Люди стояли вокруг его могилы и со слезами вспоминали все его труды и просили: «Не забывай нас в своих молитвах, о, Алексий, потому что твои слова перед Богом имеют силу». Дмитрий стоял у гроба со своим наследником – шестилетним Василием, другим сыном четырех лет, своим двоюродным братом Владимиром и многими другими князьями. Дмитрий, крестник Алексия, прекрасно помнил, как он, восьмилетний мальчик, встретился с митрополитом, который возвращался из Орды, после того как вылечил мать Бердибека Тайдулу и получил от нее ее кольцо с печаткой и великие почести.
Алексий дожил до восьмидесяти пяти лет. Вместе со своей должностью он унаследовал от своего предшественника Феогноста много трудноразрешимых проблем. У Церкви в то время было немало источников волнений. Алексий много претерпел из-за интриг в столице Византии, где благодаря влиянию Польши был назначен митрополит для Галича, а другой – для Литвы и Руси благодаря влиянию Ольгерда. Оба этих митрополита претендовали на власть, которая принадлежала Алексию по праву и исторически, поэтому борьба была бесконечной, и окончательное решение казалось чрезвычайно трудным, если не совершенно невозможным.
Но причиной самой большой и худшей беды был великий князь Дмитрий. Вот как все было. Во времена Ивана Калиты была основана церковь Спаса на Бору, а через несколько лет рядом с ней был построен мужской монастырь. Этому монастырю среди всех других оказывал покровительство великий князь Дмитрий; не только его настоятель, но и монахи высоко почитались. Жители Москвы очень любили, чтобы церковные службы велись глубоким, звучным голосом. В те времена в Москве был священник, голос которого превосходил все голоса, которые помнили люди. Этот священник так нравился великому князю, что он поднял его из низшего ранга на такую высоту, что люди с любопытством спрашивали: «Кто такой этот Митяй? Почему у него такие власть и влияние?» Оказалось, что Митяй был сыном священника из Коломны, который служил в церкви в Тащилове. Этот священник заботливо вырастил своего сына и поселил его в Коломне. Люди говорили о Митяе, что он искусно пишет, мастер читать и петь, а также цитировать летописи. Он превосходно знал церковную службу. Мог найти пословицу для любого случая. Одним словом, он был разносторонне талантлив. Он настолько очаровал великого князя, что Дмитрий сделал его своим наперсником, затем хранителем печати, а чуть позже – духовником. И в этой должности тот успешно пребывал много лет.
Настоятель монастыря Спаса на Бору, которого люди прозвали Непей, потому что он не только сам не пил алкогольных напитков, но и не позволял монахам своего монастыря делать это, был освобожден от должности и заперся в келье, чтобы размышлять в тишине. Митяй стал монахом, а затем – настоятелем вместо настоятеля Иоанна. Это произошло, когда Алексий был уже в преклонных годах и немощен, приблизительно за два года до его кончины. Наверное, он не сильно удивился, что хранитель печати стал настоятелем монастыря, но спешка, с которой его постригли в монахи, глубоко обидела митрополита. Несмотря на все это и в то время как Митяй был всего лишь послушником, Дмитрий сказал в присутствии Алексия, что этот настоятель станет великим митрополитом.
Это были неслучайные слова, от которых можно было бы отказаться по зрелом размышлении; они были сказаны специально, чтобы обозначить свою позицию. Ответом было молчание. Потом Дмитрий попросил митрополита благословить настоятеля как его преемника. Алексий не желал этого, а Дмитрий настаивал, и так продолжалось долгое время. Митрополит кротко слушал, не желая обидеть отказом, но благословения не давал.
Шло время, настойчивые просьбы продолжались. Дмитрий не отступал; митрополит был хоть и кротким, но несгибаемым. Просьбы Дмитрия становились все настойчивее, выражались чаще и в конечном счете стали казаться требованиями. Он осаждал ими митрополита и послал самых старых бояр, чтобы те уговорили его дать благословение, и Алексий сказал наконец с досадой, устав слушать: «Я дам согласие, если Бог, Его Святая Мать, Патриарх и Вселенский собор благословят его». Они сочли его слова за согласие и объявили, что митрополит назвал своего преемника.
Когда Алексий умер, Митяй ушел с должности настоятеля монастыря и по приказу Дмитрия занял самый высокий пост, исполняя большинство обязанностей, с ним связанных. Смерть Алексия вызвала большое волнение. Киприан, который был тогда действующим митрополитом в Киеве, объявил себя митрополитом всея Руси. Но в то время в Царьграде был кризис. Патриарх Филотей, который рукоположил Киприана, был изгнан. Его преемник Макарий не счел рукоположение Киприана чем-то обязывающим и быстро взял ситуацию в свои руки. Он немедленно написал в Москву, прося не признавать Киприана и прислать все документы на Митяя. Он чтил Митяя как первого священника в Москве и вверил ему Церковь, пока тот не стал главным пастырем на Руси, а также пригласил его в Царьград.
Неприязнь народа к Киприану теперь поменялась на нечто, напоминающее сочувствие, хотя люди мало знали о его хороших или дурных качествах. Их оскорбила бесцеремонная и диктаторская манера патриарха в Царьграде. Люди подумали, что Макарий благоволит к Митяю, вдохновленный надеждой на поживу, и сильно рассердились. Когда пришла весть о введении Митяя в должность, Митяй стал им ненавистен. Это означало расположение к Киприану.
Во время пребывания Митяя в должности с февраля 1378 г. по август 1379 г. в Царьграде разразился новый кризис. Император Андроник был свергнут, а патриарх Макарий смещен. Новый патриарх решил в пользу Митяя, так что удаление Макария не причинило Митяю никакого вреда, а лишь отсрочило решение его вопроса, так как новый патриарх Нил не был введен в должность, а был лишь назначен. Тем временем Митяй пользовался всеми правами, связанными с его должностью, за исключением власти посвящать в духовный сан. Летописец утверждает, что ни у кого в Москве не было столько славы и почета, как у Митяя. В то время он казался образцом величия. Внушительного телосложения, высокого роста, энергичный, с ниспадающей бородой и красивой внешностью, обладавший плавной и ясной речью, знаток древних поговорок и пословиц из книг, из духовного опыта и из народной жизни, он превосходил всех людей своими достоинствами ума и тела. Ни один человек, занимавший его пост, не одевался с таким вкусом и не выглядел так импозантно.
Великий князь был рад; ему льстил успех его фаворита и советника. Но простые люди и духовенство не любили Митяя; никто не хотел, чтобы он был митрополитом. Епископы, настоятели монастырей и монахи молили Небеса не допустить, чтобы Митяй стал митрополитом. Митяй рассчитывал на великого князя и ни на йоту не тревожился о своих врагах. Люди тем более были настроены против него, потому что он был заносчивым, суровым и резким с подчиненными, сам судил их своей властью и сурово наказывал.
Теперь пришла весть о том, что в Москву едет Киприан с кортежем приближенных и слуг, которому требовалось сорок шесть лошадей. Немедленно были приняты меры к тому, чтобы не принимать его. Гонцы с адресованными ему письмами перехватывались, и были расставлены караулы в нужных местах, чтобы остановить его, а так как Киприан приближался к Москве, то он был задержан. Бояре, посланные схватить его, забрали все имущество, осыпали его насмешками и проклятьями и посадили без пищи в отвратительное сырое помещение. Послы от патриарха, ехавшие вместе с Киприаном, вынуждены были терпеть оскорбления. Их вместе с патриархом и императором называли «литовцами». Все, что было у слуг Киприана, отняли; их посадили на коней без седел, хлестнули коней, и те ускакали из города. На следующий день с наступлением темноты, когда Киприан провел уже сутки в заключении без пищи, его вывезли из Москвы те же бояре, которые его и схватили. Остановившись недалеко от города, Киприан написал настоятелям монастырей Сергию и Феодору о том, что он претерпел. Он возражал против незаконных притязаний Митяя и проклинал людей, которые его арестовали.