Великий князь был сильно встревожен грядущей войной и ее опасностью, но стал радостным и обрел решительность, когда все его сомнения исчезли, и он начал готовиться к этому испытанию со всей расторопностью. Опасность была огромна, так как монголам помогали Олег Рязанский и Ягайло. Они фактически вошли в союз с Мамаем. К концу 1379 г. Дмитрий собрал свои войска. Затем он послал гонца к Михаилу Тверскому, назвал его братом и попросил помощи. Михаил делегировал своего родственника – князя Холмского с его войском; поехал также и кашинский князь во главе своих воинов.
Дмитрий призвал войска из Пскова и Новгорода. Новгород спешно выслал отличный полк. Псков прислал весть, что примет участие в войне. Нижегородский князь прислал людей с обоих берегов Волги.
В 1380 г. Мамай похвастался, что собрал полмиллиона воинов. Помимо монгольских воинов, в его войске было много наемников – турок и армян. Один полк целиком состоял из генуэзцев из Каффы. Мамай, который хотел повторить успех Батыя, собирался переправиться через Дон и идти дальше так, чтобы к нему могли присоединиться Олег и Ягайло и в подходящий момент усилить его войско. Он безудержно хвастался. «Нам нужны запасы на зиму, – говорил он своим монголам. – Мы будем есть русский хлеб и разбогатеем за счет русских богатств». «Знает ли мой слуга Митя в Москве, что я иду его проведать?» – спрашивал он, смеясь, в присутствии русских. «Со мной идут двенадцать орд с тремя королевствами и тридцатью тремя князьями, помимо чужеземных королей. У нас семьсот три тысячи воинов. Сможет ли мой слуга Митя развлечь нас всех?»
Олег Рязанский обратился к монголу с такими словами: «Мамай, свободный великий хан над ханами Востока, я, твой назначенный верный слуга, молю тебя. Ты идешь покарать Дмитрия, своего слугу. Близится час, светлейший хан, когда твои руки будут держать все богатства Москвы. Освободи меня, твоего раба, милостью своей от этого несчастья. Дмитрий и я – твои рабы, но я послушен и смирен и служу тебе. Дмитрий – непокорный и дерзкий». Документы вроде этого, захваченные быстрыми всадниками Дмитрия, раскрыли замыслы его врагов.
Интересна переписка Олега с Ягайло. «Великий князь Ягайло, с радостью пишу тебе. Ты давно уже хотел наказать Дмитрия – настало время сделать это. Мамай идет на Москву с несметным войском. Мои послы отправились к Мамаю с многочисленными подарками и поклонением. Ты пошлешь ему подарки настолько же более ценные, насколько ты выше меня по величию. Когда придет хан, а Дмитрий скроется в дальних краях, мы будем сидеть в Москве или Владимире. По приказу хана мы поделим между собой Москву: ты из Литвы, я из Рязани».
Следует отметить, что Мамай, радуясь тому, что они предложили служить ему, заявил каждому из князей следующее: «Столько Русской земли, сколько вы захотите под моей властью, я дам вам в награду, а вы дадите мне крепкую клятву. – А затем с монгольским высокомерием он добавил: – Мне не нужна ваша помощь, но раз вам было нанесено оскорбление, я награжу вас и окажу вам милость». Он двусмысленно сказал им, что рассматривает войну с Москвой как средство покарать за неповиновение. «Ужас передо мной погубит Москву», – сказал он, как будто журя их за раздувание его славы от приближающейся победы. Для такого непобедимого величества, как он, не было подвигом усмирить Дмитрия.
В начале лета 1380 г. Ягайло выступил в поход, чтобы присоединиться к Мамаю. Весть об этом вовремя пришла в Москву. Быстрые гонцы поспешили во многих направлениях. Все были в тревоге и нетерпении. Казалось, каждый высланный гонец движется черепашьим шагом. Вскоре вести подтвердились: «Мамай идет». Тем временем к Москве подходили полк за полком и шли дальше к Коломне. Чуть позднее пришла весть, что Мамай остановился или стал двигаться медленнее, дожидаясь прибытия своих союзников. Он договорился с Ягайло встретиться на Оке и вступить на московские земли в начале сентября. Все войска Дмитрия должны были собраться в Коломне еще до середины августа.
Так как в то время в Москве не было митрополита, Дмитрий пошел к настоятелю Троицкого монастыря Сергию за благословением. Он разделил пищу со святым отшельником и, заметив среди присутствовавших монахов двух мужчин огромного роста и силы, которых звали Пересвет и Ослябя, спросил, не смогут ли они пойти с ним на войну. В миру они были боярами и известными людьми. При расставании Сергий в утешение так сказал Дмитрию: «Бог защитит, Он тебе поможет. Он усмирит твоих врагов и даст тебе великую славу».
Двадцатого августа Дмитрий покинул Москву и поехал к своему войску, которое ожидало его в Коломне. Там прошел общий смотр войска и перераспределение его частей. Когда все было улажено, прямо на поле была вознесена молитва, а потом все воины в войске запели «Спаси, Господи, люди Твоя». Наверное, никогда такая сила и великий смысл этих слов не были прочувствованы так глубоко на Руси, как в Коломне в тот день.
Войско было поделено на центральную часть, левый и правый фланги, тыловой и передовой полки; и каждая из этих частей была так же поделена на более мелкие подразделения. Дмитрий находился в центре со своими главными воеводами. Первым среди них был Боброк-Волынский, которому поручили самую тяжелую работу в этом сражении. Другим прославленным воеводой был Микула Вельяминов. На правом фланге командовал двоюродный брат Дмитрия Владимир, а на левом – князь Глеб Брянский, один из самых любимых в народе военачальников, которого друзья называли Бренко. Когда все места были распределены, войско выступило вперед к Дону, двигаясь так, чтобы помешать продвижению войска Ягайло.
Как только войско вышло из Коломны, во все стороны были высланы разведывательные отряды, чтобы точно знать, где находятся Мамай, Ягайло и Олег. В первые дни сентября войско дошло до донских земель, а 6 сентября 1380 г. воины Дмитрия увидели саму реку. Они разбили лагерь прямо напротив того места, где в Дон впадает небольшая речка Непрядва. Некоторые воеводы были за то, чтобы ждать монголов, не переправляясь через реку, но в этом случае Дмитрий проявил решительность и колоссальную твердость. Он хотел переправиться через реку и дать сражение Мамаю немедля. Когда были высказаны все доводы против, он сказал: «Я пришел к Дону не для того, чтобы смотреть на монголов». И тогда один из двух монахов, которые поехали с ним из Троицкого монастыря, вручил ему письмо от настоятеля Сергия, в котором были написаны слова, которые, видимо, указали Дмитрию правильный порядок действий: «Иди вперед, князь Дмитрий, Наш Господь – Святая Троица поможет тебе».
Тем временем привели монгольского пленного из сторожевого отряда Мамая – не простого воина, а человека, который, боясь пыток, сообщил верные сведения. «Хан ждет, – сказал он, – Олега Рязанского и Ягайло. Он не знает, что московский князь дошел до Дона». На вопрос, велико ли войско хана, пленник ответил: «Огромное; оно несметное».
Теперь с запада пришли вести, что Ягайло находится в Одоеве. И снова встал вопрос, переправляться ли через реку или ждать врага на месте. «Лучше переправиться, – говорили одни. – Мы наведем страху на воинов Мамая». Другие возражали: «Подождем на этом берегу. Здесь безопаснее. Мамай могуч. Если мы нападем, это может погубить нас». Но сторонники первой тактики настаивали на том, чтобы удар был нанесен до того, как Ягайло соединится с монголами, и они приводили пример, как Невский разгромил шведов, переправившись через реку, и как Ярослав Мудрый, перейдя через Днепр, разбил Святополка Окаянного. «Если мы останемся здесь, – добавили Андрей и Дмитрий – двое братьев Ягайло, – то мы дадим слабое сражение, а если переправимся на другой берег, то воины будут думать: «Нам нет пути назад, мы должны победить, пусть даже погибнем в сражении». Монголов может быть много, но разве мы не православные христиане? Бог в правде, не в числе». «А хорошо ли будет, если мы оставим Олега у себя в тылу? – спрашивали другие. – Лучше окопаться на одном берегу и ждать; посмотрим, что будет делать Олег. Как мы можем оставить его позади себя?»
Затем поднялся Дмитрий и заговорил: «Я обращаюсь не к кому-то по отдельности, а ко всем равно. Я пришел сюда не для того, чтобы караулить Олега или смотреть на Дон. Лучше уж вообще не выходить из дома, чем прийти сюда и ничего не делать». И тогда он повелел найти броды и немедленно переправляться через реку. «Милые други мои и братья, – сказал он, позже объезжая полки, – мы готовимся переправляться через реку. На ее другом берегу мы найдем то, что пошлет нам Бог. Мы либо победим и спасем всех, либо положим свои животы за наших братьев – православных христиан». «Мы готовы умереть или победить!» – ответили все воины как один.
Решение Дмитрия было своевременным и мудрым. Прискакал его боярин Семен Мелик и сообщил, что он сразился со сторожевыми отрядами Мамая, что Мамай пришел на Гусин брод и знает о прибытии Дмитрия и торопится помешать ему переправиться через реку и тем самым отложить сражение до прихода Ягайло. Стало известно, что Ягайло вышел из Одоева, и Мамай знает о его передвижениях. Мешкать было нельзя; наоборот, момент мог оказаться решающим.
Седьмого сентября войско Дмитрия стояло на правом берегу реки. Брод был найден у Непрядвы, и, когда луна коснулась горизонта (полнолуние было 1 сентября), все полки уже перешли реку и разбили лагерь. Войско растянулось вдоль реки Непрядвы приблизительно на три с половиной мили, оставив у себя в тылу реку с обрывистым берегом, и было скрыто лесом. Перед войском расстилалась широкая открытая местность с небольшими холмами и слегка приподнятой ровной поверхностью. Этот канун Рождества Пресвятой Богородицы – 7 сентября (по старому стилю) был спокойным и теплым, на небе светила ясная луна. Как раз в полночь, когда все воины отдыхали, великий князь и Боброк-Волынский стали объезжать поле боя. Отъехав на хорошее расстояние, они оглядели свой лагерь, в котором спало двухсоттысячное войско. Там и сям им было видно угасающее пламя бивачных костров, а дальше за ними виднелись бесчисленные далекие огоньки маленьких сигнальных костров. С Непрядвы и Дона периодически слышались крики ночной птицы или плеск крыльев по воде, из леса – завывание волков, пронзительные крики совы, как будто их манил запах плоти.