Это великая радость сознавать, что в Дхарма-Чакре, Колесе Учения Будды, нет места ни «душе», ни «я», ни теории «личности».
Это великая радость сознавать, что в божественном безграничном сострадании Бодхисаттв нет ущерба и нет пристрастия.
Это великая радость сознавать, что Путь к Свободе, которым шли все Будды, вечно существует, вечно неизменен и вечно открыт для тех, кто готов вступить на него.
Таковы десять великих радостных осознаний.
Наполнена девятая, последняя, кринка молока.
Проведя два дня в беспрерывной медитации, Шэнь-сю так и не смог ничего придумать и теперь неподвижно лежал в своей келье, накрывшись с головой циновкой, не откликаясь ни на чей зов. Монахи все еще восторгались гатхой Шэнь-сю и громко повторяли ее, ходя по монастырю.
Однажды молодой монах проходил мимо тех комнат, где работал Ли Ду. Увидев запыленного рисовой шелухой мальчика, монах остановился в дверях и стал насмешливо распевать гатху Шэнь-сю:
Не есть ли тело опора Бодхи,
Как подставка — опора зеркала?
Усердно очищайте зеркало разума,
Чтобы не собиралась пыль.
И когда мальчик услышал это, праджня тронулась в нем, как весенний лед, и он понял, что сочинивший гатху еще не достиг Просветления. И Ли Ду спросил у монаха, что это за гатха и почему он распевает ее. Монах сказал:
— Как, разве ты не слышал? Пятый патриарх собрал нас и сказал, что рождение и смерть мучительны и что мы должны составить гатху Освобождения, чтобы патриарх Хун-жэнь мог передать свой сан наиболее преуспевшему из нас и сделать его своим наследником. Кто-то написал эту гатху на стене Солнечной галереи, и учитель Хун-жэнь приказал всем поклоняться ей, зажечь перед ней лампаду и неустанно повторять ее. Учитель сказал, что те, кто будут действовать согласно этой гатхе, достигнут великой заслуги и будут спасены от рождения в злых мирах. Разве ты не слышал об этом?
Ли Ду сказал, что еще ни разу не был в Солнечной галерее, и попросил немедленно отвести его туда, чтобы он тоже мог поклониться гатхе. Монах согласился.
Когда они пришли, Ли Ду поклонился гатхе и возжег перед ней курения. Затем он попросил монаха написать рядом и его стихотворение, поскольку сам он не знал грамоты. Монах расхохотался:
— Как, ты не можешь даже писать, а уже сочиняешь гатхи?! — удивился он. — Тогда ты можешь сочинить целую сутру!
— Если ты действительно являешься учеником Будды, ты не станешь смеяться над ищущим знания, — тихо сказал Ли Ду.
Тогда монах взял в руки уголь и быстро написал на стене гатху Ли Ду. Она гласила:
Бодхи изначально не имеет опоры,
Зеркало не имеет подставки,
Природа Будды всегда ясна и чиста,
Где же собраться пыли?
Немного подумав, мальчик попросил добавить следующее:
Пустота и есть опора Бодхи,
Нет ни зеркала, ни подставки.
Если разум есть Пустота —
Где же собраться пыли?
Когда гатхи были написаны, Ли Ду тотчас отправился в рабочие комнаты продолжать работу. У стены стали собираться монахи.
Все собравшиеся были немало изумлены гатхами мальчика. Одни без меры восхищались написанным, другие, наперекор первым, громко декламировали гатху Шэнь-сю, третьи — просто молчали и замышляли недоброе.
Услышав ропот, патриарх Хун-жэнь вышел из кельи. Когда он увидел на стене новые гатхи, он тотчас понял, что написавший их станет его преемником, но, опасаясь, чтобы ему не повредили, патриарх снял с ноги соломенную сандалию и быстро стер написанное.
— Нет, — сказал Пятый патриарх, — тот, кто написал это, еще дальше от истины. Расходитесь. Следуйте первой гатхе и поклоняйтесь ей. Не тратьте время.
И монахи разошлись, все еще перешептываясь, удивляясь дерзости новичка.
На следующий день Пятый патриарх Хун-жэнь, как бы случайно оказавшийся в рабочих помещениях, убедившись, что никого нет рядом, сказал Ли Ду:
— Искатель Пути рискует жизнью ради Дхармы. Должен ли он делать это?
Мальчик промолчал. Тогда патриарх спросил:
— Готов ли рис?
— Готов давно, — ответил Ли Ду. — Нужно только отвеять шелуху.
Святой отец кивнул и, трижды ударив бамбуковой палкой в каменную ступу, в которой мальчик бил рис пестом, удалился.
Лида встала. Кринка стояла на столе, но была совершенно пуста. В доме стояла мертвая тишина. Ходики замерли на стене, отклонив маятник вправо. Из дырявого, набитого конопляным семенем чулка вытекало время. Глаза китайца в последний раз блеснули за занавеской и исчезли. Сорвался с гвоздя ковш.
Она вышла во двор. Падала вечерняя роса. Далеко, задами, брела в молочном тумане старуха, погоняя корову прутом. Они шли на кладбище. Медный звяк колокольца заглох в тумане, как в вате.
Она шла, тихо несомая покоем, невесомая среди тяжко падающих звезд. Земля раскрыла поры и дышала во всю грудь, переводя дух. Широкий, вьюжный, снежный, несся в небе Млечный Путь, увлекая за собой мысли, жизни, судьбы.
Она пришла домой и распахнула окно. Крупные зеркальные звезды плыли за окном, отражая в себе вечность. Закрученные до предела, как пружины, пульсировали в небе спиральные галактики. Звездопад пронизывал ночь.
Она села перед открытым окном, закрыла глаза. Успокоила дыхание, сосредоточилась. Майтри-Бхавана, созерцание бесконечной любви к миру.
Пусть все существа на востоке, видимые и невидимые, близкие и далекие, большие и малые, сильные и слабые, рожденные и только еще ищущие рождения, — будут свободны от вожделения, будут свободны от ненависти, будут свободны от заблуждения, будут счастливы. Пусть все хорошее будет с ними, пусть все хорошее будет со мной.
Пусть все существа на западе, видимые и невидимые, близкие и далекие, большие и малые, сильные и слабые, рожденные и только еще ищущие рождения, — будут свободны от вожделения, будут свободны от ненависти, будут свободны от заблуждения, будут счастливы. Пусть все хорошее будет с ними, пусть все хорошее будет со мной.
Пусть все существа на севере, видимые и невидимые, близкие и далекие, большие и малые, сильные и слабые, рожденные и только еще ищущие рождения, — будут свободны от вожделения, будут свободны от ненависти, будут свободны от заблуждения, будут счастливы. Пусть все хорошее будет с ними, пусть все хорошее будет со мной.
Пусть все существа на юге, видимые и невидимые, близкие и далекие, большие и малые, сильные и слабые, рожденные и только еще ищущие рождения, — будут свободны от вожделения, будут свободны от ненависти, будут свободны от заблуждения, будут счастливы. Пусть все хорошее будет с ними, пусть все хорошее будет со мной.
Пусть все существа на северо-востоке, видимые и невидимые, близкие и далекие, большие и малые, сильные и слабые, рожденные и только еще ищущие рождения, — будут свободны от вожделения, будут свободны от ненависти, будут свободны от заблуждения, будут счастливы. Пусть все хорошее будет с ними, пусть все хорошее будет со мной.
Пусть все существа на юго-западе, видимые и невидимые, близкие и далекие, большие и малые, сильные и слабые, рожденные и только еще ищущие рождения, — будут свободны от вожделения, будут свободны от ненависти, будут свободны от заблуждения, будут счастливы. Пусть все хорошее будет с ними, пусть все хорошее будет со мной.
Пусть все существа на северо-западе, видимые и невидимые, близкие и далекие, большие и малые, сильные и слабые, рожденные и только еще ищущие рождения, — будут свободны от вожделения, будут свободны от ненависти, будут свободны от заблуждения, будут счастливы. Пусть все хорошее будет с ними, пусть все хорошее будет со мной.
Пусть все существа на юго-востоке, видимые и невидимые, близкие и далекие, большие и малые, сильные и слабые, рожденные и только еще ищущие рождения, — будут свободны от вожделения, будут свободны от ненависти, будут свободны от заблуждения, будут счастливы. Пусть все хорошее будет с ними, пусть все хорошее будет со мной.
Пусть все существа вверху, видимые и невидимые, близкие и далекие, большие и малые, сильные и слабые, рожденные и только еще ищущие рождения, — будут свободны от вожделения, будут свободны от ненависти, будут свободны от заблуждения, будут счастливы. Пусть все хорошее будет с ними, пусть все хорошее будет со мной.
Пусть все существа внизу, видимые и невидимые, близкие и далекие, большие и малые, сильные и слабые, рожденные и только еще ищущие рождения, — будут свободны от вожделения, будут свободны от ненависти, будут свободны от заблуждения, будут счастливы. Пусть все хорошее будет с ними, пусть все хорошее будет со мной.
Пусть все существа во всех странах света, видимые и невидимые, близкие и далекие, большие и малые, сильные и слабые, рожденные и только еще ищущие рождения, — будут свободны от вожделения, будут свободны от ненависти, будут свободны от заблуждения, будут счастливы. Пусть все хорошее будет с ними, пусть все хорошее будет со мной.
Она плыла по Млечному Пути и предавалась звездному созерцанию, то сгущая в себе все видимые и невидимые миры до одной маленькой, непостижимо сияющей точки, то, ударив в нее лучом разума, разбивала ее на бесчисленные осколки, мириады сверкающих солнц. Потоки звезд веером исходили из ее глаз, ушей, сердца и рассыпались по небу, как искры.
В среднюю стражу ночи, распознав, что означает этот троекратный удар трости Пятого патриарха, Ли Ду осторожно пробрался в келью учителя. Патриарх уже ждал его. Завесив вход в келью своим широким одеянием, он принялся кратко излагать мальчику Алмазную сутру. И когда он дошел до того места, где говорилось, что Бодхисаттва-Махасаттва должен основать в себе «безопорную», «неподдержанную» мысль, разум, не поддерживаемый нигде и ничем — ни образами, ни звуками, ни запахами, ни вкусами, ни касаниями, ни представлениями, — слезы брызнули из глаз мальчика, светильник погас, и он достиг Просветления.