– Отличный выбор, коллега! – одобрил Ваня.
– Почему – коллега? – не поняла я.
– Потому что одно дело будем делать – ткани резать, – пояснил Ваня.
– Ты будешь хирургом? – уточнила я.
– Обязательно буду, – кивнул он. – Но лет через семь-восемь, не раньше.
– Так долго учиться? – удивилась я.
Ваня вновь кивнул.
Я посмотрела на него с уважением: надо же, столько лет готов положить ради достижения цели! Молодец, упорный! А я никогда не любила учиться и частенько прогуливала уроки. Из учебников открывала только литературу и историю, да и то не каждый день. Рисовать обожала и всё время носила в сумке толстенный блокнот с миллионом набросков. Но ни разу не задумывалась о том, чтобы стать художником. Да и мама с детства твердила мне, что искусством занимаются одни лишь бездельники, вроде папы. Но теперь выбора у меня нет: я – инвалид, школу не окончила, в голове пусто. Поэтому буду рисовать эскизы одежды, строить выкройки, шить, вязать и надеяться повторить судьбу Коко Шанель.
– О чём задумалась? – мягко спросил меня Ваня, потихоньку наигрывая на гитаре что-то знакомое и задушевное.
– Да вот сомневаюсь, добавлять ли в соус для рататуя чеснок, – солгала я.
– Не сомневайся! – посоветовал Ваня. – Потому что чеснока всё равно нет.
– А прованские травы есть? – спохватилась я.
– Укроп подойдет? – с притворным беспокойством поинтересовался Ваня.
– Нет, не подойдет! – настаивала я. – Нужны прованские травы!
Ваня отложил гитару в сторону, со вздохом поднялся, извлек из навесного шкафа баночку с мелко нарезанным укропом, взял с холодильника фломастер и поверх надписи «Укроп» жирно начертал на баночке «Прованские травы».
– Держи! – протянул он мне баночку. – Можешь не благодарить.
Я усмехнулась, но не стала спорить.
– Разогревай сковородку, – велела я. – Сейчас будем делать соус.
– Мне нравится твой командный тон, – заметил Ваня. – Особенно то, как он звучит на кухне. Ни в какой другой комнате я бы его не потерпел. Но на кухне – это музыка!
– Ты – тиран? – поинтересовалась я.
– С чего ты взяла? – удивился Ваня. – Я – тихий вегетарианец!
– Вот как?! – воскликнула я. – Совсем не ешь мясо?
– Абсолютно! – с жаром подтвердил он, приложив руку к сердцу, в то время как его глаза смеялись. – Иногда жарю себе карпов в сметане. Иногда варю раков. Но мясо – ни-ни!
– Я тоже не люблю мясо! – обрадовалась я.
– Будем дружить! – воодушевленно воскликнул Ваня.
Мы оба расхохотались.
На обед мы съели совместно приготовленный рататуй, ничуть не потерявший во вкусе без прованских трав, и пирог с морковью, который накануне испекла Ванина мама.
– А гостям предложим их обычную новогоднюю пищу: оливье, холодец и шоколадный торт, – пояснил Ваня, демонстрируя мне хранящиеся в холодильнике запасы. – А на горячее – пельмени!
После обеда Ваня предложил скоротать время за просмотром какого-нибудь фильма.
– Смотрела «Наполеона Динамита»? – спросил он, доставая ноутбук.
Я молча покачала головой.
– Забавный фильм, – порекомендовал Ваня. – Для тех, кто понимает.
Меня немного насторожила его рекомендация. Обычно так говорят про артхаусное кино, которое я терпеть не могу и считаю высоколобым занудством. Но фильм оказался отличным: очень смешным и трогательным. Давно я так не хохотала!
Время от времени я со смехом поворачивалась к Ване и видела, что он, вместо того чтобы смотреть кино, не сводит глаз с моего лица и как-то странно, почти мечтательно улыбается.
– Хватит сверлить меня взглядом! – шутливо приказала я, шлепнув его по руке.
– Ты – самая красивая девушка из всех, кого я видел, – спокойно признался Ваня.
– И много ты их видел? – усмехнулась я.
– Достаточно, чтобы сделать выводы, – серьезно ответил он и вдруг наклонился к моему лицу и неожиданно поцеловал в губы.
Я вновь громко расхохоталась.
– Чему ты смеешься? – с улыбкой спросил он.
– Ты прямо как Джеймс Бонд: «Достаточно, чтобы сделать выводы!» – изобразила я Ваню, не в силах удержаться от смеха.
Он посмотрел мне в глаза и тоже засмеялся.
А меня на самом деле развеселил не он, а его поцелуй. И сразу подумалось, что, похоже, все мальчишки целуются одинаково: неловко и как-то по-детски, с большим усердием и энтузиазмом.
…А потом завалились гости, и мы с Ваней встречали их в коридоре, будто семейная пара со старинной черно-белой фотографии: я сижу в коляске, неестественно выпрямившись и чинно сложив руки на коленях, а Ваня стоит, вытянувшись по струнке за моей спиной и положив ладонь на мое плечо.
В квартире поднялся шум и гвалт. В толпе промелькнуло Настино красивое и жизнерадостное лицо. Она махнула мне рукой, прокричала что-то со смехом и вновь исчезла, закрутившись в веселом вихре праздника. На столе сами собой появлялись и исчезали блюда, в единственной пепельнице и на блюдцах дымились окурки, дверцы мини-бара шумно хлопали, словно аплодируя выпивающим без спроса гостям. Оглушительно громко звучала музыка, стекла серванта и хрустальная люстра мелко дрожали. По дивану размазали оливье. В гостиной во второй раз уронили елку. Пахло свежеочищенными мандаринами, недоеденными пельменями, хвоей и перегаром. В раковине на кухне неумолимо росла гора грязной посуды. А ночью перед боем курантов все танцевали под старую песню «Киллеров». «Не стреляй в меня, Санта!..» – по-английски завывал солист, а я сидела у Вани на коленях в наушниках и, уткнувшись носом ему в плечо и закрыв глаза, наслаждалась песней Islands моих любимых The xx и чувствовала себя на седьмом небе.
После полуночи врубили 30 Seconds to Mars и всей оравой высыпали на улицу с бенгальскими огнями, хлопушками, дудками и петардами. Одни зажигали огни, другие свистели, третьи играли в снежки. Кто-то затеял шуточную потасовку на пустующей в ночи детской площадке. Ваня снял с себя куртку, укутал меня, усадил на качели и принялся с силой раскачивать. Я с замиранием сердца взлетала в морозное небо прямо к бесконечно далеким холодным звездам и вновь стремительно падала вниз, туда, где ждал меня раскрасневшийся Ваня в оранжевом свитере с закатанными рукавами. При каждом падении я заливалась счастливым смехом, а при каждом взлете зажмуривалась и визжала от страха.
Что со мной происходит? Если это – любовь, то что тогда было раньше? И чувства, которые я испытываю сейчас, совсем не те, что были прежде! Что есть любовь и почему она такая разная? Не знаю. Я твердо уверена лишь в одном: жизнь прекрасна. И в болезни, и в нищете, и в инвалидной коляске возможно счастье! А самое удивительное заключается в том, что человек возрождается и продолжает жить, что бы ни случилось! И сейчас мне хочется прокричать на весь мир: «Не забывайте об этом, люди!» Вы все непременно будете счастливы! И пусть вам смешно слышать это от инвалида, но любые горести и беды стоят того, чтобы их вынести! Я знаю это наверняка. Потому что я вновь дожила до счастья.
Об авторе и художнике этой книги
Инна Васильевна Манахова родилась в 1986 году в Оренбурге, где и живет до сих пор. Окончила факультет иностранных языков Оренбургского государственного педагогического университета по специальности лингвист-переводчик; владеет английским и французским языками. Работает по специальности.
В 2012 году И. Манахова впервые принимала участие в конкурсе на соискание литературной премии «Дебют» и по его итогам вошла в лонг-лист в номинации «Малая проза». В 2014 году повесть «Двенадцать зрителей» стала лауреатом Международного конкурса им. Сергея Михалкова и была названа лучшей молодежным жюри Конкурса.
Повесть «Монолог» также оказалась близка именно юным членам жюри и была особо отмечена ими в рамках шестого Конкурса (2018 год).
Садердинова Марьям Хусяиновна с отличием закончила МГАХИ им. В. И. Сурикова (мастерская «Искусство книги», руководитель – народный художник РФ профессор В. П. Панов). Стажировалась в творческих мастерских графики Российской академии художеств (РАХ) под руководством действительного члена РАХ, народного художника РФ академика А. Д. Шмаринова. Дипломант Российского союза художников. Лауреат московских, всероссийских и международных конкурсов. На протяжении 15 лет активно сотрудничает с российскими издательствами.
«Эта книга произвела на меня большое впечатление! – говорит художница. – После аварии главная героиня, Татьяна, не потеряла веру в любовь и стремление жить дальше. Меня поразила сила ее духа и желание реализовать себя даже в самых сложных обстоятельствах. На мой взгляд, именно жизненный оптимизм – главная черта повести, и это делает ее важной для всех нас, заставляет задуматься».