„Смотри, как красиво! – воскликнула она, ткнув пальцем в окошко. – Ты только глянь, какое солнышко!“ Я с восхищением смотрел, но не в окно, а в ее радостное толстощекое детское лицо и понимал, что ни в какой монастырь я не пойду, потому что отныне и навсегда мое место – рядом с этой девушкой…»
Мамины воспоминания были не столь романтичны. «У меня всегда было полно ухажеров. Все красивые девчонки мне завидовали! Мол, чем ты их берешь? А я и сама не знала. Жила на всю катушку: вместе с ребятами давала концерты, пила как лошадь и никогда ни о чем не жалела! Папашу твоего встретила на квартирнике. Думаю, что за хмырь? А он вцепился в меня мертвой хваткой и давай заливать, что я на ангела похожа. Красиво говорил! Мастер разговорного жанра, будь он неладен!.. Философию приплел. Я ему поверила и разрешила меня проводить. И вот стоим мы с ним в подъезде, прощаемся, а он смотрит на меня, да так жалобно! Того гляди и заплачет! Ну, я, так и быть, обняла его, дурачка, поцеловала, по голове погладила. А он бухнулся передо мной на коленки и как заголосит! „Люблю, не могу! – кричит. – Нет мне жизни без тебя!“ Я ему на это отвечаю классически: „Любишь? Женись!“ А он мне: „Женюсь! Сегодня же и распишемся!“ Так и поженились…
А как стали вместе жить, тут-то я и поняла, куда вляпалась. Заливает-то он красиво, а зарабатывать не умеет и не хочет! Говорю ему: „Иди грузчиком! Или каменщиком! Хоть какие-то деньги!“ А он отказывается. Мол, сердце у него больное. Я плюнула на пение: педагогу за уроки нечем платить. Ушла от ребят. „Берите, – говорю им, – другую солистку, а мне мужа кормить надо!“ Устроилась на работу: взяли в столовку при техникуме. Таскала оттуда продукты целыми сумками, всю спину себе надорвала. Хоть бы раз он помог мне! „Нехорошо, – говорит, – у предприятия красть“. А сам жрет принесенную сгущенку, только треск за ушами стоит! Лежит вечерами с книжкой, и весь такой хороший, благородный, правильный! А я на кухне у плиты корячусь – подрядилась друзьям и знакомым торты печь на заказ. Каждую копеечку считала, всё мечтала: вот поедем с ним в отпуск! Я в Египет хотела, на море. А он мне заявляет: „Зайчик, мне туда нельзя, там слишком жарко! Поехали лучше на Валаам“. И я потащилась вслед за ним на Валаам, представляешь, Танюха? А когда ты родилась, он так радовался! Всё разглагольствовал, какое это счастье – иметь ребенка. При этом ни разу к тебе ночью не встал, когда ты плакала! Якобы сон у него такой крепкий, что он не слышит, как его ребенок слезами заливается! Ну не сволочь ли? И чем дальше, тем хуже. Устроился в какое-то ПТУ лекции читать и все свои гроши на книжки тратил! У ребенка ни памперсов, ни игрушек, зато у него библиотека, как у барина! В общем, достал он меня, и я его выгнала взашей! И не жалею! Бестолковый он человек…»
И все-таки мама его любила: «Бывает, взглянет на меня такими глазами, будто я святыня какая-то, или на колени передо мною упадет, целует мне руки, а сам чуть не плачет. „Я тебя недостоин“, – говорит. А я слушаю и таю. Глупо это всё и неправда, а сердце всё равно радуется, и петь хочется во весь голос, чтобы на другой улице слышно было!»
– Мама, куда уходит любовь? – как-то спросила я.
– Любовь не уходит, – возразила мама. – Ее разрушают сами люди.
– Как это? – допытывалась я.
– Приведу тебе кулинарный пример, – с готовностью откликнулась мама. – Вот любишь ты какой-нибудь торт. Медовик там или шоколадный, не важно. В первый раз ешь его – аж душа поет! Во второй раз бежишь к пекарю за этим тортом, покупаешь, приносишь домой, разрезаешь, а он – несвежий! В третий раз берешь этот торт, а в нем корж подгорел или крем горчит. Короче говоря, начинаешь потихоньку возмущаться. А однажды ты съедаешь кусок этого торта и травишься. И тебя потом долго выворачивает наизнанку. И больше ты этот торт не любишь и не ешь. Поняла мою мысль?
– Не совсем, – покачала головой я.
– Когда человек тебя постоянно разочаровывает своими поступками, любовь к нему рано или поздно изнашивается… – вздохнула мама. – А порой достаточно одной маленькой подлости, чтобы любая, даже сильнейшая в мире, любовь умерла в один миг.
…Саша, я всё еще люблю тебя. Я понимаю, ты испугался. Кто бы не испугался на твоем месте! Но я прощу тебе эту минутную слабость. Я уже простила. Лишь бы только ты пришел! Если ты все-таки придешь ко мне в эти выходные, я обещаю навсегда забыть твои жестокие эгоистичные слова и буду любить тебя, как прежде! Моя любовь к тебе не износится, ее хватит на всю жизнь! Моя любовь всегда будет греть и хранить тебя, где бы ты ни был! Пожалуйста, не оставляй меня сейчас! Приди ко мне хоть на минутку! Загляни, улыбнись, скажи мне хоть слово – и убегай опять по своим делам! А я буду благодарить тебя за это всю жизнь! Ты не понимаешь, как это важно для меня – увидеть тебя рядом, услышать твой любимый голос, заглянуть в твои светлые безмятежно-голубые глаза! Саша, я больше никогда не встану на ноги, и ты можешь позже бросить меня за это. Только, пожалуйста, не бросай меня теперь, когда я лежу в больнице! Не бросай меня в самую тяжелую минуту моей жизни! Я не вынесу, если ты окажешься предателем!..
– Танюшка, обедать! – позвала мама, прерывая мои невеселые размышления. – Чем тебя покормить – больничной баландой или маминым вкусненьким бульончиком?
– Тут кроме баланды принесли еще второе блюдо, – заметил папа, протягивая мне тарелку. – Татьяна, не желаешь котлетку с картофельным пюре?
– Не лезь, куда тебя не просят! – осадила его мама. – Не ест она котлетки! Я ей на второе баклажан запекла.
– Доктор сказал, нужно кушать мясо, – осмелился возразить папа.
– А я разве спорю? – всплеснула руками мама. – Я ей куриный бульон сварила! А котлетами этими столовскими сам давись! Я всю жизнь в общепите проработала и знаю, из чего их тут делают!
Папа вздохнул и поставил тарелку на тумбочку.
– Танюш, а к чаю я тебе лимонный пирог испекла! – торжественно объявила мама. – По своему фирменному рецепту!
– Знаменитый лимонный пирог! – восхитился папа и, повернувшись к маме, ласково спросил: – И когда только ты всё успеваешь, зайчик? Всю ночь здесь просидели, а наутро у тебя уже полная сумка домашней еды! Волшебница!
– Зайчиками ты своих пэтэушников называй, – недружелюбно откликнулась мама. – А у меня имя есть. Твои комплименты здесь никому не интересны. Ешь котлету с пюре и уматывай!
Мне вновь, как в детстве, стало невыносимо обидно за папу и захотелось за него заступиться. Но я не находила нужных слов, поэтому просто выпалила первое, что пришло в голову:
– Папа, а у тебя в пэтэу сейчас каникулы?
– Нет, – немного удивился папа. – С чего ты взяла?
– А с того, – ответила за меня мама, – что ты тут сидишь уже вторые сутки подряд. Ребенок не привык тебя видеть столько времени зараз.
– Мама, завтра меня приедут навестить одноклассники, – поспешно заговорила я, желая отвлечь ее раздраженное внимание от папы. – Я решила все-таки переодеться к их приезду. Привези мою белую кофточку с длинным рукавом и синюю ленту для волос. И еще спроси, пожалуйста, у доктора, нужно ли мне продолжать носить этот дурацкий памперс? Я больше не хочу его надевать. Ты ведь поможешь мне обходиться без него?
– Конечно, помогу! – с энтузиазмом воскликнула мама. – Я не поняла, какую кофточку тебе привезти?
– Беленькую, от Ванессы Монторо, – уточнила я.
Мне очень нравились вязанные крючком кофточки и платья от Ванессы. Мое самое любимое праздничное платье цвета мертвой розы мне связала мама, причем сама, без выкроек, по фотографии в модном журнале. А белую кофточку подарила Настя. И не важно, что эта вещь слишком шикарна для больницы! Завтра я хочу выглядеть лучше всех. Пусть мама привезет мне косметичку, лак для волос и гребни. Пусть оботрет влажным полотенцем мое изломанное тело, надушит меня своей «Шанелью», сто раз причешет спутанные пряди моих волос и красиво уложит их, чтобы они переливались и блестели, как в рекламе шампуня! И не важно, что девица за рулем черного «ауди» превратила меня в инвалида. Я не намерена перестать наряжаться и ухаживать за собой. Я всегда была красивой и останусь такой несмотря ни на что!
Мама несказанно обрадовалась моему желанию хорошо выглядеть и нравиться окружающим.
– Правильно, Танюшка! – заявила она. – Нечего распускаться! Я из тебя к завтрашнему дню королеву сделаю! Хочешь, позову Свету-парикмахера? Она тебе волосы уложит в виде короны или венка!
– Соглашайся, Татьяна! – встрял осмелевший папа. – Будешь, как Фрида Ка́ло!
– Очень остроумно! – с укором произнесла я, отворачиваясь.
– Татьяна, я не к тому… – растерялся папа. – Поверь, я не хотел тебя обидеть!
– Молчи уж в тряпочку! – сердито зашикала на него мама. – Лучше бы посуду помыл!
Смущенный, раскрасневшийся папа дрожащими руками собрал тарелки с почти нетронутым обедом и уныло побрел к раковине.
А я вновь глубоко задумалась.
На самом деле, до знакомства с Сашей мне и в голову не приходило, что я красива и могу кому-то искренне нравиться. Наоборот, я считала себя унылой уродиной и до дрожи стеснялась собственной внешности. Избегала смотреть на себя в зеркало по утрам, когда умывалась. Краснела, случайно поймав свое отражение в многочисленных зеркальных витринах дорогих бутиков. Ходила во все подряд модельные агентства и на кастинги, чтобы услышать от наглых рекрутеров хоть слово себе в утешение. Злоупотребляла косметикой. Была подписана на всех популярных бьюти-блогеров в соцсетях и как ненормальная фанатично следовала каждому их совету: выщипывала скрученной ниткой редкие волоски над верхней губой; прикусив язык от усердия, рисовала себе карандашом соболиные брови и кошачьи глаза, наклеивала ненавистные накладные ресницы, отчего казалось, будто я смотрю на мир из кустов, словно вечный партизан.
Самой противной была постоянная розовая сыпь на лице, которую не помогали скрыть ни тональные кремы, ни пудры. Я вычитала в каком-то женском журнальчике, что от угревой сыпи якобы помогают гормональные препараты, и начала потихоньку таскать таблетки у мамы из аптечки. Обнаружив пропажу, мама устроила мне жуткий скандал. Она подозревала, что я краду таблетки и принимаю их из опасения забеременеть, и только визит к врачу и мой унизительный осмотр в ее присутствии смогли ее разубедить.