ОН. Сейчас, сейчас.
ОНА. Ты прелестно мне ответил тогда.
ОН. Ну, это было естественно…
ОНА. Да, да… это моя глупая постоянная ненасытная нежность… Теперь я это понимаю – она надоела… Но тогда-то я тоже думала, что у нас рай… (Повторяет, нежно.) Обними меня, пожалуйста… и ты обнял, взглянул на часы и куда-то заторопился… В то время я уже ждала ребенка, сидела дома со своим смешным животом и все время чувствовала, как ты постоянно хочешь уйти из нашего дома. И от ярости я ругалась с тобою… и говорила тебе всю эту чепуху про тарелки, про мясо и про прачечные. И единственный, кто мне тогда сочувствовал, – это мама!
ОН. Я не хотел уйти из нашего дома. Я хотел уйти от твоей нервности… Кроме того, иногда нужно просто побыть одному!
ОНА (в порыве). И я поняла, что ты, который так любил меня, теперь готов сбежать от меня куда угодно – на стадион, к черту в ступе… только бы не сидеть дома… У каждой женщины есть чувство дома… и жажда построить этот свой дом. И тут я уразумела, что тебе не нужен мой дом. И тогда я впервые почувствовала, что совсем не знаю тебя… что у тебя есть свои тайны… И что ты чужой… и что я с тобой… и я – одна. И я опять вспомнила утро… после нашей первой ночи… и как ты ничего не сказал мне… (Молчание.) Но это все… психологические изыски… А ведь было еще проще, не так ли?
ОН. Ты…
ОНА. Однажды ты поздно-поздно вернулся… Ты совсем забыл об этом в своих милых сентиментальных воспоминаниях.
Появляется ОФИЦИАНТКА, по другому одетая и причесанная.
ОФИЦИАНТКА. У тебя что-то происходит, Димушка? (Подходит к нему, гладит его по волосам.) Ничего… ничего.
ОНА (со своего столика, насмешливо) . Идиллия… (И так же, издеваясь, читает стихи).
Засыплет снег дороги,
Завалит скаты крыш,
Пойду размять я ноги –
За дверью ты стоишь.
ОФИЦИАНТКА (ему). Все у тебя будет хорошо, славно… Я везучая, только не для себя, к сожалению. Знаешь, мне сегодня приснилось, что я тебя совсем не увижу… И такая грусть, будто с отчаяния нырнула головой в сугроб, и только торчат оттуда мои жалкие ноги…
ОНА (насмешливо).
Как будто бы железом,
Обмакнутым в сурьму,
Тебя вели нарезом
По сердцу моему.
ОФИЦИАНТКА (ему). Я люблю тебя… Я люблю тебя…
ОНА (зло, прерывая). Опять врешь! Оставь фантазии! Что же было с тобой по правде, мой милый фантазер? Я ведь сразу почувствовала… так не хотела, но почувствовала… (Кричит.) Ну! Ну!…
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Ну, миленький ты мой! Как же тебя звать? Вадимчик? Ха-ха-ха! Вадимчик. Ап! – как говорят циркачи. Я в цирке работала, а потом у меня заболевание брюшины получилось. Но я выжила… Это как выиграть сто тысяч по трамвайному билету… Мне теперь ничего не страшно. Ха-ха-ха! Вадимчик! Ап! А «это»… «Про это» – как сказано у классика. И вообще, не надо придавать этому никакого значения. И давай говорить о чем? О ра-бо-те. Ап! Ап! (Вдруг заплакала.) Дура несовременная! Привязываюсь, идиотка. И жалею всех… всех… всех. За что? Хоть бы меня кто пожалел… Нет, я жалею, жалею… И супружника, который меня бросил, и тебя, и негра в Африке… Ап! Ап!
Пауза.
ОН (ей). Я просто… чтобы… Я боялся, что мне с тобой не так хорошо… Я… Клянусь, все, что было, я забыл сразу же. Это было ужасно. Я потом…
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Ап!
ОНА. Ну… чего ж ты остановился? Что я пережила тогда! Чушь! Мы отнесемся к этому с юмором. Ведь, в конце концов, мы еще не так стары! Еще кое-что впереди! Ну, попробуем.
ОН (хрипло). С юмором…
ОНА. С юмором. Ты ведь это умеешь так хорошо. Ну – с юмором! Ну! Начинай!..
ОН (глухо). И вот оно лежит, убиенное тело нашего брака…
ОНА. Ха-ха-ха! Молодец! А теперь произнесем над ним парочку поминальных речей. С юмором.
ОН (в тон). Дорогой брак, что ты есть такое? Как сказал кто-то кому-то… Брак – это соревнование двух эгоистов, и один кто-то должен уступить… Но если не уступит никто… И вот оно горит, убиенное тело нашего брака… Ты плачешь?
ОНА (плача). Ну что ты! Я пью чай! Однажды вечером после смерти нашего брака…
ОН. Мирное вечернее чаепитие… почти поминки…
ОНА (сквозь слезы). «Тебе с сахаром?» – говорила я.
ОН. Говорила она, думая о другом…
ОНА. Да, мы уже все поняли и все решили друг о друге.
ОН. Мы уже отказали друг другу в возможности понять тонкое, то сложное, что есть у каждого из нас, и чего, как мы точно выяснили, абсолютно не может постигнуть другой.
ОНА. И оттого мы теперь не торопимся все рассказывать друг другу. Зачем? Все равно не поймет! И теперь мы только делаем вид, что разговариваем, а на самом деле, разговаривая, мы молчим.
ОНА. Чай надо купить.
ОН. Говорит она, думая о другом. Твоя мама звонила.
ОНА. Говорит он, думая о другом.
ОНА. Ну, продолжай… милый, нашу летопись.
ОН. Много событий… Мы получили квартиру… В 24 года я «остепенился» – то есть защитил кандидатскую… и родился мальчик Алеша…
Она плачет.
ОН (повторяет). Родился мальчик Алеша… Я его любил… В воскресенье я гулял с ним в парке… Гулять по парку и слушать ребенка – это и есть счастье в воскресенье…
НЕПТУН. И у меня тоже… прибавление семейства… только один нюанс. Теща-то наша, которая фаршем… была против прибавления, так и сказала: «Пока свою квартиру не заимеете, в ногах у вас по ночам буду сидеть, а не допущу…» (Нежно.) Сиди не сиди, а дочурка появилась. И что ты думаешь – квартиру дали. Счастливый конец! Ха-ха, Димьян. Развеселил? Нет… Намек понял: «Двое дерутся, третий не лезь». Атас, я тактичный. (Уходит.)
ОН (ее матери). В общем, все устроилось и даже в Швеции были бы в восторге от такого оборота дела.
ОНА (ему). Ты забыл еще одну новость – я поступила на работу, я уже неделю туда хожу… Впрочем…
ОН. Да, я думаю только о себе… (Объявляя). 1263-е вечернее чаепитие.
ОН. Как дела на работе?
ОНА. Спросил он, думая о другом… Да, надо подписаться на газету.
ОН. Ответила она, думая о другом.
ЕЕ МАТЬ (хрипло, отцу). Жалко их… Ах, как жалко!
ОН (объявляя). «После чистилища». После чистилища наступает… (Замолчал.)
ОНА (помолчала). Нам надо поговорить. Ты понимаешь… Ты понимаешь… Я ненавижу все эти объяснения, но… (Опять замолчала.)
ОН (в зал). Я подумал: сейчас она скажет «Я люблю другого человека».
Она молчит.
ОН. Ты все-таки не сказала эту пошлость! Спасибо!
ОНА. Замолчи! Сколько раз я готовила эту речь… Сколько раз… У меня все время было с тобой чувство одиночества. Ты меня постоянно обижал, и самое страшное… ты никогда не понимал, когда ты меня обижал. У нас разная кожа. И ты все время думал о себе… чтобы тебе быть свободным, чтобы тебе было хорошо, ты раздражался, когда было плохо тебе. Ты никогда не думал о нас двоих… и о нас троих… С тобой всегда было тяжело разговаривать. Я говорила и все время видела у тебя пустые глаза… Ты выключался… тотчас, как только тебя не интересовало то, что я говорю. Я стала с тобой сварливой. После каждой нашей ругани я вспоминала свои слова и мне было жутко… что я их произнесла… И я думала: до чего же надо довести женщину, чтобы она стала грубой кухаркой… До чего надо довести женщину, чтобы она стала такой неинтересной… Я уже начала думать, что я такая и есть…
ОН. С кем же ты узнала, что ты другая?
ОНА. Это не важно… Ну зачем нам жить вместе?.. Любовь? Любви уже нет… Алеша? Но ведь все равно это случится. Не сейчас, так потом… А жить в безрадостной семье… И для Алеши это тоже не надо.
ОН (ей). Ты плачешь?
ОНА. Это неважно… это уже тебя не касается… Мы жили вместе три года… Если просто жить с человеком три года… и то привыкаешь… Я перестала чувствовать себя женщиной. Я забыла, когда ты говорил мне слова.
ОН. Какие слова?
ОНА. Те слова! Которые ты перестал мне говорить… Что ты смеешься?
ОН. Я не знал, что это так важно. Я бы говорил их тебе. Я бы двадцать раз на день называл тебя милочка, пташка… рыбочка, заинька… Я бы называл тебя ласточка, золотце… Солнце нашей планеты.
ОНА. Не надо превращать это в шутку. Мне двадцать три года… Двадцать три года для женщины…
ОН. Да, это старость… (Ей.) Я наклонился, чтобы дотронуться щекой до твоего заплаканного лица. Но ты вздрогнула всем телом и поспешно отодвинулась, почти отпрянула. Мне показалось, что я почувствовал ужас и отвращение всего твоего тела. Мне показалось тогда, что твои руки, щеки и все эти проклятые нервные окончания, все то, что осязает и любит, уже осязало и любило кого-то… (Кричит.) Ты!.. Ты!..
Ее мать подходит к ним.
ОН (ее матери). А, здрассы… Здрассы… Вы пришли!.. Вы успели! Вы приблизительно прикинули, сколько времени займет наше объяснение.
ОНА. Уходи! Уходи! Я прошу тебя!
ЕЕ МАТЬ. Мы вас не боимся… мы вызовем милицию.
ОН. Прекрасно! Чтобы вам было легче вызывать…
ЕЕ МАТЬ. Я иду к телефону.
ОНА. Я умоляю… Я прошу! Уходи! Уходи!
Стук часов. Время.
ОН (ей). И я ушел! И началось: я не знал, что так бывает, я не мог никого дослушать до конца, я не мог ни с кем разговаривать… Я не мог просто сидеть на стуле, потому что все время хотелось снять трубку телефона и позвонить тебе. Я звонил и молчал в трубку. Я знал, что ты не хотела меня узнавать и поэтому все говорила «Алло» и делала вид, что не понимаешь, кто это молчит в трубку. У меня вошло в привычку звонить так каждую ночь и слушать твой голос и молчать… Я без этого спать не ложился. Я жутко боялся, что однажды позвоню и тебя не будет дома ночью…