Во дворце скандал и склока,
вся охрана на ушах.
Тут же схвачена пройдоха,
изобличена в грехах.
Вмиг указом королевским,
оглашая свод и ширь,
пасбища и перелески,
ведьму — в дальний монастырь.
Скорохода с вестью к фее
отослали в тот же час
посулить, коль преуспеет,
чин и золотой запас.
Фея, к золоту не падка,
справедливость лишь ценя,
бросив дом свой в беспорядке,
прибыла к исходу дня.
Короля и королеву
успокоив, как могла,
тут же осмотрела деву,
что без задних ног спала.
И, представив сиротою
крошку через сотню лет,
усыпила всех гурьбою:
дворню, стражу и балет,
скоморохов, музыкантов,
поваров, пажей, вельмож,
фаворитов, маркитантов,
кардинала, двух святош,
пекаря и трёх шпионов,
лекаря, что исцелял,
фрейлин полк со взором томным,
королеву, короля.
Все заснули, даже в печке
огонёк, зевнув, угас.
Затрещав, потухли свечки.
Тьма укрыла всё от глаз.
Посреди густого леса,
если влезть на бурелом,
разглядишь дворец принцессы, —
обветшавший, в общем, дом.
Плющ и хмель обвили башни,
а в заброшенный чертог,
как посол дремучей чащи,
через щель проник вьюнок.
Дремлет юная принцесса,
проплывая сквозь века,
паутинная завеса
лишь колышется слегка.
Замок спит, а время мчится,
вопреки волшебным снам,
на крылатой колеснице
по неведомым путям.
V
А в соседнем королевстве
жил, не ведая забот,
ограждён от всех последствий,
принц уже тридцатый год.
Под присмотром гувернёров,
фрейлин, кравчего и слуг,
он развился очень скоро,
сливки сняв со всех наук.
Перед ним Сенека — варвар,
Карр с Платоном не правы.
Кембридж, Оксфорд, да и Гарвард
ждали принца, но увы...
С Папой вёл себя по-братски,
вёл с схоластиками спор,
был приятель с принцем датским,
даже ездил в Эльсинор.
Сложно внутренне устроен,
впечатлительный типаж,
а по внешности герою
двадцати пяти не дашь.
VI
Раз собрался на охоту
принц однажды поутру, —
вместе с егерьскою ротой
лисью штурмом брать нору.
Только кто ж лисицу словит,
что шмыгнула в дикий лес?
Старший егерь принцу молвит,
подскакав наперерез:
— Арбалет взведите лучше,
жаль, что пулемёта нет, —
может, в зарослях дремучих
притаился людоед!
Лес стеной стоит дремучей,
кто попал туда — пропал.
От угрозы неминучей
кто бы тут не сплоховал?
Всё сплелось настолько крепко,
что ужу не проползти,
но как только тронул ветку,
чары кончились почти.
И, как сказано в поверье,
с шумом распахнув листву,
расступились вдруг деревья,
видимо, по-волшебству.
Путь — туда, где всё уснуло,
или нет? — Одно из двух.
Юноша пришпорил мула
и помчался во весь дух.
Фея впрямь была не дура.
Дело близится к концу.
Что же видит принц? — Фигуры
спящих по всему дворцу.
Хоть нечищенные зубы
у принцессы целый век,
чмокнул парень прямо в губы
деву, — смелый человек!
И тот час же всё проснулось,
зашумел огонь в печах,
стража тут же встрепенулась,
вскинув ружья на плечах.
А принцесса бодро встала,
будто спящей не была,
звонким голосом сказала:
— Ну же я и поспала!
Или что-то в этом роде...
Тут же пару — под венец.
Ликование в народе,
а всей сказочке — конец!
2010
ПЕРЕВОДЫ
С итальянского
Франческо Петрарка
(1304 —1374)
***
Любовь, как солнце, озарила
Лучом черты её лица,
И красота других уныло
Померкла в радости Творца.
Душа моя благословляет
И скорби час, и час мечты,
И час любви, что поднимает
Мечту в мир светлой высоты.
Мысль неземную излучая,
Того, кто следует за ней,
Она с высотами венчает,
С путём, где низких нет страстей.
И, вдохновлённый страстью нежной,
Стремлюсь вослед, влеком надеждой.
***
Оставив блудный Вавилон,
Где нет стыда и подлы нравы,
Где скорбь или дурную славу
Я б заслужил к концу времён,
Я жив, природой окружён.
Амура не сдержав, слагаю
Стихи, и травы собираю,
И вглядываюсь вглубь времён.
Мечтой Фортуну не тревожу
И не терзаю сам себя.
Сюда бы друга мне, быть может,
И ту, которой жил, любя.
Была бы лишь нежна подруга,
А друг свободен от недуга.
Микеланджело Буонарроти
(1475—1564)
ДРУГУ
Я глубоко уснул, окаменел почти,
А мир идет путем разбоя и насилий.
И от него спастись возможно лишь в могиле.
Не прерывай мой сон и больше не буди.
***
На смену безмятежных лет
Приходят горькие сомненья.
Живущим — неизбежно тленье,
Будь трижды царь — пощады нет.
Лжёт наваждение любое,
И солнце каждый раз другое.
***
За горизонтом луч погас,
Мир засыпает беспробудно.
И только не сомкнуть мне глаз,
В слезах душа горит подспудно.
С французского
Франсуа Вийон
(1432 — 1491)
***
Спеши, письмо, в далёкий путь.
Хоть ты безгласно и безного,
Но самую скупую грудь
Расшевели высоким слогом!
НАПУТСТВИЕ ЖИВУЩИМ ДУРНО
Ты, индульгенций продавец,
Разбойник иль грабитель,
Мошенник, вор или подлец,
Монет изготовитель,
Кому вариться дочерна, —
Так прибыль ваша где, а?
Увы, растрачена она
На пьянки и на девок.
Звени, наглец, в свой бубенец,
Проныра и пройдоха,
Будь идолом простых сердец,
Всю жизнь играя плохо.
Зеваки отовсюду шли
Глазеть к твоей стоянке,
Но все доходы утекли
На девок и на пьянки.
Не таковы, — спаси, Господь! —
Крестьянин, швец и косарь,
И чьи в глуши душа и плоть
Томятся без вопросов.
Но как ни тщитесь удержать
Зашитое в подушки,
Вам всё равно их промотать
На девок и пирушки.
Разденьтесь, лучше, догола, —
В мешок за шмоткой шмотку.
Продайте их, — и все дела, —
За девок и за водку!
***
Я — Франсуа, чем удручён.
В Париже, что близ Понтуаза,
Рождён. Веревкою в туазу
Мой будет вес определён.
С английского
Уильям Шекспир
СОНЕТ 8
Если музыка ты, почему
Так тоскливо пристрастие к звукам?
Любишь ты, - отчего - не пойму? -
Только грусть в этих звуках и муку.
В чём причина тоски, и печаль
Тайной вызвана скорбью какою?
Не с того ли, что более жаль
Кончить век одиноким, с клюкою?
Ты прислушайся к а к говорят,
В строй вступая, согласные струны, -
В-точь - семейство, в котором есть лад,
Где поют вместе старец и юный.
В звуках музыки спрятана суть:
Одиночества гибелен путь.
СОНЕТ 31
Ты оживила всех, кто уходил
За роковую грань, в страну теней.
В тебе их ум живет, душевный пыл.
Черты друзей в твоем лице светлей.
Я выплакал по ним всю горечь слез,
Шёл к исповеди в сень плакучих ив.
И, видно, жизнь на мой немой вопрос
Ответила, в тебе всё воскресив.
И тишину последнего приюта
В твоей душе нашли друзей сердца,
И всё, что я не досказал кому-то,
В глаза твои вошло и в блик лица.
И всех родных в тебе я узнаю,
Пока живу, пока в земном краю.
СОНЕТ 140
В тебе равны и ум и зло.
Такой и будь, но ран не трогай,
Чтобы меня не прорвало
Оклеветать тебя и Бога.
Нас обручили в небесах
Для счастья — бытия земного.
Пусть правды нет в твоих словах,
Солги! Солги, что любишь снова.
Я не могу, сойду с ума.
Врагу не пожелал бы это.
Поверь, мне целый мир — тюрьма.
Ты в ней живёшь, как лучик света.
Но если не разделишь путь,
Сумей хоть словом обмануть.
Томас Мур
(1779 — 1852)
***
Плыви, мой чёлн, пусть гонит ветер
Тебя к далёким берегам.
Спеши, ведь я не встречу там
Страны печальней всех на свете.
Я в ней влачил свой путь земной,
И волны мне как будто плещут:
«Под нами гибель, но похлеще
Оставшееся за спиной».
Плыви, челнок, и в штиль и в бурю.
В безбрежном море я готов
Внимать штормам, чем видеть то,
Что подлой свойственно натуре.
Но если где-то в мире есть
Враждой нетронутое место,
Где ложь людская неизвестна, —
Тогда причаль, челнок мой, здесь.
Роберт Бёрнс
***
Душа моя уносится к горам,
Идет по крутизне оленьим следом,
Лишь диких коз могу спугнуть я там, —
В пути, что лишь одним мечтаньям ведом.
Прости, мой край, что от тебя вдали