и близок час, когда тобой заплатят.
Как одиноко, как щемит тоска!
Глаза не внемлют надоевшим книгам.
И старость серебрится у виска.
Нет, то не старость — время стало мигом.
А ты не верь. Попробуй, как и я,
забыться в рифме — временном лекарстве.
А ты поспорь с судьбой — она судья
помилосердней, чем людское братство.
Живи назло невзгодам, через дни
неси свою несдавшуюся душу,
и память об ушедших сохрани,
моря и горизонт, что прячут сушу.
1984
1985 - 1986
_________________
***
Перекати через года
и что останется тебе, —
поля из мартовского льда
и груз желаний на горбе?
И спор, которому конца
жизнь не дала, да и не даст.
Соперник с ликом хитреца
тебя попробует — в балласт.
Так что, всё заново начнём,
и будем биться за права,
вбивая в споры ни о чём,
необходимые слова?
Опять доказывать, что ось
не в центре полюса, а вне,
что жизнь изучена насквозь,
и ты давно раскрыл все «не».
А треснет лёд и понесёт, —
ты, возмутившись, крикнешь: «Нет!».
Опомнишься: «Который год?
Который год и сколько лет?..».
1985
***
Теплеет, значит скоро март
окончит путь, вступив в апрель,
и что зима колоду карт
развеет в светлую капель.
Чего там на судьбу гадать,
когда она и так ясна?
Пора морозам отступать.
Вы слышите, идёт весна!
Ко всем чертям гоню хандру, —
ведь надо жить и надо петь,
и, сон сгоняя поутру,
не умереть, не умереть.
1985
***
Мы равны, мы из одной колоды,
только не скрещаются пути.
Вне правительств, критиков и моды
крест бродяг обречены нести.
Впереди Мигель де Сааведра,
а за ним — кто пеший, кто в седле.
Много нас — шеренга в километры,
только не встречались на Земле.
1985
ПРЫЖОК
Крыля в прыжке над глубиной,
пловец рвал ветер над волной,
сжимался в ком, летел струной
по акробатике шальной.
В тот час в залив пришёл прилив,
скрыв отмели, где риф на риф
наполз, чтоб крови не пролив
нырнул, паривший, словно гриф.
Но у волны наискосок
был ветром сбит, как волосок —
рукой, пригладившей висок, —
упал плашмя, прервав бросок...
Когда притянет глубиной,
и ветер, душу окрылив,
толкнёт в стремительный бросок —
остановись, и в мир иной
не рвись, где крылья опалив,
не вынырнешь, а кончишь срок.
1985
МОЦАРТ
Моцарт пишет,
и в сонате
ветер дышит,
солнце тратит
на людей
весь жар и душу.
Амадей
играет, слушай!
Клавесин,
орган иль скрипка, —
гибнет сплин,
тоска — ошибка
Росы
падают на ноты.
Это слёзы.
Моцарт, кто ты?
Смех
сбегает из-под клавиш.
Всех,
кто верует, ты славишь!
Создан
из противоречий,
кто он, —
отпрыск человечий?
Просто так,
душой, не мерой,
сделай шаг
и в жизнь уверуй.
До утра
свечей не тушат.
Амадей играет,
слушай!
1985
ГОРИ СВЕЧА, ПОКА ГОРИТСЯ...
В. В. Макаровой
Гори свеча, пока горится,
для бутафории не стой!
Тебе к лицу в огне топиться,
слезу роняя за слезой.
Тебе за промахи и беды,
за нас просить иконный лик,
жить в дни рожденья и победы,
жить, погибая каждый миг.
Гори, свеча, в еловой ветке,
свети над письменным столом,
гори и грей в тюремной клетке,
гордись печальным ремеслом.
И мы, похожие на свечи,
исходим, плавимся и ждём,
когда же разум человечий
взметнётся истины огнём?
1985
БАЛЛАДА О ДИЛИЖАНСАХ
Мчались в старых дилижансах
наши предки по делам,
в ограниченном пространстве,
вверив судьбы лошадям.
И Земля казалась плоской
под ногами тощих кляч,
лишь вовсю трещали доски,
да скрипел колёсный плач.
Каждый в уголке скамейки
думал о своём пути:
жизнь не стоит и копейки,
если пуля просвистит.
Но, сжимая пистолеты,
в ожидании засад,
жили на верху кареты
злой форейтор и солдат.
На почтовых сквозь границы,
на почтовых сквозь года...
И во сне дорога снится,
да родные иногда.
На почтовых-бестолковых, —
пусть потом рассудит Бог! —
мыкались в желаньи новых,
неизведанных дорог.
Кто — на помощь, кто — в изгнанье,
кто — за злостным должником,
отлетевшие в сказанья,
спите вы дремучим сном.
Нам оставив книги странствий,
ветхих партитур тома,
на незримых дилижансах
вы промчались за дома...
1985
ЧАЙКИ В ГОРОДЕ
Чайки в городе, в городе... Птицы!..
Не людей, так хоть их пожалеть!
Чайкам голодно, надо кормиться
И в полёте не умереть.
Вот зима, но исчезли вороны.
Странный признак! — чего им не жить?
Только чайки летят на балконы,
Рвутся в окна, прося их впустить.
Чайки, чайки, хорошие птицы.
Трудно вам? Я впущу вас, впущу!
Только где же вам всем разместиться?
Что, не в гости? Хоть корм притащу!
Но пугливы вы страшно — и точка.
Подойдёшь — всех, как ветром снесёт,
Не берёте из рук ни кусочка.
Верно! Пуганый дольше живёт.
Всё равно вам, кто чуток, не чуток...
Всё меняется, всё до поры.
Снег пойдёт через несколько суток,
а пока чайки белят дворы.
1985
ТАГАНКА
Театр осиротел. Любимов в Хайфе
иль в Тель-Авиве. Там ему и жить!
Обиделся, послал все власти на фиг.
Театр в сомненьях: быть или не быть?
Назначен Эфрос. Сверху так решили, —
незаменимых нет между людьми.
Но с Эфросом артисты не дружили,
а с кем они дружили, чёрт возьми?!
От перепалок и интриг не в духе,
зверел главреж, упав в тенёта дней.
срывал спектакли с треском Золотухин,
бравируя известностью своей.
Освобождаясь от чинов и рангов,
склоняя на анархию народ,
бурлит вовсю мятежная Таганка
и скоро режиссёра доведёт.
1985
ПРО НОБЕЛЕВСКУЮ ПРЕМИЮ
Альфред Нобель, изобретший порох
(Анька говорит, что — динамит),
дал возможность шляться по просторам
войнам, где никто не победит.
А потом опомнился, бродяга,
столько душ невинных загубя!
Нам и человечеству во благо,
создал фонд по имени себя.
В физике мы с Анькой не меркуем,
правда, был на химии в цене...
А за то, что нынче не быкую,
можно дать и премию вполне.
Накопились в банке денег кучи,
мне ж за трёшку засветили в глаз!
Только эту премию получим, —
морды будут бить уже за нас.
Из ментовки, значит, приезжаю, —
шлю запрос. Какая там страна?
Присуждайте, я не возражаю.
Утром — дома, прямо с бодуна.
1985
ИНОГДА ВЕЧЕРА ОЖИВАЮТ...
Иногда вечера оживают:
звёзды чиркают белыми стрелками.
Люди здравствуют, не умирают.
Звезды - камешки тёплые, мелкие.
Небо странное, без суеверий:
тучи стаяли, воду отплакав,
и комочки далёких материй
точно входят в черты Зодиака.
Ковш Медведицы, Волосы Веры,
Скорпион, дальше - вихри из пыли.
Где границы неведомой сферы?
Где мы все до рождения жили?
Иногда вечера оживают,
только люди им редко внимают.
1985
***
Отчего нам в старых книгах
так уютно и надёжно,
что неотвратимость мига
не заметна, не тревожна?
Отчего дрожанье нервов
утихает понемногу,
и душа летит, наверно,
исповедоваться Богу?
Мы забыли, мы устали
ночью вглядываться в звёзды.
Что читали, что листали
отвечает нам: «Не поздно!»
И седые каравеллы,
покачавшись на страницах,
нас уводят за пределы,
если только нам не спится.
Странное успокоенье
в старых книгах притаилось.
Может, от того, что зренье
авторов в слезах омылось?
Или жили люди лучше
в те века, не зная сроков,
а осознанные кручи
нам теперь выходят боком?
Так ли это? Не отвечу,
не задам вопросов лишних.
И уду противоречий
не возьму. Я верю вышним.
1985
НЕЖДАННЫЙ ДРУГ, НЕЗВАННЫЙ ГОСТЬ...
Нежданный друг, незваный гость
сошлись в моём дому.
И к радости мешалась злость,
как будто в душу впился гвоздь,
неясно почему.
Я потерялся и поник
в плену ненужных слов,
запутался в плену улик,
которых смысл не нов.
Два человека принялись
словами тормошить,
а ты меж них юлой вертись,
не успевая жить.
Я б в одиночку их скрутил
и перевербовал,
с них суету и хамство смыл...
А, может, промолчал?
Простил бы, сетуя на суть
Земли в её соку,
что каждому неровный путь
написан на веку.
Нежданный друг, незванный гость