благословляемый женой,
непостижимое затеяв,
из ерников, из лицедеев
уходит, будто из пивной.
Актер уходит из актеров
и думает: он — как Суворов,
еще опомнятся цари,
те, что его не оценили,
и призовут, он будет в силе,
тогда — иди, тогда — твори.
Актер уходит из актеров,
из дураков, из волонтеров,
благословляемый женой,
чужим занятием утешен,
печален и уравновешен,
актер уходит в мир иной.
Но где-то в глубине сознанья
таятся смутные признанья
и образуют злую связь,—
мол, потому он не был признан,
что к сцене богом не был призван
и просто жизнь не удалась.
* * *
Прекрасен мальчик, только что рожденный!
Как человек, ни в чем не убежденный,
светло и просто он глядит на мир;
поет себе, на счастье уповая,
а мир его — квартира типовая
да веток в небе штриховой пунктир.
Пусть эта точка зрения банальна,
но вот блаженство — плыть горизонтально!
Как виснут провода и фонари!
Как облаков меняется окраска!
И как шикарно катится коляска!
Роскошен выезд в свет, черт побери!..
Улыбка? Нет, ничуть не глуповата.
Он молодец, он смотрит непредвзято.
Тиранит вас?.. Ну, это вы — шутя…
Наморщился?.. Да ничего не значит!..
Ну что за чудо!.. Никогда не плачет?!
«откуда ты, прекрасное дитя?..»
* * *
Александру Иванову
Ты заметил, как чайка сварлива,
как ворона картава и зла?
Как мотаются возле залива,
как холеные носят тела?
Как нахальны и как беспардонны!
Как уверены в праве на крик!
Ах, и ты потерпел от вороны?
К этой чайке и ты не привык?
Вон одна загорает у лодки,
а другая глядит в небеса…
Да, конечно, конечно, красотки!..
Голоса выдают, голоса…
* * *
Как постарели лошадь и овчарка!
Мы видим, как впервые за пять лет
конь падает, не от жары — не жарко,
а пес не может влезть на табурет.
Мы все жалеем их за скоротечность
их жизней, будто сами рождены
не стариться, а так, как есть, на вечность
за этою землей закреплены.
А нас жалеют лошадь и собака.
У них одна забота на двоих:
как эти люди проживут, однако,
еще так много лет, и все без них!
* * *
Крапивин строит дачу. Чертежи
составлены, как будто схемы боя.
Сперва участок занимают двое —
жена да он. Потом на рубежи
выходит внук. Сюда везут собаку.
Теперь на пни они ведут атаку,
соорудив времянку, как блиндаж.
А там и дочка с мужем входят в раж.
Крапивин строит дачу. Комары
штурмуют весь состав без перерыва.
Но есть у них пример и перспектива,
и все живут в предчувствии поры,
когда они отпразднуют победу,
и на веранде подадут к обеду
грибы в сметане, и врагам на страх
придет пора качаться в гамаках.
Крапивин строит дачу. Левачок
подвозит, как снаряды, лес и гвозди,
и всех бодрит лесной осенний воздух,
и стук, и эха легкого звучок…
И внук опять пускается в проказы,
опять Крапивин отдает приказы,
и дождь идет, внезапный дождь идет
на рубежах Синявинских болот…
ОРКЕСТР
Составлен круг из крепких стульев
не просто так, не вразнобой,
сидят достойно, не сутуло,—
оркестр играет духовой.
Малы и трубы, и валторны,
и оркестранты все подряд.
А клуб от них уже в восторге,
все хвалят и благодарят.
Ах, как удачно подыскали
репертуар богатый свой:
мазурки, марши, пад’эспани
оркестр играет духовой!
Под ноль острижены затылки,
но пусть известно станет вам —
играет он не роль затычки,
а роль гвоздя любых программ.
У них такой руководитель,
такой… ну просто мировой!..
Пустой рукав… Военный китель…
Оркестр играет духовой…
Его не звали, не просили,
он не за деньги, а «за так»…
Он туфлей белой парусины
чеканно отбивает такт.
И двадцать правых ног ребячьих
сверяют такт за туфлей той…
Никто любви своей не прячет.
Оркестр играет духовой.
* * *
Есть магия имени — МХАТ,
хоть круто меняется штат,
хотя переезды, ремонты
и ругань его не щадят.
Есть магия времени — МХАТ,
сад рубят, и щепки летят;
«духи из Парижа» — легенда,
но стоек ее аромат.
Есть магия племени — МХАТ,
портреты покойников — в ряд,
но каждую ночь в Камергерском
их трости победно стучат…
* * *
Словно хитрый такой аппаратик
показал мне японский фирмач:
я дышу, как спасенный астматик,
слышу все и по-новому зряч;
сквозь реальность другую реальность
наблюдаю при помощи сна,
навожу окуляры на дальность
и мираж поднимаю со дна…
Исчезают былые запреты.
Разрешается то, что нельзя.
В обе стороны лета и Леты
я как будто скольжу, не скользя.
Но двойник моего Зазеркалья
так насмешлив, печален и смел…
Кто он — праведник или каналья, —
я опять разгадать не сумел.
Пограничность его положенья
объяснима при помощи сна.
Продолженья ищу, продолженья
в эти двойственные времена…
ПРИВЕТ ЗНАКОМОМУ ЧИНОВНИКУ
Привет тебе, торжественный чиновник,
умеющий не торопить слова!
Ты ничему на свете не виновник,
тебе приказы слаще, чем права.
Ты долго жил и так натерся мылом,
что в руки не даешься никому.
Привет тебе в радении унылом,
привет тебе и креслу твоему!
В твоем прелюбодействе с этим креслом
пассивная тебе досталась роль,
прости меня в намеке неуместном,
прими привет и продолжать изволь.
Ты сладко ел и сладко пил задаром,
а мы тебя кормили много лет,
и потому не попрекаю старым,
а лишь передаю тебе привет.
И если дома, в дармовых палатах,
которые ты отнял у трудяг,
ты от вопросов спрятался проклятых,—
не стану вешать на тебя собак.
Привет тебе. Будь трезв и осторожен.
Без дела к зеркалам не подходи.
Ведь если ты поймешь, как ты ничтожен
то сам еще повесишься, поди!
РЕПЕТИРУЯ ГОГОЛЯБАШМАЧКИН
Друг Башмачкин, как тебе помочь?
Чувствую вину перед тобою…
Проклинаю призрачную ночь,
ставшую потворщицей разбою!..
Как тебя избавить от невзгод,
если я еще по средней школе
знаю, помню роковой исход?..
Сердце разрывается от боли!..
Я тебе последнее отдам,
всей своей души не пожалею,
в роль войду, и вот играю сам
в нищенскую эту лотерею.
К пьяному портняжке захожу,
отвечать не смею на обиду,
в подлом департаменте служу,
ревностно служу, а не для виду!..
Что я вижу в будущем, дурак?
И себе какие ставлю цели?..
На моем челе постыдный знак
жизнью добываемой шинели…
РЕПЕТИРУЯ ОСТРОВСКОГОВСТРЕЧА
Несчастливцев. Куда и откуда?
Счастливцев. Из Вологды в Керчь-с, Геннадий Демьянович. А вы-с?
Несчастливцев. Из Керчи в Вологду…
Ах, встреча утром ранним
на солнце и ветру
собрата по скитаньям
с собратом по добру!
Из Вологды Аркадий,
Геннадий из Керчи.
— Постой, брат, бога ради!
— Я рад, но не кричи.
И вот, привал устроив,
показывать готов
один своих героев,
другой — своих шутов…
— А хорошо бы выпить
И, кстати, закусить!
— А хорошо бы выжить —
пощады не просить…
Без денег, без припасов,
без женщин, без оков…
Ах, жизнь без выкрутасов,
игра без дураков!..
И я бы с вами, с вами
в жару или в пургу
с котомкой за плечами,—
да выбрать не могу
меж Вологдой и Керчью,
рапирой и щитом,
котомкою и печью,
героем и шутом…
РЕПЕТИРУЯ ЧЕХОВАУЧИТЕЛЬ КУЛЫГИН