«Эх, если бы тогда я отказался с ней работать, то избавил бы себя от массы неприятностей, — подумал Мономах. — Но теперь я отвечаю за нее головой по одной простой причине — она моя клиентка».
— Я приглашаю вас к себе, — скрипя сердцем, произнес Мономах.
Он пускал в свое жилище только избранных, предпочитая встречаться с клиентами в офисе. И вот теперь Юлия попадала в эту категорию «избранных», хотел Мономах этого или нет.
Он жил в микрорайоне Люблино, в двухкомнатной квартире на первом этаже. И хотя давно мог поменять свою хибарку на центр, сознательно не делал этого. На окраине и воздух был чище, да и что греха таить, привык Толоконников к этим местам.
До Люблино они добрались за полчаса. В зеркальце Мономах видел, что Леха мирно посапывает, позабыв о своих прямых обязанностях. Но не стал будить Дардыкина.
«Пусть отдохнет», — подумал он. Лишь когда автомобиль выехал на Волгоградский проспект, негромко заметил:
— Мы почти у цели…
Этой короткой фразы было достаточно, чтобы Леха встрепенулся и открыл глаза. Стряхивая с себя остатки сна, спросил:
— Где мы?
— На Волгоградском.
— О! — удивился Дардыкин. — Неужели мы едем к тебе, Мономах?
Толоконников молча свернул направо…
В квартире Мономаха царил легкий беспорядок, какой обычно бывает у холостяков. Вообще, холостяки подразделяются на две категории — закоренелые и те, которые в конце концов женятся. Закоренелые холостяки обычно поддерживают в своем доме стерильную чистоту, тем самым давая понять себе и окружающим, что вполне могут обходиться без женщин. Они занимаются спортом, выготавливают себе разные экзотические блюда, периодически посещают прачечную. У них все запрограммировано на десять лет вперед, каждый день расписан по часам, а на работе «закоренелые» обычно на хорошем счету. Даже случайный женский взгляд они воспринимают, как посягательство на их драгоценную сво-боду.
А те холостяки, которые относятся ко второй категории, ведут себя в повседневной жизни совсем иначе — их квартира в любое время суток напоминает город после бомбежки. Зубную щетку они держат в одежном шкафу, ботинки — на столе, а носки под подушкой. В мойке обычно громоздится гора немытой посуды, в шкафчиках никаких съестных припасов, а к тараканам такие холостяки относятся поистине с ангельским терпением. В конце концов они женятся, и становятся нормальными людьми.
Мономах никогда не был женоненавистником, но в силу сложившихся обстоятельств относился к первому типу холостяков. Тараканы у него не бегали, зубная щетка находилась там, где положено — на полочке в ванной, а носки он стирал сам. Однако порог его квартиры женская нога переступала крайне редко.
Юлия Свиридова, словно почувствовав это, вошла в прихожую несколько неуверенно, всем своим видом подчеркивая, что она всего лишь гостья. Даже не верилось, что эта деловая и знающая себе цену женщина может так преображаться. Пока Мономах возился с дверным замком, Юлия осторожно огляделась и робко вошла в гостиную. Села на краешек дивана и чинно сложила руки на коленках. Тем временем Леха, пользуясь всеобщей суетой, шмыгнул в спальню и, как подозревал Мономах, бухнулся на кровать. Но Толоконников решил проявить такт и терпение и не гонять охранника почем зря.
«В конце концов, здоровый сон еще никому никогда не приносил вреда», — Мономах проехал в гостиную и предложил:
— Чай, кофе?.. Или, что-нибудь покрепче?
— Нет-нет, спасибо, — поблагодарила Юлия, стараясь не смотреть на инвалидную коляску Толоконникова.
— Но почему? Вы, наверное, голодны. Хотите, я приготовлю вам омлет? Все-таки, вы у меня в гостях…
Свиридова покачала головой.
— Нет, спасибо. Не стоит ради меня возиться на кухне. Тем более, что вам это, наверное, сложно. Я сама могу приготовить все, что угодно. Надеюсь, вы позволите? — она с готовностью приподнялась, но заметив на лице хозяина легкую улыбку, вновь опустилась на прежнее место.
— Если вас смущает вот это, — Мономах небрежно похлопал по подлокотникам, — то зря. Этот аппарат мне прислали из Швейцарии. Он полностью автоматизирован, и выполняет массу операций. Даже реагирует на тембр моего голоса. Не то, что отечественная развалюха! С этой чудо-коляской можно вновь почувствовать себя полноценным человеком. Она легкая, послушная, никогда не застревает в проходах. С нее легко скатываться на кровать, извините за интимные подробности.
— Ничего, — улыбнулась Свиридова. — Я всегда говорила, что на Западе к людям относятся с уважением.
Сказала и смутилась. Повела плечами, словно ей было холодно. Одернула юбку и встала. Подошла к окну, заглянула за штору. Вновь улыбнулась и посмотрела на альбом с фотографиями, лежавший на столике.
— Можно?
— Пожалуйста.
Пока Юлия листала альбом, Мономах смотрел на нее с нескрываемым интересом. Сейчас, сейчас она доберется до фотографии Блинова. Еще немного, и возможно, с ней произойдет истерика. Или нет?
Когда Свиридова перевернула нужную страницу, у Толоконникова даже ладони вспотели. Лишь на одно мгновение взгляд Юлии задержался на снимке, где рядом с Мономахом стоял Блинов. На ее лице появилась гримаса брезгливости, но тут же бесследно исчезла, сменилась дежурной улыбкой.
«Она его узнала! Но боится раскрыться, — догадался Мономах. — Все время думает о нем, ей хочется поделиться со мной, но она не решается».
— Что, знакомого увидели? — небрежно спросил Толоконников.
Юлия вздрогнула и захлопнула альбом.
— Нет.
— Мне кажется, если вы расскажете мне все, вам сразу станет легче.
Он видел, что Свиридова заколебалась, как бы решая — стоит ли последовать совету Мономаха или продолжать упорно делать вид, что ничего не произошло. На ее бесстрастном лице вдруг промелькнуло страдание, с красивых губ сорвались какие-то незначащие слова и… в этот момент в гостиную вошел Дардыкин.
«Как некстати, — с досадой подумал Мономах, бросив на Леху неодобрительный взгляд. — Из-за этого олуха опять придется начинать все с самого начала».
Однако спустя несколько секунд понял, что недооценил Свиридову. Совершенно спокойно женщина вновь открыла альбом с фотографиями как раз на той странице, где был снимок Блинова. Ткнула пальцем в его улыбчивую физиономию и спросила:
— Как давно вы знакомы с этим человеком?
Мономах решил потянуть с ответом — уж слишком неожиданным показалось ему перевоплощение Свиридовой. Он воспринимал это, как измену с ее стороны — это же надо, выскользнула из его рук, лишила его возможности вырвать из нее правду. Честно говоря, Мономах не ожидал такой скорой развязки.
— Этот парень — мой старый друг, — с некоторым усилием начал он. — Его звали Игорем Блиновым, он погиб два года назад.
— Глупости, — Юлия захлопнула альбом. — Этот человек жив, здоров, а сейчас, скорее всего, пьет на моих поминках.
— Вы серьезно?
— Вполне.
— Значит, бомба в вашей машине — его работа? — Да.
— Кто еще погиб, кроме вашего шофера? И как вам удалось избежать смерти?
Юлия устало махнула рукой.
— Погодите, не все сразу… Пожалуй, вам надо рассказать все с самого начала. Тогда вы поймете, что к чему.
— Может, вам лучше присесть? — предложил Мономах.
— Нет. Но мне жутко хочется напиться. И выкурить сигарету… Свои, к сожалению, я оставила в машине.
«Слава Богу, в ней есть хотя бы один недостаток — она курит», — некстати подумал Мономах.
Молчавший до этого Дардыкин, с готовностью подскочил к бару.
— Что будете пить? — спросил он, попеременно посматривая то на Толоконникова, то на Свиридову.
— Мне, если можно, рюмочку коньяку, — устало попросила Юлия.
— А мне вообще ничего, — наотрез отказался Мономах. Несмотря на то, что в малых дозах спиртное бодрит, он хотел сохранить ясную голову.
Дардыкин повертел в руках высокую бутылку с яркими наклейками, нерешительно открутил крышку и плеснул в рюмки тягучую, ароматную жидкость. Подумав, добавил в бокалы еще на полпальца и один из них протянул Юлии. Женщина поблагодарила, но не спешила опустошать свой бокал — вертела его в руках, как бы не решаясь сделать глоток.
— Коньяк хороший, французский, — неизвестно для чего сообщил Леха и тут же стушевался, покраснел и отошел к окну.
Свиридова даже не посмотрела в его сторону. На ее лице появилась сосредоточенность, в глазах усталость. Казалось, она собиралась с мыслями, не зная, с чего начать. Наконец залпом, по-мужски, опрокинула спиртное в рот, поставила бокал на столик и посмотрела на Мономаха.
— С Игорем мы учились в одном классе, — негромко проговорила она. — Нет, не сидели за одной партой, да и особой любви у нас не было. Возможно, в глубине души Игорь и питал какие-то надежды, но никак не показывал этого. В то время за мной ухаживал самый видный парень из десятого «А», баскетболист, отличник, короче, куча достоинств. А Игорь был смешным, глупеньким мальчишечкой с большими ушами и рыженьким хохолком на макушке. Естественно, что я не обращала на него никакого внимания… Мы встретились спустя пять лет после окончания школы. Я как раз закончила институт, он — свое военное училище. Встретились совершенно случайно, на Арбате. Я гуляла вместе с подругой, и тут слышу, кто-то меня окликает. Обернулась, смотрю стоит высокий, красивый парень. Смеется. Говорит: «Что, не узнала?». И тут я заметила знакомый хохолок, но сначала не поверила, что этот импозантный мужчина и есть тот самый Блинов, над которым я когда-то потешалась. За пять лет он здорово изменился — возмужал, похорошел, в глазах появилась какая-то сила и уверенность. Он пригласил нас с подругой в кафе, начал сорить деньгами, потом предложил встретиться еще раз. Я согласилась. Нет, тогда я не была в него влюблена. Мне стало забавно, как он поведет себя в подобной ситуации. Я не воспринимала его серьезно, но в тот период я как раз рассталась со своим любовником и была одна. Короче, завела роман с Блиновым со скуки.
Юлия негромко вздохнула и потянулась к пачке сигарет. Щелкнула зажигалкой, глубоко затянулась и несколько секунд молча посматривала на кольца дыма. Мономах не торопил Юлию. Он понимал: для того, чтобы выговориться, ей понадобится время. И хотя большая стрелка часов неумолимо приближалась к пяти, и за окном уже начало светать, Мономах ждал. Что-что, а этому за свою жизнь он научился.