— Ну, рассказывай, как это произошло, — потребовал Мономах.
Юрий Сергеевич пожал плечами.
— В двадцать три тридцать Климов связался со мной по телефону и сообщил, что пару минут назад объект вошел в третий подъезд дома номер тридцать девять «а», расположенного на улице Кржижановского. Я тут же позвонил вам и…
— Этот эпизод можешь опустить, — разрешил Мономах. — Рассказывай дальше.
— Я оставил свой наблюдательный пост и поехал сюда. Примерно в двадцать три пятьдесят пять прибыл на место. Занял позицию, удобную для наблюдения. Климова я не заметил. По пути я несколько раз пытался связаться с ним, но безрезультатно, — Степашкин перевел дыхание.
Мономах заметил, что Юрий Сергеевич бледен, как полотно. У него на лбу блестели капельки пота, а руки едва заметно дрожали. Тем не менее, он был, как никогда собран и краток.
— Около полуночи Блинов вышел из подъезда и, соблюдая меры предосторожности, направился к машине марки «Вольво», стоящей чуть поодаль. Сел за руль, выехал со двора. Я последовал за ним. Поравнявшись с кустами, — Степашкин покосился на видневшиеся невдалеке заросли, — заметил ноги неподвижно лежащего человека. Узнав кроссовки Климова, остановился. Вышел из машины и направился к зарослям. Там я обнаружил мертвого Гошку… — голос Степашкина предательски дрогнул. — Ему перерезали шею…
— Дальше, — сурово потребовал Толоконников.
— Позвонил вам. Естественно, за это время Блинову удалось скрыться.
— Та-ак, — задумчиво протянул Мономах. — Значит, когда Блинов вышел из подъезда, Климов был уже мертв?
— Да.
— И он никак не мог убить наблюдателя?
— Выходит, что так.
— Ты уверен, что он сел в пустую машину?
— Да. Перед тем, как открыть дверцу, он отключил сигнализацию.
— Ладно, поехали посмотрим место преступления.
Мономах крутанул колеса и вдруг с удивлением обнаружил, что Степашкин не сдвинулся с места.
— Ты чего? — удивленно спросил он.
— А в милицию мы звонить не будем?
— Нет.
— Почему?
Мономах грустно улыбнулся. Нежности были не в его духе, но он, учитывая состояние Степашкина, решил действовать именно такими методами.
— Понимаешь, Сергеевич, я не хочу поручать это дело какому-нибудь стажеру из прокуратуры. Теперь время отпусков, по вызову выезжают в основном студенты юрфака. Уверен, они не способны раскрыть это преступление. Я хочу, чтобы этим занялись мы с тобой. Это будет гораздо эффективнее… Тем более, я почти уверен, что Блинов замешан во всем этом. Даже несмотря на то, что у него крепкое алиби. Возможно, он приехал сюда не один. Пока Блинов разговаривал со своей женой, его напарник оставался на улице. Он мог случайно подслушать, как Климов беседовал с тобой по телефону, и решил его убрать. Ну, согласен с моими доводами?
— Да.
— К сожалению, нам придется оставить Климова здесь. Пусть его труп обнаружат случайно завтра утром. И если к нам в агентство придут оперативники, мы должны молчать о слежке за Блиновым.
— Почему?
— Возможно, Блинов работает на ФСБ. Сам понимаешь, связываться с этой организацией нам не под силу. Убийство Климова они, так или иначе, замнут. А ты же просто жаждешь найти и наказать преступника?
— Да.
— Поэтому мы проведем частное расследование, — Мономах посмотрел вверх, на темное небо, где не было видно звезд. — Кажется, собирается дождь, — задумчиво пробормотал он. — Нам придется поторопиться.
Вид обезглавленного трупа произвел на Мономаха удручающее впечатление. В какое-то мгновение его едва не вырвало. Во всяком случае, похожие позывы были. Однако на лице Толоконникова не дрогнул ни один мускул. Случайный наблюдатель мог подумать, что для него все это обычное дело. Сначала отработать от звонка до звонка в офисе, потом помчаться в путь, чтобы осмотреть обезглавленное тело своего сотрудника. Естественно, все это было не так — просто Мономах никогда не терял контроля над собой и своего напускного хладнокровия.
По просьбе Толоконникова Степашкин тщательно обшарил кусты, но не обнаружил ничего подозрительного. Затем они вдвоем осмотрели труп, дабы убедиться, что документы и деньги на месте. Не хватало лишь маленькой записной книжечки, но возможно, Климов забыл ее дома или в спортивном зале. А возможно, и потерял.
Удар, перерезавший горло, был нанесен профессионалом. Это Толоконников знал точно. И скорее всего, нападавший набросился сзади. Об этом свидетельствовали характерное положение трупа и след от армейского ботинка, явно оставленный преступником. Такую обувь, с рифленой подошвой «трактор» обычно носили спецназовцы. Впрочем, сейчас любой мог приобрести себе подобные штиблеты за приемлемую цену.
«Да, для неспециалиста улик маловато, — к такому мрачному заключению пришел Мономах. — Придется потревожить Людмилу…»
Он посмотрел на часы и удивленно присвистнул — большая стрелка уже переползла за цифру один. Мономах не знал, как Блинова отнесется к такому позднему визиту, пусть даже и бывшего товарища мужа. Но интуиция подсказывала, что разговор нельзя переносить на завтра. Именно поэтому, оказавшись в машине, Мономах решительно вытащил сотовый телефон и набрал номер Людмилы. После десятого гудка ему ответил сонный женский голос:
— Алло?
— Люда? Извини за поздний звонок, но мне необходимо с тобой встретиться.
— Кто это? — Блинова явно не узнавала Мономаха.
— Это Сергей Толоконников.
— А, это ты…
— Да, я сейчас поднимусь к тебе. Открой мне, пожалуйста.
— Ты что, не мог предупредить раньше? Я уже давно сплю… Дети на даче у мамы, а мне завтра рано вставать.
— Людмила, мне необходимо срочно с тобой поговорить. И я приду не один.
— Господи, я хоть успею одеться? — растерялась женщина.
— Успеешь.
Прервав связь, Мономах повернулся к Степашкину.
— У тебя есть диктофон?
— Да.
— Поставь чистую кассету и запиши на пленку наш разговор с Людмилой. Только включи диктофон так, чтобы она ничего не заметила.
— Ладно, — чуть поколебавшись, кивнул Степашкин.
Судя по всему, эта идея ему не очень-то понравилась.
Некоторые трудности возникли с подъемом коляски Толоконникова к кабине лифта. Если бы не Юрий Сергеевич, то разговор с Блиновой вряд ли бы состоялся. Степашкин, отдуваясь, втащил коляску на лестничную площадку. Эта процедура заняла минут десять, не меньше. Затем подъем в душной, исписанной подростками кабине, остановка на пятом этаже.
В нужную квартиру позвонил Степашкин, так как Мономах не мог дотянуться до кнопки. Дверь открыли почти сразу, даже не спросив: «кто». Такая безалаберность здорово разозлила Толоконникова и он мысленно приготовился ввалить Людмиле по первое число. Но не успел.
В первое мгновение он не узнал бывшую жену Блинова, так она постарела. Некогда милое и симпатичное лицо осунулось, под глазами появились глубокие морщины, а нежная припухлость губ куда-то бесследно испарилась. Мономах так растерялся, что не сразу заметил, с каким состраданием смотрит на него женщина.
«Господи, да она даже не знает, что я — парализован, — вдруг подумал он. — По телефону я ей не сказал, чтобы не расстраивать, вот она и уставилась на меня, как бык на красный цвет».
— Добрый вечер, Люда, — как ни в чем не бывало поздоровался он. — Познакомься, это мой друг, Юрий Сергеевич Степашкин. Тоже воевал… Можно мы пройдем? Точнее, я проеду… Да не смотри ты на меня с такой откровенной жалостью, не смотри. Да все у меня нормально!
— Прошу, — прошептала Людмила, не отводя взгляда от инвалидной коляски Толоконникова.
Ее глаза подозрительно блеснули, и Мономах с раздражением подумал, что истерики не миновать.
— Проходите в гостиную, — предложила Людмила и начала всхлипывать без слез.
— Хватит тебе сморкаться, как мокрая курица, — со смехом сказал Мономах, уверенно двигаясь по направлению к комнате. — Ну ранило меня, так ведь не убило. Ну парализовало, так ведь это не мешает нормально жить.
— Да, — согласилась Людмила, садясь на диван. — Если бы Игорь вернулся ко мне в таком состоянии, я бы места не находила от радости. Пусть даже без обеих ног, пусть без рук, но живой…
Толоконников внимательно посмотрел ей в глаза, пытаясь понять — играет женщина или говорит то, что думает. Людмила спокойно выдержала его взгляд, лишь несколько раз хлюпнула носом. Достала из кармашка халата платок, приложила его к щекам и вымученно улыбнулась.
— Как мальчишки? — спросил Толоконников. — Наверное, вымахали будь здоров?
Возможность поделиться своими проблемами перевела мысли Людмилы в другое русло и помогла оправиться от потрясения.
— Мальчишки?.. Ничего, растут. Только тяжело им без отца.
— А как мама?
— Мама тоже нормально. Правда, в прошлом году хворала месяц. Воспалением легких.
— А сама-то как, сама? Не болеешь?
Людмила смущенно потупилась и махнула рукой.
— Что, плохо выгляжу?.. Только не надо меня утешать, сама знаю, что плохо. Нет ни сил, ни желания следить за собой. С тех пор, как Игорь погиб, места себе не нахожу. Думаю, за что мне такое горе? Вроде особенно и не грешила… Господи, что это я взваливаю на вас свои трудности?! — вдруг всполошилась она. — Ведь ты, Сергей, хотел о чем-то поговорить! Или нет, давайте я вас чаем напою.
— Спасибо, Людмила, но мы пришли сюда не за этим. Хочу задать один деликатный вопрос — что за гость сегодня приходил к тебе?
— Ко мне? — растерянно переспросила женщина. — Гость?
— Да.
— Не было у меня никого. Я целый вечер сидела дома, перепечатывала на компьютере одну научную работу. Только соседка заходила за хлебом, вот и все.
Мономах и Степашкин переглянулись. По глазам Юрия Сергеевича Толоконников понял, что тот удивлен не меньше его самого.
— Ладно, неси свой чай, — махнул рукой Толоконников.
Когда женщина вышла, он резко повернулся к Степашкину.
— Ну, что скажешь? Какие будут предложения?
— Я не мог ошибиться, — твердо заверил тот. — Мужик, выходивший из подъезда, точь-в-точь как на фотографии. Не на этой, — Юрий Сергеевич указал на стенку, на которой висел портрет Блинова, — а на той, другой.