Мономах. Смерть банкира — страница 33 из 61

«Ну ничего, как только разберусь с этим Блиновым, уеду в Швейцарию на лечение, — решил он. — Там, говорят, хорошие клиники. Все российские бандиты поправляют здоровье именно на швейцарских курортах».

Мономах старался не думать о том, что лечение за границей стоит немалых денег, которых у него, к сожалению, не было. Во всяком случае, такой крупной суммы.

После чашечки кофе Толоконников ощутил невероятный прилив сил и мысль о неподвижных ногах больше не волновала его. Он переключился совершенно на иные вопросы — как там Леха и его подопечная? Живы ли они? И где вообще их прячет Блинов?

«Да, надо срочно поговорить с соседкой Алькой… Может, эта девица что-нибудь знает? — решил он. — Хотя бы по телефону. Надеюсь, Степашкин догадался выставить у ее дома пост».

Телефон Альки он мог узнать только у Людмилы, но Мономаху страшно не хотелось звонить ей. Почему, он и сам не мог бы объяснить. Впрочем, в случае необходимости он бы обязательно связался с ней, но ему не пришлось этого делать. Когда он мыл чашку, сотовый телефон подал негромкий сигнал. Мономах резко крутанул колеса, схватил трубку и сказал:

— Я слушаю…

— Шеф, это Степашкин. Мы его засекли!

— Блинова?

— Да. В Тушино. Я сижу у него на хвосте. Звоню из машины.

От волнения у Мономаха перехватило дыхание.

— Смотри не упусти его, как в прошлый раз. Он один?

— Уже нет. Три минуты назад к нему в тачку подсели трое. Коротко стриженные парни. Двоим лет по двадцать пять, а один постарше. Похоже, бывшие спортсмены или военные. У одного из них тяжелая сумка. Машина зеленого цвета, марки «Вольво», номерной знак МОГ 35–66.

— А теперь расскажи поподробнее, как ты его вычислил.

— По наводке блатных, в кафе «Балтика». Один из наших ребят, Леня Демин, знаком с тушинской братвой. Друзья детства, и все такое прочее. Ну я его и направил к ним с фотографией. Так пацаны сразу опознали Блинова. Как-то пили вместе. По словам тушинских, у Блинова денег куры не клюют. Обычно он всем проставляет спиртное… Так вот, тушинские сказали нашему Лене, что живет Блинов в «Гостиничном дворе». Живет уже с месяц и обделывает какие-то темные делишки. Всем он представляется, как бизнесмен. К нему часто наведываются «черные» и блатные. А также бывшие «афганцы».

— Как Леня на него вышел?

— Очень просто — заглянул на кухню кафе, там у него сестра работает поваром, и увидел там этого самого Блинова.

— Где, на кухне?

— Да нет же, нет, — терпеливо пояснил Юрий Сергеевич. — Он выходил из кабинета администратора. Его машина стояла у черного входа. Леня сразу же связался со мной, и сел Блинову на хвост. Я сменил его у станции метро «Планерная». Именно там к Блинову подсели эти парни. В данный момент мы миновали кольцевую. Очень похоже на то, что двигаемся в сторону «Шереметьево».

— Плохо, если он собирается улетать…

— Послушайте, шеф, я тут кое-что вспомнил, — Степашкин перевел дыхание. — Я точно не уверен, но один из мужиков, что сидят в тачке объекта, здорово смахивает на моего бывшего сослуживца, Арсения Криволапко.

— Что за Арсений?

— Мы служили вместе в Афгане. Псих, помешанный на бомбах мгновенного и замедленного действия. Десять лет назад считался лучшим специалистом по взрывам. Правда, мне говорили, что он подорвался на собственном изобретении, но мне кажется, это враки…

— Что?!

Возглас Мономаха заставил Степашкина оборвать фразу на полуслове.

— А в чем дело?.. Что-то не так?

Час за часом Толоконников убеждал себя, что готов даже к самым худшим новостям, но сказанное Степашкиным на несколько мгновений лишило его обычного хладнокровия.

— Ты понимаешь, что это означает?! — почти закричал он. — Эти сволочи едут взрывать аэропорт!

— Аэропорт, — как эхо повторил Юрий Сергеевич и тут же встрепенулся: — Вы уверены в этом?

— Вполне, — уже более спокойно отозвался Мономах. — Думаю, у них в сумке бомба.

Он почувствовал, что погружается в вязкую, рокочущую тьму и тряхнул головой, чтобы побыстрее отогнать это неприятное ощущение.

— Так, немедленно свяжись с самыми толковыми ребятами и прикажи им от моего имени ехать в Шереметьево. Я постараюсь присоединиться к вам через полчаса. И не упускайте Блинова из вида. Ясно?

— Ясно, — как-то неуверенно согласился Степашкин. — Но может, вам не стоит приезжать? Думаете, мы сами не справимся?

— Боюсь, что нет. Блинова надо взять живым. Только он знает, где Юлия Свиридова и Дардыкин.

— А остальные?

— Их необходимо обезвредить. Только тихо, без лишней суеты.

— Может, позвонить в милицию?.. — робко предложил Степашкин. — Пусть вышлют отряд быстрого реагирования.

— Не надо. Это мое дело, и я доведу его до конца. А эти парни в форме только спугнут Блинова. Помни, он псих, и если почувствует, что капкан захлопнулся, пойдет до конца…

В следующее мгновение связь прервалась. В аппарате послышался треск, а голос Юрия Сергеевича пропал. Мономах нервно забарабанил костяшками пальцев по своему сотовому, но это не помогло. От отчаяния Сергей Толоконников заскрипел зубами и бросил трубку на кухонный столик.

«Я должен быть там, должен… Я должен прийти к ним на помощь. Только я сумею остановить Блинова. Я буду говорить с ним на языке, понятном только мне и ему. Ведь и на мне лежит часть вины за то, что Блинов стал таким. Он меня выслушает и обязательно сделает так, как я прошу. Если только за эти два года он не совершил решающий шаг через границу. Границу, за которой царит безумие, ненависть, насилие и месть».

Часть третья

Глава 1

Комната была маленькой и узкой, размером пять на два. С внешним миром ее соединяло квадратное окошко, заклеенное пожелтевшими газетами. В углу узкая и ржавая кровать, на ней грязный матрас. На этом грязном матрасе и пришел в себя Леха Дардыкин. Он приподнял веки и посмотрел на потолок в рыжих пятнах. Перед глазами появились багровые круги, и он вновь закрыл их.

Он вспомнил вспышку выстрела, толчок в грудь и чьи-то голубые глаза. Нестерпимую боль, озноб, голоса. Он вспомнил Юлию Свиридову, ее красивые губы, выгнутые в форме сердечка, но никак не мог припомнить, каким образом очутился здесь, в этой грязной и вонючей квартире.

Леха попытался приподнять голову, чтобы оглядеться, но от физической нагрузки его тело пронзила острая боль. Он не потерял сознания, но решил больше не рисковать и не повторять попытки. Ему нужны были силы. Для чего, он и сам не знал. И все-таки бездействие было не в характере Дардыкина. Он попытался по очереди приподнять правую руку и правую ногу. Получилось, но в груди вновь застучали резкие молоточки боли.

«Интересно, почему я до сих пор не умер? — без страха подумал Дардыкин. — И сколько времени я здесь лежу?.. Может, несколько часов, а может, целые сутки».

Страшно хотелось пить, и Леха попытался закричать, но из его груди вырвались только булькающие звуки. Во рту появился привкус крови, в ушах зазвенело.

«Нет, я не должен показывать им свою слабость. Пусть я лучше умру», — через секунду он испугался собственных мыслей.

Для того, чтобы совсем не пасть духом, попытался сосредоточиться и вспомнить, что произошло с ним в квартире Мономаха…

Когда Толоконников отправился в офис, Леха сразу почувствовал себя менее скованно. Он даже вздохнул с облегчением, услышав скрип закрываемой двери. Почему? Да черт его знает! Во-первых, ему не нравилось, как Юлия смотрела на Мономаха. Леха был жутким собственником, и хотя их отношения со Свиридовой нельзя было назвать романтическими, он дико ревновал. А когда Юлия бросала на Толоконникова недвусмысленные взгляды, бесился и готов был вцепиться ей в глотку. Во-вторых, сам Мономах поощрял все эти женские штучки-дрючки. Естественно, какой мужик устоит перед бабскими прелестями? Только импотент, а шеф, судя по всему, им не был. В какой-то момент Леха так психанул, что решился поговорить с Толоконниковым наедине. Так сказать, прояснить ситуацию. А потом махнул рукой и сдался.

«Что это я, как баран, буду навязываться?! — подумал он. — Да эта красотка на меня ноль подсечки. Крутит носом, словно от меня смердит, как от козла вонючего. Или у нее такая тактика?»

Но чем больше Дардыкин обзывал Юлия разными словечками, тем сильнее разгоралось в нем сексуальное желание. Ему хотелось наброситься на женщину, сорвать с нее халат, осыпать тело поцелуями. Однако Леха боялся, что Юлия оттолкнет его или, того хуже, презрительно фыркнет и напустит на лицо маску равнодушия.

Когда шеф наконец испарился, Леха минут тридцать сидел в гостиной и молча смотрел прямо перед собой. Он слышал, как Юлия вошла в ванную, включила душ, стала плескаться, что-то напевая при этом. Иногда ее голос становился чересчур хриплым, что возбуждало Леху еще больше. Он даже выглянул из комнаты и, убедившись, что дверь не заперта на защелку, совсем потерял голову.

«Зайти, не зайти? — принялся рассуждать он. — А что, если она выставит меня с позором?.. Но почему она не заперла дверь?.. Забыла?.. Фигня все это! Она хочет меня не меньше, чем я…»

Когда Леха наконец решился, Юлия уже закончила мыться. То ли устала ждать, то ли по какой другой причине она появилась в проеме двери, с ног до головы укутанная тяжелым, махровым полотенцем.

— Ну, какие планы на сегодняшний день? — небрежно спросила она.

Стараясь не встречаться с Юлией взглядом, Дардыкин пробормотал что-то неопределенное.

— Насколько я поняла, ты должен меня охранять. Во всяком случае, так приказал твой шеф, — Свиридова села на противоположный край дивана и насмешливо улыбнулась. — А он ничего, ваш Мономах. Вполне симпатичный мужчина. Честно говоря при первом знакомстве он не произвел на меня должного впечатления. Скажу больше — он мне совсем не понравился. Я даже решила, что Мономах немного не в себе.

— Не в себе? — переспросил Леха.

— Да. Я конечно, не психиатр, но мне показалось, что он душевно больной. Помешанный на какой-то маниакальной идее. Всемирного братства и справедливости, что ли?.. Но теперь я вижу, что все это глупости. Он совершенно нормален. А его несколько эксцентричное поведение не что иное, как способ защиты от внешнего мира. Ты бы смог, потеряв способность двигаться, не потерять вкуса к жизни? Лично я — нет.