— Кафе? — уточнил Коробов.
— Да.
С минуту Макс молча изучал устроившегося за столиком Попова. Потом взял радиотелефон и, нажав клавишу одного из заложенных в память номеров, спросил:
— Как дела, Витек?
— Все в норме. Жду.
— Сейчас будешь работать, — предупредил Макс и, отложив в сторону телефон, обратился к Коробову: — Ну, как там у нас с помехами?
— Зазвучишь, как радио «Свобода» во время холодной войны, — шутливо ответил тот.
— Тогда врубай, — Макс взял микрофон и, поднеся его к самым губам, негромко сказал: — Кафе!
— Да, — встрепенулся Попов. — Все под контролем. Но очень плохо слышно.
— За дверью черный чемодан. Проверь.
— Все понял, — Попов кивнул в камеру и, поднявшись из-за столика, поспешил к выходу…
Макс поставил микрофон на пульт и внимательно вгляделся в экран.
— Эй, офицер, — обратился он к Кричевскому. — Не хочешь взглянуть, как умирают твои люди?..
Глава 5
И хотя до окончания дежурства оставалось более двенадцати часов, в мыслях Виктор Попов был уже далеко от аэропорта. Что послужило причиной такого совершенно не боевого настроения, взрывник и сам не знал. Возможно, уставшее тело требовало немедленного отдыха, а может, не верилось, что террористы вообще появятся в этом квадрате. Но скорее всего Попову просто осточертело бессмысленное времяпровождение. Как бы там ни было, теперь он уже сознательно позволял себе время от времени, «выключаться». Когда же на столе перед ним стоял стакан томатного сока, к которому он питал слабость, Виктор и вовсе мог «уйти» очень далеко. Но как бы «далеко» он не находился, сигнал рации всякий раз возвращал его к реальности и заставлял концентрировать внимание…
Но вот уже около часа Кричевский не подавал никаких признаков жизни. Это было настоящим подарком. Потому, что никто не мешал думать. Отпивая мелкими глотками сок, Попов размышлял над своей жизнью. А точнее, пытался разрешить давно мучивший его вопрос.
У Виктора была невеста Галя. Хорошая, порядочная девушка и главное — она, в отличии от всех остальных подружек Виктора, испытывала к нему искренние чувства. Впрочем, и сам Виктор покривил бы душой, если бы сказал, что он совершенно равнодушен к Гале. Больше того, в последний месяц он стал замечать за собой, что всякий раз просыпается с мыслью о ней. Сделав это важное открытие, Виктор искренне испугался.
Обычно он тратил на каждую девушку не больше двух месяцев. За это время Виктор не успевал привыкнуть к какой-либо из них, и эта тактика была сознательной. Оказавшись в рядах сотрудников ФСБ, он четко уяснил одно правило: если ты выбрал карьеру секретного агента и собираешься чего-то достигнуть на этом поприще — будь добр, откажись от личной жизни.
В конце концов профессиональные интересы взяли верх над личным, и Виктор собирался сказать Гале стандартное: «давай останемся друзьями», но девушка чуть-чуть опередила его, сделав свое признание. Это произошло за несколько дней до начала операции в аэропорту. Галя призналась, что ждет ребенка. Ее слова прозвучали, как гром среди ясного неба.
Вначале изумление, а потом вопрос:
— Это розыгрыш?
Девушка отрицательно покачала головой.
— Может, ты ошибаешься? — не теряя надежды, спросил Виктор.
На глазах Гали появились слезы, и Попов понял, что она и вправду беременна. Решив, что из этой ситуации возможен только один выход, Виктор стал уговаривать девушку сделать аборт. Потом уговоры сменились требованиями.
Все закончилось тем, что Галя залепила ему пощечину, заплакала и убежала, заявив, что «все равно будет рожать, даже если ее ребенок никогда не увидит отца».
«Ну и черт с тобой», — подумал тогда Виктор, решив, что лучший выход из ситуации — позабыть эту историю и как можно скорее.
На следующий день он уже не позвонил девушке.
Но просиживая в аэропорту сутками, Виктор успел о многом поразмыслить и теперь мучился угрызениями совести. Считая, что ошибку исправить еще не поздно, он с нетерпением ждал того момента, когда закончится операция.
«Как только выйду отсюда, беру такси и сразу к Гале», — на этой мысли его и прервал какой-то странный шум, раздавшийся в закрепленном за ухом микро динамике.
Попов, моментально выбросив из головы все свои проблемы, принялся внимательно изучать обстановку. Минут через семь динамик вновь затрещал, только на этот раз вслед за треском последовало едва слышное сообщение, смысл которого он разобрал с большим трудом.
Он должен был проверить, стоит ли за дверью кафе большой, черный чемодан. Решив не терять времени даром, Виктор с сожалением посмотрел на недопитый стакан сока, а потом уверенно направился к выходу.
Но за дверью чемодана не оказалось, о чем он немедленно сообщил Кричевскому.
— Возвращайся назад, — последовала команда.
И Попов незамедлительно выполнил приказ, тем более, что на столике он оставил стакан недопитого сока. Как ни странно, но официантка не успела убрать его заказ. Стакан стоял на прежнем месте, да и место Попова оказалось незанятым. Правда, рядом, у противоположного края столика пристроился какой-то молодой, темноволосый парень. Но разве Виктора могла смутить такая мелочь? Он удовлетворенно хмыкнул и поспешил занять свое прежнее кресло.
— Я выскочил на минутку… — пробормотал он, присаживаясь.
— Ничего-ничего, — парень поднял голову и дружелюбно улыбнулся. — К вашему соку никто не притрагивался. Я проследил за этим.
— Спасибо, — буркнул Виктор и запрокинул стакан.
Пару секунд он не мог понять, почему так сдавило горло? Перед глазами поплыли круги, в небе запершило, и пол начал медленно уходить из-под ног. Пошатнувшись, Виктор повалился на холодный бетон и, несколько раз вздрогнув всем телом, замер.
Двое находившихся неподалеку женщин и сидевший рядом парень бросились к нему. Темноволосый принялся нащупывать пульс, а потом торопливо пробормотал:
— Наверное, что-то с сердцем… Я вызову «скорую».
— Да-да, конечно, — испуганно согласилась одна из женщин.
Темноволосый выпрямился и широким шагом направился к выходу.
Когда он был уже около двери, за его спиной послышался громкий женский возглас:
— Он умер!
Но темноволосый даже не оглянулся…
Илью Скурехина не зря все знакомые считали сумасшедшим. Вот и сейчас он, оказавшись в зале ожидания, вместо того, чтобы хоть на время дать отдохнуть своему мозгу и позабыть об интегралах, принялся мысленно усовершенствовать схему расположения датчиков.
— Вместо того, чтобы покупать тебе первый компьютер, мне следовало отдать тебя в кружок рисования или в хор, — не раз с раскаянием повторяла его мать.
Но даже она понимала, что уже не в состоянии изменить психологию своего сына. Особенно после того, как провалилась ее идея женить Илью.
Претенденток было много — семью Скурехина можно было смело отнести к элитарной: мать — заведующая одной из самых перспективных лабораторий Академии наук, отец — сотрудник МИДа. А вдобавок четырехкомнатная квартира в центре Москвы, дача, два автомобиля… Ради всего этого девушки готовы были даже сносить полное безразличие со стороны мужа. Но Илья категорически отмел все варианты.
«Первым делом — самолеты… — так, словами из старой песни о главном, он оправдывал свою позицию и, видя расстроенное лицо матери, добавлял: — Ну, рано мне еще жениться, рано…»
Но самым страшным ударом для родителей Ильи стал не его отказ от женитьбы, а заявление о том, что он зачислен в секретную школу ФСБ. Даже его слова о том, что там, в ФСБ и техническая база получше, и открыт доступ к секретным научным разработкам, не смогли предотвратить грандиозного семейного скандала, который в конце концов вылился в театральное представление «изгнание опозорившего семью сына».
Через месяц страсти улеглись, и Илья вновь стал единственным и любимым чадом. Правда, теперь он появлялся дома не так часто, как хотелось бы родителям.
— В следующие выходные обязательно загляну, — так он обычно заканчивал телефонный разговор с матерью, но шли недели, а его обещания так и оставались обещаниями.
В конце концов, вмешался отец. Он позвонил своему старому приятелю, полковнику ФСБ, и попросил разобраться, почему курсантам секретной школы вообще не предоставляют увольнительных. Илья получил нагоняй от Кричевского и пообещал исправиться.
Когда майор набирал бойцов «Омеги», кандидатура Скурехина была утверждена лишь после того, как Илья клятвенно заверил Кричевского, что двадцать седьмого, после окончания операции он отправится не куда-нибудь, а к родителям. Поскольку Илья уже давно мечтал опробовать компьютерную технику в настоящих боевых условиях, он без колебаний согласился. Правда, оказавшись перед стройными рядами экранов координационного центра, моментально забыл о данном слове.
И вот, сидя в зале ожидания, он вдруг вспомнил о данном майору обещании. При мысли о том, что на целую неделю ему придется оторваться от компьютера, Илье стало как-то не по себе.
Но затрещал динамик, и его мозг вновь заработал в привычном режиме.
«Очень странные помехи…» — подумал Илья и принялся рыться в памяти, пытаясь определить причину поломки и возможность ее устранения.
Через минуты три было готово несколько вариантов.
«Жаль, что меня там нет, — подумал Скурехин. — Кричевский, с его куриными мозгами, вряд ли справится сам…»
Но еще через несколько минут, когда послышался заглушаемый треском голос, возмущению Ильи не было предела. Дождавшись, когда закончится сеанс связи с Поповым, он решительно проговорил:
— Я считаю, что звуковые каналы нуждаются в срочной корректировке и, возможно, даже починке.
— Да, — выплюнул динамик.
— Я возвращаюсь.
Молчание майора Скурехин расценил, как одобрение и, быстренько вскочив с места, поспешил на помощь. Во время этого короткого марафона его мозг по-прежнему трудился над разрешением внезапно возникшей проблемы с передачей голосового сигнала.
Лишь оказавшись в узком коридоре цокольного этажа, Илья наконец-то пришел к окончательному заключению — искажение возникло в результате внешнего воздействия на специальный блок.