Двое предателей за внушительное вознаграждение вызвались провести их к южной стороне замка. Французы появились неожиданно. Этот склон охраняли только двое катаров. Расправившись с ними, крестоносцы установили там камнемётную машину. Но камни причиняли крепости не слишком большой ущерб, так как расстояние от боевого орудия до стены было около двухсот метров.
Иван прервался, пояснив:
— Это произошло 7 января, через две недели после прихода в Монсегюр Эскота де Белькэра и тебя, Ветров.
В конце января крестоносцы предприняли попытки завоевать последнее передовое укрепление. Те же горцы должны были незаметно провести французов к другой стороне замка.
В целях особой секретности операцию решили проводить ночью, несмотря на то, что тропа была очень опасной. Немногие местные жители решались ходить по ней даже днём. Несколько рыцарей с отборными пехотинцами, ведомые горцами, под покровом ночи выдвинулись к замку. Наутро, увидев, по каким отвесным скалам и через какие ущелья им пришлось пробираться, крестоносцы не на шутку испугались. Днём они никогда не решились бы на это.
Защитники крепости не ожидали вторжения. Завязался жестокий бой. В результате крестоносцам всё-таки удалось поставить вторую боевую машину. На этот раз от стен крепости их отделяло всего несколько десятков метров. Огромные камни попадали точно в цель и не давали осаждённым покоя ни днём, ни ночью. Крестоносцы, окрылённые неожиданным успехом, попытались захватить замок с помощью штурмовых лестниц, но катары, собрав все силы, отбивали атаки.
— Да, в тяжёлом положении оказались твои друзья, — покачала головой Аня.
— Я хочу добавить ещё вот что, — задумчиво произнёс Иван. — Когда крестоносцы прорвали оборону с южной стороны и поставили первую боевую машину, меня и ещё троих катаров — Амиэля, Хуго и Пуатвейна — вызвал к себе Бертран Мартен. Он сообщил, что скоро Монсегюр падёт. Это было неожиданным заявлением. Камнемётная машина не могла нанести сильных разрушений, и все это знали. К тому же мы надеялись на подмогу, да и сами рассчитывали стоять до конца. Однако Бертран Мартен был почему-то абсолютно уверен, что крестоносцы захватят Монсегюр, хотя на тот момент для этого не было убедительных причин.
— Так-так. — Ветров что-то обдумывал про себя. — Кое-что я начинаю уже понимать. Вань, признайся, это ты всё подстроил, чтобы спасти своего предшественника по прошлой жизни? Он ведь был в Монсегюре и крестоносцы наверняка его убили бы после захвата крепости. Всех катаров, как отъявленных еретиков, ждала смертная казнь на костре. Уверен, что этот Пьер де Брюи не погиб, а сбежал из замка. И всё благодаря нашему предупреждению.
Оболенский изменился в лице и резко ответил:
— Ты, Ветров, рассуждаешь как человек двадцать первого века. Для тебя нет ничего святого, кроме собственной жизни.
Саша на минуту опешил.
— Ну ты, Оболенский, совсем уже… — Не находя подходящего слова, он покрутил пальцем у виска. — Бросаешь в лицо такие обвинения! Что значит «нет ничего святого»?
— А что для тебя святое, за что ты можешь жизнь отдать? — голос Ивана дрогнул, было видно, что он сильно нервничает.
Ветров уставился на Оболенского. Ну и вопрос!
— Всё зависит от обстоятельств, — уклончиво ответил он наконец. — На войне наши деды и прадеды жизнь за Родину отдавали.
— Это наши деды. А ты?
— И я, если понадобится! — взорвался вдруг Ветров. — Не думай, что для меня Родину любить — это значит берёзки целовать. Ты чего на меня волну гонишь?
— А ты чего?! Думаешь, я собираюсь спасать свою шкуру, то есть шкуру Пьера, за счёт риска моих друзей?! Чтоб ты знал — да никто из катаров не предаст свою веру в обмен на жизнь! И Пьер в том числе.
Аня встала между Оболенским и Ветровым.
— Замолчите! Не хватает нам ещё всем перессориться. Саш, оставь выводы на потом. Пусть Ваня расскажет всё до конца.
Замечание было по существу. Саша замолчал, Оболенский немного успокоился и продолжил:
— Бертран Мартен собрал нас не для того, чтобы искать личного спасения. Перед нами стояла намного более важная задача — вынести бесценные реликвии, которые находились в крепости. Нужно было спрятать их в надёжном месте…
— Что это за реликвии? — поинтересовалась Аня.
— Копьё Судьбы и Святой Грааль.
Повисло долгое молчание.
— Ты шутишь? — Саша недоверчиво взглянул на Оболенского.
— Нет, — лаконично ответил Иван.
Ветров снисходительно улыбнулся и назидательно, как неразумному школьнику, стал объяснять:
— Но Грааль — это всего лишь миф, сказка… Да и Копьё Судьбы тоже.
— Возможно, тебе это трудно осознать, но эти вещи существуют.
— И ты видел их?
На Сашином лице отразилась еле заметная саркастическая улыбка.
— Я видел Копьё Судьбы. А Грааль дозволено было видеть только избранным. Это милость — получить право познать его.
Чтобы опять не разгорелся спор, на этот раз из-за Сашиного неверия в силу чудесных артефактов, Аня решила вмешаться:
— А знаете, я читала о Копье Судьбы. Говорят, его очень хотел получить Адольф Гитлер. Он был совершенно уверен, что эта магическая реликвия поможет ему завоевать весь мир. Гитлер был мистик и оккультист, верил во всякие артефакты. Он специально приезжал в Венский музей, где хранился наконечник Копья Судьбы, чтобы посмотреть на него. Затем, когда завоевал Австрию, первым делом забрал Копьё и увёз его в Нюрнберг. И о Граале я слышала много. Только никто точно не знает, как этот предмет выглядит. То ли чаша, то ли камень. Кстати, есть совершенно замечательная опера Рихарда Вагнера «Парсифаль»…
Она замолчала, потому что Саша, находившийся всё это время в глубокой задумчивости и, кажется, не слышавший ничего из её слов, спросил у Оболенского:
— Значит, ты утверждаешь, что катары владели Копьём Судьбы и Граалем? А доказательства? Ты не подумай, что я не доверяю тебе, просто не укладывается в голове вся эта мистификация…
— Я не собираюсь обсуждать эту тему наспех. Просто поверь мне на слово.
Саша пожал плечами.
— На слово? Не знаю даже…
Аня решила поддержать Оболенского.
— Саш, какие доказательства тебе может предоставить Ваня? Сам подумай. Но, между прочим, о таинственных реликвиях катаров ходит немало слухов и в наше время. Гитлер, кстати, искал Грааль именно в Пиренеях.
— Да? — удивился Саша. — Не знал, что Гитлер охотился и за мистическим Граалем тоже.
— Да-да, охотился, и ещё как! Он намеревался добыть не только Копьё, но и Грааль. За несколько лет до начала войны он особенно увлёкся этой идеей. Отвечал за поиски сам Гиммлер, до этого занимавшийся поисками дороги в таинственную Шамбалу. Но, правда, безуспешно. Поиски Грааля велись тайно, на всех документах стоял гриф «высшая степень секретности». Гитлер привлёк к этому делу одного из своих историков, члена СС Отто Клюзе. Тот должен был изучить все материалы и определить место поисков. Через полгода Клюзе указал это место — Пиренеи. Понимаешь, Саша, о чём я говорю? Именно в эти места, где мы сейчас находимся, и отправились немецкие агенты. Позже к ним присоединился знаменитый Отто Скорцени. В 1940 году он сам возглавил очередную экспедицию в Пиренеи. Поиски продолжались до самой капитуляции фашистов.
— Ну хорошо, раз сам Клюзе указал на Пиренеи, то не будем спорить, — отмахнулся Саша. — Только вот скажи мне, Иван, раз катары владели Копьём Судьбы, дающим победу над врагом, почему Монсегюр пал?
— Они не являлись владельцами Копья Судьбы и Грааля. Катары были лишь хранителями. А это большая разница.
Саша ещё больше удивился.
— Иметь в руках такое удивительное Копьё и не воспользоваться его силой… Странно.
— Ничего странного. Катары — люди совсем из другого теста. Я вам рассказывал о «совершенных». Для них вещи ничего не значат. Им не нужны ни могущество, ни власть. Они хотят одного — освободить свою душу от дьявольской материи и вернуться к Богу. Эти реликвии попали им в руки не случайно. Бывшие хранители знали, что только катары смогут укрыть их от людей и не воспользоваться ими. Пока люди не научатся жить в мире с себе подобными и любить друг друга, владеть этими предметами не достоин ни один из смертных.
— А не проще ли тогда уничтожить их?
— Ни у кого не поднимется рука. И потом, есть ещё одна вещь…
Ваня замялся. Он не знал, стоит ли говорить это друзьям, особенно скептически настроенному Ветрову. Однако тот проявил неподдельный интерес к его словам:
— Ещё одна вещь? Говори. Я теперь уже ничему не удивлюсь.
— Даже не знаю…
— Вань, не томи, раз уж начал, говори до конца, — настойчиво произнесла Аня.
В это время снаружи послышались голоса и лошадиное ржание. Ребята бросились к выходу, но стражники преградили им путь. Тогда Оболенский, высунув голову, стал наблюдать за происходящим.
В лагере царило оживление. Воины громко разговаривали, выкрикивали что-то, показывая друг другу в сторону леса. Иван увидел приближающуюся фигуру всадника. Чуть поодаль ехала свита. Он всмотрелся. Ну да, конечно, это был сам барон Роже Мирепуа.
Оболенский обернулся к Ветрову:
— Посмотри, вон, видишь, рыцарь в доспехах? Уже не молодой. Это барон Мирепуа. Только что прибыл в лагерь. Его и ждал Анри. Будет сопровождать барона в замок Юссон. Там у них какой-то важный совет. Замком владеет Бернард д'Альон, вассал графа Фуа. Он покровительствует катарам и в своё время приютил двух совершенных. Сейчас Бернард д'Альон снабжает осаждённых оружием.
Ребята с интересом наблюдали за Роже Мирепуа, гордо восседавшим на гнедой лошади.
— Настоящий барон, — восхитился Саша. — Какая осанка! Как держит голову!
Он покосился на друзей и тоже выпрямил спину.
Фигура предводителя скрылась за палатками. Вернувшись вглубь пещеры, Ветров напомнил:
— Вань, ты говорил ещё про какую-то вещь. Давай, рассказывай.
— Ладно, — вздохнул Оболенский. — В общем, так. Сами по себе Грааль и Копьё, конечно, имеют определённую силу, но они всего лишь части одной могущественной реликвии — Ковчега Завета. И если все три части собрать в одну, то это будет сила, сравнимая с силой Божьей.