Она брела, не разбирая дороги, ничего не видя вокруг, пока не поняла, что под ногами уже не брусчатка, а жухлая трава – тут начиналась опушка леса.
Алис прислонилась к высокой ели, чувствуя, как слабеют ноги. Хотелось свернуться здесь клубочком и так и сидеть, ни о чем больше не думая, просто глядя в одну точку.
«Нельзя. Нельзя поддаваться! Не хватало еще замерзнуть тут и простудиться».
Телефон завибрировал. Алис посмотрела на экран: «Старший инспектор Деккер». Сбросила звонок. Да, он временно был ее начальником, да, она должна была ответить, но сейчас это было выше ее сил. Если что-то срочное, пусть отправит сообщение.
Второй звонок. Третий.
Алис кое-как нашла в себе силы отлепиться от ели. Куда ее занесло? Она не могла уйти далеко от участка, значит, гостиница там. Хотелось в душ, потому что она чувствовала себя грязной. Хотелось долго стоять под горячей водой, а потом лечь в постель. Или просто лечь, закрыть глаза… а потом проснуться и понять, что это всего лишь кошмарный сон.
Или… вообще исчезнуть.
Алис все еще зачем-то держала телефон в руке, и когда тот снова завибрировал, с удивлением увидела, что на экране высветилось уже «инспектор Шмитт». Она машинально нажала «ответить», почему-то не решившись сбросить этот звонок.
– Алис! – голос Кристин звучал удивленно и встревоженно одновременно, чего ей раньше ни разу не приходилось слышать. – Черт возьми, что случилось? Хотя бы вы можете мне объяснить?
– Все в порядке, – машинально ответила она.
– Какое в порядке! Деккер как бешеный из кабинета выскочил, наорал на меня, кричал: «Где Янссенс?» – а потом убежал куда-то! В кабинете ад, комиссар с разбитым носом на полу сидит, кровь, парни в шоке, я в шоке, все в один момент! Что там произошло?
– Я не знаю… я… вышла до того, как что-то случилось. Собиралась на обед.
– Черт… – Было слышно, как Кристин щелкает зажигалкой и затягивается. – Все как с ума посходили. Ладно, хорошо, что хоть вы в порядке.
– Да… я скоро вернусь, только пообедаю, – соврала Алис.
– Можете не торопиться. – В телефоне раздался усталый вздох. – До скорого.
– До встречи.
Алис не успела даже осмыслить слова Кристин, как вздрогнула от быстро приближающихся тяжелых шагов. Деккер вылетел на нее откуда-то сбоку, разгоряченный, почему-то в одной рубашке, куртку он сжимал в руке. Глаза у него казались совсем черными, лицо было бледным, с проступившим легким румянцем на скулах.
Алис отвернулась, втянув руки в рукава.
– Я не собираюсь отказываться от подачи заявления на вашего друга, можете даже не пытаться меня отговорить, – не глядя, бросила она.
– Я об этом даже и не думал, – выдохнул он быстро.
– Тогда зачем вы здесь?
Хотелось произнести это зло и холодно, но получилось почему-то грустно и устало. И словно… с надеждой? Алис надеялась лишь, что прозвучала не жалко. До нее только сейчас дошло, что сказала Кристин, и мысль, что наглый комиссар получил по морде от инспектора, неожиданно остудила гнев. Но не липкое чувство стыда, не ощущение вылитой на нее грязи. Она смотрела себе под ноги, чувствуя, как к глазам подкатывают предательские слезы. Только расплакаться при нем не хватало!
Деккер вдруг шагнул к ней и молча, ни слова не говоря, закутал в свою куртку.
– О вас так не говорят. Ни в участке, ни где-то еще. Мартен выдумал это, чтобы меня позлить. У нас с Жаном… с профессором Мореллем очень сложные отношения.
– И вы поверили! – Алис невольно шмыгнула носом.
Черт! Это мгновенно накрывшее тепло его куртки – такой огромной и тяжелой – запах ветивера и сигарет, его запах просто… дезориентировали.
– Я слишком хорошо знаю своего дядю, – мрачно буркнул Деккер, вынимая пачку сигарет из кармана джинсов. – Знаю, как он умеет добиться…
– Но вы не знаете меня! – перебила Алис. – Считать меня… все это время! Что я некомпетентна, что я ничего сама не могу, что…
– В вашей компетентности я убедился в первый же день. Послушайте, мне очень жаль. Я… думал, что тут только вина моего дяди, что он вас… что он воспользовался… Черт, я был идиотом, Янссенс, вы можете меня извинить?
Он сунул сигарету в рот и отвернулся. Алис смотрела на него, закусив губу. Обиды больше не было, не было возмущения, и гнева, и стыда… почему-то тоже. Была усталость. Как будто снова вернулись те времена, когда обычная жизнь, общение с людьми чудовищно выматывали. Да, усталость и какое-то… отупение? Она слишком много чувствовала в последнее время, и ей просто хотелось тишины и покоя.
– Пойдемте пообедаем, – предложил вдруг Деккер.
Она кивнула только потому, что разбираться с его курткой, снимать ее сейчас у нее точно не было сил.
Он шел и курил, а Алис просто брела за ним, все так же кутаясь в куртку и будто напитываясь этим теплом. Какой-то необъяснимой, словно звериной силой, которая, кажется, жила даже в его вещах. Не хотелось думать, насколько это… неправильно, странно, Алис просто делала то, что ей нужно было именно сейчас. Тоже будто доверившись какому-то звериному чутью. Закрыть бы еще глаза, свернуться клубочком, лечь где-нибудь, чтобы только никто не трогал.
– Мартен теперь заткнется раз и навсегда, – неожиданно сказал Деккер. – Больше слова вам не скажет.
– Он не будет на вас заявлять?
– Кристин вам уже позвонила? – усмехнулся он. – Нет. Разбирательства выйдут ему боком. С моим дядей, несмотря на всю его внешнюю благостность, никто в здравом уме связываться не будет. Он любого сожрет и глазом не моргнет. И Мартен, который уже не первый год вылизывает ему ботинки, точно не станет рисковать. Ему проще промолчать и утереться. Тем более он и так наложил в штаны оттого, что вы обещали заявить на него за харрасмент.
Алис промолчала. Они свернули в какой-то переулок – видимо, Деккер знал, куда идти. Через несколько домов показалась крыша бистро, того самого, где они уже обедали однажды.
Встретивший их Лоран Клас сначала улыбнулся, но потом нахмурился, разглядывая их обоих, и, ни слова не говоря, махнул в сторону одного из столиков. Тут же принес бутылку какой-то настойки и две крошечные рюмки. Деккер молча налил, подвинул рюмку ближе к Алис. Она выпила, все еще ощущая какую-то неестественность, механистичность собственных движений. Да, она чувствовала физическое облегчение, но при этом…
Отвращение к себе. Болезненно знакомое, облепившее ее тут же, словно вторая кожа. То самое, как в той жизни. Все ее воспоминания, все ее переживания здесь казались теперь заляпанными грязью, которую невозможно отмыть. Алис сама ощущала себя мерзкой, и от вчерашней легкости, которая казалась теперь сном, не осталось и следа, к ногам словно привязали гири.
«Надо уезжать отсюда, – подумала она. – Уезжать как можно скорее».
Марк смотрел, как девчонка ест суп: вяло, словно у нее нет аппетита. Он знал, нутром чувствовал, что это дурной знак, что все произошедшее сильно на ней сказалось. Черт! Именно этого он и боялся. Когда она влетела в кабинет – вся побелевшая, заледеневшая изнутри, словно звенящая каким-то стеклянным отчаяньем, – ему стало чуть ли не физически больно. Храбрый ежик, привыкший защищать себя самостоятельно, она пыталась драться, пыталась атаковать всеми своими колючками, но Марк видел, чувствовал, как ей невыносимо больно, как все эти колючки словно обернулись внутрь, вонзились в нее саму; чувствовал этот мгновенно сковавший ее холод, тоску и стыд, от которых ее выворачивало наизнанку.
Ему самому кусок в горло не лез: Марк и без того все это время был на нее настроен, а в тот момент, когда так испугался за девчонку, словно разодрал себя глубже, частично погружаясь в ту самую измененность. Знал, что нельзя, что опасно, но найти ее, догнать было важнее. И теперь пришла расплата. Теперь ее боль и холод, смешиваясь с привычной ненавистью к Мартену и к самому себе, нестерпимо жалили изнутри. Отчаянно хотелось прижать ее к себе, поделиться своим теплом. Марк с трудом сдержался, когда накинул на нее свою куртку, потому что единственной мыслью было обнять ее, согреть, прошептать на ухо, что она умница, в тысячный раз извиниться – что угодно, лишь бы она снова открылась. Успокоилась, потеплела. Лишь бы ей снова стало хорошо, как тогда, когда они вместе ели, обсуждая расследование, пили кофе с шоколадом, танцевали вальс под почти неприличные комментарии Эвы. Лишь бы не это мучительное ощущение разбитого стекла и ледяных осколков там, где до этого он чувствовал опьяняюще горячую живую искру.
Марк встал, коротко кивнул Алис и подошел к стойке.
– У тебя еще остался шоколадный торт?
– Что ты опять натворил? – Лоран протер стакан и посмотрел на него на свет.
– Не твое дело, – огрызнулся Марк, вытаскивая купюры. – Если нет, сходи в булочную.
– Ты хам, Деккер, – со вздохом отозвался старик, доставая из холодильника торт. – Мне-то ни жарко ни холодно, а вот девушки расстраиваются.
Он выразительно кивнул головой в сторону Янссенс.
– На этот раз нахамил не я, если хочешь знать.
– А ты допустил?
– Пришлось дать в морду уже постфактум.
Лоран одобрительно кивнул и отрезал два больших куска.
– За счет заведения.
Марк поставил перед Янссенс тарелку с тортом, снова отметив, что она вежливо кивнула, но той самой раскрывающейся теплоты, загоревшейся искорки, которую ему так хотелось почувствовать, не возникло.
– Спасибо, – коротко поблагодарила она.
Впрочем, он все же надеялся, что шоколад сделает свое дело. Да, не сразу, надо набраться терпения – и пусть она снова ела быстро, чуть сгорбившись и как будто не замечая вкуса, Марк был уверен, что постепенно она все-таки начнет согреваться.
– Послушайте… – Совместное расследование было еще одним лекарством, и стоило использовать его по полной. Тем более он и без того собирался ей это предложить. – Вы, конечно, вправе отказаться, но… я хотел проверить принтеры в ближайших супермаркетах и фотоателье. Съездить в пару мест после работы. Вы мне не поможете?