– Уже поздно, – наконец произнес Деккер. – Вам надо отдохнуть.
Алис и в самом деле смертельно устала. Заскочив в супермаркет, просто купила себе сэндвич и бутылку воды – сидеть в баре, где был телевизор, совершенно не хотелось. Даже тут, в полупустом магазине, девушка на кассе громко пересказывала кому-то последние новости про найденный череп, Деккера и его семью, новую криминалистку, которая, как говорят… Кассирша понизила голос. Алис, делая вид, что читает список ингредиентов на пачке хлопьев, дождалась, пока любопытный покупатель уйдет, быстро расплатилась сама и вернулась в «Берлогу».
В баре набился народ, по телевизору показали заставку новостей, в анонсе мелькнуло и ее лицо на пресс-конференции. Нет, только не это! Она проскользнула к лестнице и быстро взбежала по ступенькам наверх. К счастью, Вивьен снова болтала с каким-то посетителем – в ее громком смехе и в интонациях звучали явные кокетливые нотки – и на Алис внимания не обратила.
Невероятно фотогеничны…
Она смущенно фыркнула. Почему от похвалы Деккера всегда становилось так хорошо?
Алис уже предвкушала горячий душ и теплую постель – сил не было даже на дежурный расслабляющий просмотр сериала, да и в общем-то сейчас ей хотелось другого. Ей хотелось, как это ни странно, все же сесть и подумать. Разобраться в самой себе. Трезво, насколько это возможно, осмыслить то, что произошло там, в красной комнате. Что изменилось. В первую очередь – в ней самой. И что с этим делать.
Телефон тинькнул, и она, присев на кровать, со вздохом разблокировала экран.
Тибо:
Алис положила телефон на тумбочку и на мгновение закрыла лицо руками.
Внезапно зазвонил стационарный телефон. Она вздрогнула.
Господи, не одно так другое! Наверняка журналисты.
Ей не хотелось отвечать на звонок, не хотелось сейчас ни с кем разговаривать, но телефон звонил и звонил. Алис смотрела на него, пытаясь решить, что делать. Мало ли кто это мог быть. Может быть, Вивьен звонит из бара, чтобы о чем-то предупредить. Или Деккер почему-то не может дозвониться на мобильный? Лучше ответить. А если все же журналисты, то она просто сбросит звонок. Или скажет, что комментариев не дает.
– Алис Янссенс, – сухо произнесла она в трубку. – Слушаю вас.
На том конце провода молчали, слышалось лишь пощелкивание, потрескивание и чужое дыхание.
– Слушаю вас! – повторила она раздраженно, уже готовясь положить трубку.
– Ты будешь гореть в аду, – четко произнес знакомый голос, который так хотелось забыть, и Алис беспомощно открыла рот, пытаясь вдохнуть. – Бесполезное, грязное ничтожество, глупая, плаксивая дрянь, гнилая внутри. Притворяешься, что стала человеком? Решила, что смеешь поднимать голову? Рассказывать, какая ты умная? Кого ты хочешь обмануть? Ты думаешь, никто не узнает? Ты с детства была никем, только испорченной, развратной тварью. Помнишь, что ты тогда делала, а? Мерзость! Мерзость! Думаешь, бог этого не видел? Видел и видит! Видит твою гадкую сучью душонку насквозь. И счет копится, слышишь? Чем глубже ты падаешь, тем страшнее наказание! Ты заплатишь за свои прегрешения, помяни мое слово, закончишь свои дни в грязи, в яме с отбросами! Все увидят, какая ты на самом деле! Но это ничто по сравнению с тем, что тебя ждет на том свете, шлюха!
Алис не понимала, почему стоит и слушает, но не могла пошевелиться: тут же занемели и стали ледяными пальцы, она словно вросла в пол, ужас сковал ее по рукам и ногам – холодный липкий ужас. И с каждым этим словом, прибивающим ее к земле, что-то умирало внутри. Выцветало, скукоживалось, съеживалось, как опаленная бумага, – все, чего она добилась, все, что она делала, все, чем она была. Думала, что была…
Сверху, как огромная черная волна, накатили привычная, выворачивающая наизнанку тошнота, от которой замерзали все внутренности, и ощущение собственной ничтожности. Лжи. Притворства. Словно и не было всех этих лет. Словно она не убегала из ада. Не училась в университете, не пыталась жить, как все нормальные люди, не получила работу мечты. Она снова была никем, она была хуже, чем никем: комком грязной, отвратительной слизи, только притворяющейся человеком. Она не должна была существовать.
В трубке уже раздавались гудки, когда Алис наконец смогла сделать вдох. Она с ужасом отшвырнула от себя телефон, словно тот вдруг превратился в ядовитую змею, схватила куртку, кое-как обулась, едва понимая, что делает, и, сбежав по лестнице, не обращая ни на кого внимания, выскочила на улицу.
Алис бежала, задыхаясь, забыв, что оставила в номере и телефон, и ключи от машины, но в тот момент она ни о чем не думала. Она снова была маленькой девочкой, которую запирали в страшном холодном подвале без окон, без света, без надежды, где ее тут же обступали выходящие из тьмы демоны. Где время замирало и не двигалось, где были «плач и скрежет зубовный», где казалось, что крысы выползают из углов и собираются отгрызть ей ноги. Бежать. Надо было выбежать, выбраться из этой комнаты, из этого подвала, из этого шкафа, где она слушала выстрелы, из замкнутого пространства, потому что рядом была смерть. Звериный оскал чудовища. Монстр, минотавр, мечущийся за стенами лабиринта, неостановимый, безумный, безжалостный. Бежать. Бежать. Бежать…
Алис летела, не разбирая дороги, словно в никуда, и только оказавшись у знакомой калитки, поняла, что прибежала… к нему. К Деккеру. В безопасность. В единственное место, где могла найти сейчас спасение. Он может взять ее на руки, укрыть одеялом и дать теплое питье. От него пахнет ветивером и табаком. Он может ее спасти. Только он, только рядом с ним она снова может почувствовать, что жива.
Алис взбежала на крыльцо, нажала на звонок и тут же заколотила в старую дубовую дверь.
– Кто там?
– Это я! – выкрикнула она, задыхаясь.
Деккер распахнул дверь, и Алис буквально рухнула в его объятия. Стоять она уже не могла. А он, ни слова не говоря, подхватил ее на руки и куда-то понес. Ей было все равно куда. Она просто обхватила его за шею, прижалась щекой к его плечу. Закрыла глаза. Выдохнула. Она была в безопасности.
– Что случилось?
Кажется, Деккер усадил ее на диван, а сам присел перед ней на корточках, внимательно глядя на нее снизу вверх.
– Он… – выдохнула Алис и запнулась. Ей все еще было сложно восстановить дыхание, воздуха как будто не хватало. – Он позвонил. Мой… опекун. Из прошлого. Я… это долго рассказывать… – Реальность наконец стала четче, она вдруг поняла, где находится. И что натворила. Черт. Как, должно быть, жалко она выглядела! Как глупо! Ненормально. Алис встретила внимательный взгляд Деккера, и ей захотелось провалиться сквозь землю. Идиотка! – Прошу прощения, что так к вам ввалилась, – уже тверже сказала она, пытаясь собраться, удержаться, не отключиться снова. Он ничего не знал про ее прошлое, он был не обязан входить в положение, понимать… – Я просто… я не взяла ключи, я… Я сейчас…
Но он вдруг крепко сжал ее руки.
– Ш-ш-ш, тихо. Все хорошо. Он к вам и близко не подойдет. Я этого не допущу, слышите? Не допущу.
Алис кивнула. Она ему верила. В этот момент – полностью, безоглядно.
– Расскажете, когда будете готовы. И если захотите. Торопиться нам некуда. Сейчас налью вам чего-нибудь.
– Того ликера, – вдруг попросила она. – Вишневого.
– Хорошо.
– Вот, дверь изнутри запирается. Белье я поменял. Ванная рядом, вы знаете. Полотенца там справа, на тумбочке. В шкафу дополнительное одеяло, если понадобится. И плед. Но обычно тут тепло.
Алис прижала к себе чистую футболку, которую Деккер выдал, чтобы было во что переодеться, и кивнула. Наверное, стоило бы еще раз извиниться за доставленное неудобство, но ей вдруг стало очевидно, что это не нужно. Ее боль, ее страх, ее слезы не были для него неудобством, неприятностью и обузой.
Кем она сама сейчас была для него? Алис не знала, но, кажется, впервые стала понимать значение слова «близость». Почувствовала это тепло, принятие, ощущение другого человека рядом – того, кому она рискнула довериться. На чью руку позволила себе опереться. Шагнула в неизвестность, опустив щит, убрав все барьеры. Словно она шла на ощупь с завязанными глазами, не зная, что ждет ее через миг, но именно это и делало ее живой. Он тут, рядом с ней, даже в полной темноте. Он ее видит, он ее держит, и значит, она существует. И если, если попробовать стать еще ближе…
– Спасибо, что приютили. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Деккер смотрел на нее, как обычно, сверху вниз, внимательно и серьезно. И она вдруг сделала шаг вперед, словно совсем опьянев от этого взгляда, от этих рук, от этого запаха. Оттого, что он был вот такой – огромный мужчина, совсем рядом, которого она…
Алис потянулась и прижалась губами к его щеке. А потом, потом…
Она даже не осознавала, что делает, просто не могла удержаться – потому что в ней все вспыхивало и расцветало оттого, что он был так близко, что она могла его так чувствовать, чувствовать вот это мужское, чувствовать даже легкую шершавость его щеки от чуть отросшей к вечеру щетины, и ей хотелось больше, больше этого жара. Алис поцеловала его еще раз, уже в краешек рта, а потом коснулась губами его губ. И снова. И…
I wanna be kissed by you
Она ощущала себя такой – соблазняющей и кокетливой, приглашающей догнать, взять, овладеть – словно назло холодному липкому ужасу, назло голосу из прошлого, словно только это могло ее спасти сейчас, вернуть ей то, что она обрела после знакомства с Деккером: его желание, его силу, его огонь. И ее огонь вспыхивал навстречу, а вместе с ним снова загорелись ревность и обида, желание убедиться, что она тоже может нравиться, тоже может быть не хуже, чем все те неизвестные женщины, которые у него были.
Деккер ответил ей – легко, нежно, ласково, но чуть отстраненно, как будто все еще ждал, что она сейчас отодвинется, но Алис так заводила эта игра, что она совсем потеряла голову. Она хотела еще. Она не думала, что будет дальше. Мыслей больше не осталось. Только эта игра – игра женщины, соблазняющей мужчину. Только вспыхнувший в ней огонь. Уверенность. Сила. Осмелев, она прихватила зубами его нижнюю губу, и ког