да Деккер ответил чуть сильнее, не смогла удержаться от возбужденного всхлипа. И, подавшись еще ближе, приглашающе приоткрыла губы.
Он снес ее одним движением. Вжал в стену, одновременно так раскрыв ей рот в поцелуе, что Алис растерянно ахнула. Несколько мгновений она могла только ошеломленно принимать, только подстраиваться под его движения, когда его язык вошел так глубоко, а потом она неожиданно ответила тем же, задохнувшись от восторга и собственной смелости. И да, оказалось, что она может тоже, что она чувствует это, – одновременно с ним, когда Деккер вдруг резко подхватил ее под коленом, стискивая крепче и приподнимая к себе. Алис сама закинула ногу ему на бедро, пытаясь привстать повыше, прижаться сильнее, и вдруг отчетливо ощутила, как сильно он возбужден. Так явно, так… Каменная твердость, на которую она наткнулась, буквально ударила ее по внутренней стороне бедра. Сильно, чуть ли не больно.
Это отрезвило. И Алис мгновенно стало страшно. Она вдруг поняла, что не может, не готова к тому, что неизбежно произойдет дальше. Она не умела, она…
Если ты такая фригидная, то зачем все это начала?
Игру, которую она так бездумно затеяла, доиграть до конца просто не получится. Она слишком увлеклась, забылась; она, Алис Янссенс, не была той женщиной, которая нужна Марку Деккеру. Но боялась сейчас сказать «нет», боялась ему признаться, показать свою слабость, свою ненормальность, снова все испортить, снова…
Алис сначала даже не поняла, что Деккер отстранился. Она растерянно смотрела вверх, на него, не представляя, что теперь делать. А он вдруг наклонился и легонько чмокнул ее в нос. Улыбнулся своей кривоватой волчьей улыбкой:
– Приятных сновидений.
И дверь за ним закрылась.
Глава 16
Марк упустил кофе на плиту и выругался. Надо было делать в кофемашине. Все равно утренняя рутина пошла наперекосяк с того момента, как он проснулся на диване в сырой, давно не проветриваемой гостевой комнате, и осознал: прямо сейчас в его спальне, в его постели спит… девчонка. Янссенс. Алис. Его девочка?
Нет, лучше было ее так про себя не называть, потому что это уже становилось опасно. Черт, он даже не думал, что может так потерять голову. Как же заводило ее пробуждение чувственности! Неосознанное кокетство, неловкость и одновременно страстность, с которыми Янссенс пыталась его дразнить и соблазнять, головокружительная пылкость и отчаянное желание, когда она отвечала на его поцелуи. И даже то, что она вдруг испугалась, почувствовав, как сильно он ее хочет.
Ночь и так выдалась адская. Марк не был уверен, что выдержит. Он, мать твою, вообще не понимал, как у него хватило сил. От убойной дозы снотворного – которое он выпил сразу же, как только выскочил из спальни, оставив там растерянную Янссенс, чтобы точно не поддаться искушению, – до сих пор ощущалась разбитость во всем теле. А потом он еще почти час стоял на крыльце и курил сигарету за сигаретой, боясь возвращаться в дом, боясь самого себя, пока не почувствовал, что окончательно замерз и таблетки начали действовать.
Разумеется, теперь он чувствовал себя плохо. На обычную утреннюю пробежку в таком состоянии отправляться смысла не было, к тому же Янссенс могла проснуться и не обнаружить его дома. Учитывая обстоятельства, лучше было не рисковать.
Марк быстро принял душ, стараясь не думать, не представлять, как она сейчас лежит за стенкой в его постели, а потом оделся и пошел на кухню. Проверил, что на завтрак есть что подать, и начал варить кофе, чтобы хоть как-то разогнать туман в голове. А потом, разумеется, засмотрелся на изразцы, забыл про турку и изгваздал плиту.
Сняв чугунную решетку, чтобы лучше получилось вытереть вокруг конфорки, Марк прислушался: наверху пока было тихо. Вздохнул. Адское утро. Адское.
Он уже знал, чувствовал, какой к нему выйдет девчонка. Черт, хорошо если она вообще хоть немного спала этой ночью! У нее-то и снотворного не было… Взволнованный ежик, пытающийся собрать всю свою храбрость, растерянный, испуганный тем, что не знает, как теперь себя вести. Но в том, что она попытается «об этом» поговорить, Марк был уверен. Поведет себя как взрослая. Это вообще было в ее характере – идти навстречу опасности, несмотря на то, что все леденело внутри от ужаса. И его так трогала эта храбрость.
Да, Янссенс-то храбрости хватит, а вот ему… Марк боялся этого разговора. Боялся, потому что понимал, куда это может привести. И понимал, что у него не хватит сил сопротивляться, вести себя рационально, не начинать никаких отношений с Алис Янссенс, пережившей все, что она пережила. Им обоим, травмированным людям, одинаково ненормальным, пусть и каждый был ненормален по-своему, лучше было бы держаться друг от друга подальше. Ей – найти того, кто будет ее героем. А ему… ему – не вести себя как Ксавье Морелль. Не повторять ошибок прошлого. Убегать еще до того, как случится непоправимое.
И все же… все же, если получилось сдержаться, значит, оставалась надежда, что он сможет? Как в красной комнате. Как вчера вечером на пороге спальни.
Если думать в первую очередь об Алис, если настроиться на нее достаточно, то получится вовремя остановиться. Несмотря на весь пылающий в ней огонь, на который в нем все так отзывалось, ее испуг вчера был как неверная нота, как смена тональности, и Марка это мгновенно остановило. Рациональность включилась позже – не сейчас, не время, не после того, что она пережила за вечер, – да, это было верное решение. Он смог сдержаться. И цеплялся теперь за эту надежду, не желая больше ни о чем думать.
Марк просто хотел быть с ней – и точка. Стать тем, кто был ей нужен, – и, возможно, если Янссенс и правда увидела в нем своего героя, в нем все же были эти черты? Что, если просто попытаться? Отношения, которых она ждала, та самая близость, все то, чего он не умел точно так же, как и она. Черт, может быть, в таком случае у них бы получилось? Может быть, если это был бы не просто секс, не просто похоть, он бы…
Марк стоял, глядя в окно, и слушал, как дверь наверху наконец отворилась, как храбрый ежик спускается по лестнице. Даже по шагам было слышно, насколько она напряжена и как изо всех сил пытается держаться.
– Доброе утро.
Марк обернулся. Девчонка уже оделась, умылась, причесалась и вообще выглядела строгой и собранной, но от нее так и веяло тревогой, волнением и тщательно скрываемой неуверенностью. Он вздохнул. Желание подойти, обнять ее и чмокнуть в нос, как вчера перед сном, пришлось отмести как неосуществимое. Это не поможет. Не решит ее проблему. Янссенс ему не поверит.
– Садитесь, я сделаю вам кофе. – Марк открыл холодильник, достал масло, джем, молоко для хлопьев.
– Насчет вчерашнего… – решительно выпалила Янссенс, глядя прямо на него.
– Вы сожалеете? – Если это так, то лучше помочь сказать все сразу.
– Нет, но… – она сглотнула, собираясь с духом, – это просто… из этого ничего не выйдет.
Марк зарядил кофемашину и нажал на кнопку. Ставить второй раз турку на плиту не хотелось. Хотелось курить, но сигареты он оставил в гостиной, да и вообще… Нет, не сейчас. Пусть сначала выговорится.
– Почему вы так думаете?
– Потому что… вам это не нужно.
– Хм… интересно. А вы точно знаете, что мне нужно?
Марк посмотрел на нее с любопытством. Девчонка была напряжена до звона. Натянутая струна, которая вот-вот лопнет. Он видел, как она сжала руку в кулак до побелевших костяшек, как пыталась глубоко дышать, чтобы справиться с собой.
– Да, – с неожиданно твердостью ответила она, гордо вскинув голову. – Секс.
Янссенс произнесла это слово отчетливо и громко, словно отбросила от себя что-то злое и мучительное. Черт. Марк чувствовал, каких усилий ей это стоило. Сколько за этим скрывалось боли. Слез, самоуничижения, мыслей о собственной ненормальности. И ощущать это было невыносимо. Невыносимо было вообще стоять сейчас и разговаривать, когда хотелось просто схватить ее в охапку, унести в спальню, где постель наверняка была еще теплой после ночи, и там наглядно объяснить, как она ошибается. Показать этой девчонке, что она отвергает ту часть себя, которая в ней всегда была и которая расцветала, стоило только отнестись к ней бережно и нежно. Но Марк как никто другой знал, что такие вещи нельзя исцелить мгновенно, одним лишь желанием все исправить. Будет только хуже. Она должна захотеть этого сама. Понять сама. Почувствовать.
– Не угадали, Янссенс, – вздохнул он.
Она резко выдохнула, растерянно на него глядя.
– Мне нужны вы, – произнес Марк так же отчетливо и громко, даже резко. – Целиком. Секс тоже сюда входит, но не отдельно от вас.
Несколько секунд Янссенс стояла с приоткрытым от удивления ртом, а потом снова попыталась:
– Вы… не поняли. Не понимаете… вам не нужна такая, как я. Не может быть нужна… я…
Марк буквально видел, как ломалась вся уже выстроенная картина, которую она, кажется, обдумывала всю ночь, логичная система, куда она вписала и себя, и его. Система, в которой Янссенс была ненормальной, а он…
Да твою же мать, он просто не мог уже это слышать! Не мог ощущать. То, как она сейчас чувствовала себя поломанной, бракованной, неподходящей. И это резонировало в нем так мучительно, это было так… похоже.
– А я вам такой нужен? – вдруг вырвалось у него.
Девчонка опустила взгляд и не отвечала, и Марк подошел к ней почти вплотную.
– Вы уверены, что я не убийца, не монстр?
Он с ужасом понял, что его захватывает и несет этот взаимный ток предельной откровенности, от которого, кажется, даже потрескивал воздух на кухне. Откровенности и доверия, соприкосновения двух одинаково поломанных людей, боявшихся хоть кому-то приоткрыться, потому что оба знали, что их просто не поймут.
– Ну? – повторил Марк, глядя на нее сверху вниз. – Скажите честно, я не обижусь. Раз уж у нас с вами такой искренний разговор.
– Я не уверена, что вы не убийца, – твердо ответила Янссенс, наконец снова подняв на него глаза. – Что вы не сделали чего-то… невольно… когда были не в себе. Но я знаю, что вы не монстр. Монстр позвонил мне вчера. А вы просто человек, внутри которого… много всего.