И нажал «отправить».
Телефон тут же провибрировал в ответ.
Янссенс:
Марк посмотрел на многообещающий смайлик, который завершал это по-деловому сухое сообщение, и понял, что точно уснет не скоро.
Кажется, ему снилось, что Алис прислала фотографию в белье. А потом – без. Раздевалась, как он просил. Это был жаркий и путаный сон, Марк писал ей: «А теперь так, моя девочка, умница», – и она присылала себя – откровенно и бесстыдно, в разных позах. А потом вдруг он оказался с ней в красной комнате, и Янссенс сидела на столе, раздвинув ноги, вся залитая этим жутким светом, а он… Марк стоял и смотрел на свои руки и на ее шею, где на коже остались черные следы от пальцев. И ее лицо вдруг стало чужим, и Марк знал, что видел эту женщину раньше, но никак не мог вспомнить где. Он обернулся, пытаясь объяснить кому-то, что не хотел, что даже не помнит, как так вышло; сидящий в кресле человек что-то говорил в ответ, но Марк ничего не слышал. Он просто… оглох. И это было прекрасно – ничего не чувствовать.
Телефон тинькнул и провибрировал на границе яви и сна, и Марк даже не сразу понял, что ему действительно пришло сообщение. В три часа ночи? Он потянулся за телефоном, кое-как разблокировал экран. Щурясь, вгляделся.
Неизвестный номер:
Сердце пропустило удар.
Фотография. Силуэт в окне «Берлоги». Пририсованное в мобильном фоторедакторе схематичное пламя. Красное. Красное…
Марк не помнил, как оделся и выскочил из дома. Как на автопилоте прыгнул в машину. Как, на какой скорости вел. В ушах стучала кровь: ты-опоздал-ты-опоздал-ты-опоздал – и ничего больше. Красное перед глазами. Красное. Красное…
Он каким-то чудом не врезался в собравшуюся перед горящей гостиницей толпу. Бросил машину, оставив в ней ключи. Вдалеке вроде бы раздавался вой сирен, но он ничего не понимал. Кажется, бежал. Кажется, что-то орал. Или не он. Не он. Он сам был бесплотным, он видел со стороны только огромное черное чудовище, мечущееся в красном пламени. Бессильное, задыхающееся чудовище, истекающее алым.
– Янссенс! – Чудовище звало ее, надрывая горло, но ответа не было. Ее уже нигде не было. Поздно. Какие-то люди пытались его удержать. Метались черные тени на красном. Чудовище стенало, билось в агонии. – Янссенс! Алис!
Словно ее имя было могущественным заклинанием, способным воскрешать мертвых.
Кажется, его пытались удержать. Безрезультатно. Он просто стряхивал людей с себя, бессмысленно пытаясь пробиться вперед. К ней. В красный ужас. Он не мог оставить ее там одну.
Его сон оказался вещим. Он убил свою девочку. Красная комната, черные следы от его пальцев… черный дым, алое пламя. Оборванная красная нить, из черного обугленного конца которой сочилась кровь. Красная. Красное повсюду. Он опоздал. Думал, что газолин предназначался для него самого. Он не смог ее защитить, не от себя, так от своего прошлого, он…
– Марк!
Кто-то взял его за руку, и он вдруг замер. В этом прикосновении чувствовалось что-то, что заставило красное чуть отступить. Чудовище замерло. Он почувствовал, как возвращается, еще не полностью, но… глубоко вдохнул, закашлялся и обернулся.
– Марк…
Зрение тоже вернулось. Его девочка стояла перед ним босая, в одной майке на тонких бретельках и в спальных шортиках. Марк сгреб ее в охапку одним движением, ощупывая с каким-то отчаяньем – руки, плечи, спину, лопатки, позвонки – целая, невредимая и… живая. Марк облегченно выругался про себя.
Живая. Он не мог поверить, он продолжал ее стискивать, говорить ей что-то, пока наконец не понял – ей холодно, черт возьми, она стоит раздетая на улице!
Марк укутал ее в свою куртку, а потом подхватил на руки и понес к машине, не глядя ни на кого, не замечая удивленных взглядов. Усадив вперед, тут же завел мотор, включил печку и подогрев сиденья и вдруг понял, что руки дрожат и не слушаются. Перед глазами все плыло. Он сглотнул, изо всех сил пытаясь держаться в сознании.
Алис вдруг коснулась его пальцев.
– Все хорошо. – Ее голос звучал спокойно. – Я выбралась.
– Выбралась? – тупо переспросил Марк. Разум упорно отказывался понимать самые простые слова.
– На… простыне, – с нервным смешком сказала Алис, и он почувствовал, что она вся дрожит. Черт, разумеется! – Как в кино, знаешь. Только это не сработало, как в кино. Хорошо, что там была крыша, а то бы я…
– Поедем домой, – сказал Марк, тут же трогаясь с места. – Тебе надо в тепло. Потом расскажешь.
Что-то вдруг остановило его взгляд, и он поморщился. Внутри словно звякнул предупреждающий звонок. Марк оглянулся, всматриваясь – высокая, чуть сутулая фигура, длинный шарф.
«Себастьян прибежал на пожар, молодец. А где Кристин? Неважно».
Он моргнул, возвращаясь в реальность.
Главное было как-то довезти Алис до дома. Марк вел машину, как пьяный, и выдохнул с облегчением, только когда затормозил у своей калитки.
«Так. Что теперь? Надо принести ей одеяло. Надо просто встать и принести ей одеяло. У нее голые ноги, ей холодно».
Марк с трудом разжал побелевшие от напряжения пальцы и отпустил руль.
– Я сейчас… принесу одеяло.
Алис снова коснулась его руки, погладила, а потом забрала ее в свои ладони, потянула к себе. Положила на свою коленку. Теплую. Марк слегка сжал ее.
– Крокодил, – тихо произнесла Алис.
Он улыбнулся. Кажется, отпускало. Реальность возвращалась. Становилась отчетливее, увереннее. Сжав ее коленку еще раз, Марк вышел из машины и направился к дому, сразу же заметив, что на пороге кто-то стоит. Жанна.
Вместе с… да чтоб тебя! С Эвой! Только этого сейчас не хватало.
– Марк, что случилось? – спросила Жанна. – У тебя в комнате телефон надрывался, сирены на улице, я проснулась, а тебя нет!
– Пожар в «Берлоге», – коротко бросил он.
– В «Берлоге»? – охнула Эва. Оправа ее очередных модных очков отражала блики падающего из окон света, отчего казалась мерцающей в темноте. – Я так и думала! Сирены услышала, проснулась вот, прямо мимо дома неслись, одна, другая… А как же Алис?
– В машине. С ней все в порядке. Мне нужно…
– Кто такая Алис? – перебила Жанна.
– Его криминалистка, – охотно пояснила Эва, плотнее запахивая на груди шаль. – С чемоданчиком. Очень хорошая девочка. Миленькая такая. Он ее от всех прячет, еле добилась, чтобы она посмотрела мой сарай, и ведь оказалось…
Протиснувшись мимо них, Марк быстро схватил плед в гостиной.
– Раз в гостинице пожар, ведите ее ко мне! У меня много места! – послышалось от дверей.
Марк выругался про себя. Принесло же старуху! Впрочем, мать бы их тоже не оставила в покое. Он выскочил на улицу и быстрым шагом направился к машине, чувствуя, что эти двое устремились за ним. Вот только их сейчас не хватало! Не успел он открыть дверь и протянуть Алис плед, как сзади вместе с торопливым постукиванием палки по плитам раздалось:
– Ко мне ведите, ко мне! Не волнуйтесь, я о ней позабочусь, и получше вашего!
– Эва, – негромко проговорил Марк, – настаивает, чтобы ты поселилась у нее.
– Это… разумно, – кивнула Алис. – Правда, придется искать ее крокодила.
Она кое-как закуталась в плед поверх куртки, поднялась с сиденья, спустила ноги на землю, сделала шаг и вдруг охнула и скривилась, схватившись за открытую дверь машины. Марк выругался про себя: он и не подумал, что Алис босиком. Черт! Надо было захватить ей хоть какую-то обувь.
– Подвернула ногу, когда прыгала, – пояснила она. – Ничего, сейчас…
Марк снова подхватил ее на руки, краем глаза отметив, с каким вниманием за этим всем наблюдает Жанна.
– Ко мне несите! – не унималась Эва. – Ко мне, слышите?
– Если я узнаю, что вы заставили ее искать вашего крокодила, пеняйте на себя! – крикнул Марк.
– Крокодила? – удивилась Жанна, очевидно, совершенно сбитая с толку.
Прижимая к себе Алис, закутанную в постоянно сползающий плед, Марк решительно зашагал к дому мадам Дюпон, слыша, как та рассказывает Жанне драматичную историю про сарай, газолин и кражу ценных вещей.
– Ну вот, а теперь ступайте. Вас там наверняка обыскались уже.
Марк встал, неохотно выпустив ногу Алис, которую только что перетянул найденным у старухи эластичным бинтом. Держать на коленях ее ступню и касаться нежной кожи, ощупывать тонкую лодыжку было приятно, но…
Н-да, теперь, когда он наконец пришел в себя, ему было до ужаса неловко. Оттого, что чуть не повредился рассудком при всем честном народе. Марк уже с трудом помнил, что кричал, что говорил, как хватал в охапку Янссенс, как, кажется, ощупывал ее, пытаясь понять, цела ли она.
Это было слишком: слишком сильно, слишком откровенно и близко, и Марк не знал, что теперь с этим делать. Как себя вести. Он не был к такому готов, да и Алис вряд ли была готова к тому, что мужчина, с которым она знакома неполных две недели, даже учитывая взаимное притяжение и вспыхнувшую между ними искру, вдруг превратится в обезумевшее животное от одной только мысли, что мог ее потерять.
Учитывая к тому же прошлое Янссенс, ее болезненный опыт. Черт! Наверняка все это ее напугало, и она уже сделала нужные выводы.
– Не забывайте пока прикладывать холодное, – буркнул Марк. – И полный покой.
– Не забуду, – его девочка слабо улыбнулась. – Идите, мадам Дюпон права.
– Я все ей принесу, не волнуйтесь, и лед на ногу, и поесть, и попить, и полежит у меня тут. – Эва практически выпихивала его из комнаты, а ее тут же вскинувшийся пес лаял и вертелся под ногами, и Марк боялся случайно на него наступить. – И никому открывать не буду, как вы сказали! Ребельон, тихо, сиди тут! Сиди с девочкой! Охраняй! Я закрою за нашим инспектором.
Марк опасался, что мать тут же набросится на него с вопросами, но та, слава богу, оставила его в покое, дав нормально ответить на пропущенные звонки. Он переоделся и снова поехал к «Берлоге».