В следующие секунды сердцебиение Кай ускорилось настолько, что ей стало плохо. Среди бесполезных отрывков видео с печальной Кирой вдруг нашелся тот, который Кайтен искала с самого утра. И к которому оказалась совсем не готова.
Она поставила видео на паузу. Дрожащими пальцами отключила ускорение. И до самого конца записи Кайтен не могла ни шевельнуться, ни толком вдохнуть.
Человек, подошедший к понурой Кире с двумя чашками кофе, был ей хорошо знаком.
22Джун
Экран рекламной панели был затянут алым полотном, и золотая огнептица гордо расправила крылья, несмотря на пробегающие по ним помехи.
«ВСЕ МЫ ЭЛЕМЕНТЫ ГАРМОНИИ», – гласила надпись. Какой-то умник маркером втиснул перед «Гармонии» приставку «дис». Джун ухмыльнулся, увидев этот сомнительный труд. «Элементы Дисгармонии». Это больше походило на правду.
Сунув руки в карманы, Джун нырнул в темноту подъезда, где пахло ржавчиной и гнилью. Лифт ехал добрых пять минут – во временных домах навигация всегда была хуже, чем в остовах, – но Джун терпеливо ждал, понимая, что подниматься на двадцатый этаж пешком он все равно не стал бы. Когда позвякивающая надорванной обшивкой кабина остановилась и панельные двери разъехались, Майра уже стояла на площадке. На ней была какая-то совершенно дурацкая пухлая куртка горчичного цвета; плечи оттягивал внушительный рюкзак.
– Ты все-таки пришел, – сказала Майра с видимым облегчением. – Я думала, может быть поздно, но хотелось, знаешь… попрощаться по-нормальному.
Сообщение из дополненности Сонми пришло действительно неожиданно – когда лампы уровня Маркса начинали медленно разогреваться и краснеть, знаменуя начало нового дня. Джун как раз закрывал ночную смену в «Пиццериссимо» и едва держался на ногах. Конечно, он не мог не отреагировать на тревожное «Срочно приходи к нам», всплывшее на рабочем планшете. Решил, что, возможно, отоспаться удастся у девочек, раз у них какие-то неотложные дела. Но чертова курточка и рюкзак на плечах Майры, очевидно, рушили эти робкие планы. Джун шагнул из лифта, недоуменно хмурясь.
– Так… вы уезжаете?
Он помнил разговор в раздевалке. Помнил, что Майра мечтала забрать Сонми и покинуть Цитадель, улететь из этого проклятого города на аэро и обосноваться где-нибудь в Бункерах. Помнил – и верил, что однажды Майра этого добьется: это было в ее характере. Но он оказался не готов к тому, что это произойдет прямо сейчас, вот так просто и неожиданно. Джун не мог больше выдавить ни слова, поэтому смиренно ждал пояснений.
Майра поняла, о чем он подумал, и покачала головой. Дверные панели лифта с лязганьем встретились за его спиной.
– Мы остаемся в Цитадели. – В ее глазах читалось сожаление. – Просто теперь будем жить в другом месте. Какое-то время.
– Что? – удивился Джун. – Но почему?
Майра сделала глубокий вдох. Ей очевидно было тяжело говорить, вот только Джун пока совершенно не понимал, что происходит.
– Поднимемся на пару пролетов? – предложила она. – Пока Сонми собирается.
Майра сбросила рюкзак у двери квартиры и двинулась по лестнице наверх, не дожидаясь ответа. Джун покорно поплелся за ней, недоумевая: что такого должно было произойти, чтобы Майра настолько расстроилась? Неужели Сонми все-таки вывела ее из себя? После разгона демонстрации она была сама не своя, запиралась в комнате и подолгу сидела там, не выходя даже поздороваться с заглянувшим в гости Джуном. Но к странному поведению Сонми Майра привыкла как никто другой. Тогда зачем им переезжать? Может, в квартире завелись какие-то паразиты? Считая взглядом пыльные сгелитиевые ступеньки, Джун так и не смог найти вариант, способный объяснить все и сразу.
Наконец Майра опустилась на холодный пол последнего, технического этажа. Джун нетерпеливо сел рядом – и в бледно-голубом неоновом свете, проникающем через дырявую крышу, увидел, что Майра беззвучно плачет. Существовала одна-единственная причина, которая могла вызвать эти слезы.
– Как она? – севшим голосом спросил Джун.
– Не очень, – сказала Майра после недолгого молчания, вытирая щеки тыльной стороной ладони. Неверный наружный свет то вспыхивал, растворяя ее веснушки в неестественной белизне кожи, то гас, возвращая их обратно. – Она больше, – Майра горько усмехнулась, – не делает свой дурацкий лимончелло. Вчера уронила колбу – нам пол проело, и еще полдня тухлятиной из комнаты несло. Тот чертов митинг сломал в ней что-то, Джун. Теперь она только и твердит, что о борьбе, о поиске более действенных способов… и это, как видишь, не заканчивается разговорами.
Слушая прерывистый рассказ Майры, Джун чувствовал знакомый озноб. Сонми решила продолжать борьбу. За абстрактных кинетиков, за Майру или за собственных тараканов – это было уже не так важно, как сам факт. Она приняла это решение, и катастрофа оказалась неизбежной. И Джун был причастен. Он захотел сопровождать Сонми на демонстрацию. Он помогал ей раскрашивать чертовы этикетки, лишь бы поддразнить Майру. Он до последнего поддерживал, хоть и пассивно, желание Сонми вылезти из своего кокона в мир… и этот мир изменил ее.
С одной стороны, Джун не мог не считать эти перемены хорошими – социализация Сонми всегда была больной темой. А с другой, глядя в воспаленные глаза никогда на его памяти не плакавшей Майры, Джун не мог отделаться от мысли, что было бы лучше, если бы Сонми после разгона Друзей просто вернулась домой, заперлась в своем мире синтезированных коктейлей и мультиков, постеров на окнах и плохого капучино. Возможно, так было бы лучше. Для Майры. Для него.
Но было бы это лучше для самой Сонми?
– В общем, – заключила Майра с горьким смешком, – мы уходим, чтобы присоединиться к той части «Друзей кинетиков», что не слились после разгона, а решили продолжать… но уже в качестве «Врагов Гармонии». Название пока неофициальное, – она закатила глаза.
– Ты пыталась ее переубедить?
Глупый вопрос: Джун понял это, стоило только словам прозвучать в давящей тишине. Но Майра даже не одарила его скептическим взглядом.
– Это невозможно, – обреченно шепнула она.
Джун всегда знал, что у его язвительной, боевой и ничего не боявшейся подруги есть только одна слабость – Сонми. И теперь он видел, что́ эта слабость делает с ней.
– Она сказала, что никуда не поедет со мной. – Голос Майры вдруг стал совсем тонким, а в глазах заблестели новые слезы. – Я не хочу ее потерять… Понимаешь, Джун, важнее нее у меня нет никого…
Джун онемел от этого признания. Некоторые вещи, даже если ты вроде бы о них подозреваешь, обретают настоящую силу, лишь воплотившись в слова. И эта сила оглушила его, парализовала, сдавила горло так, что даже при желании он не смог бы выжать из себя и слова. Майра издала сдавленный смешок.
– Наверное, сейчас самое время, да… – Она зябко поежилась, хотя куртка была теплой, и сунула руки в карманы. – Жаль, с нами сейчас нет той бутылки из твоего Логова…
Джун не успел даже удивиться, к чему она это упомянула.
– Когда-то у меня был спонсор, – начала Майра. Каждое слово было ядом, который она старалась поскорее выплюнуть. – Его назначили взамен старому, когда тот умер. Потом я поняла, что новое назначение было не совсем законно. Мать заключила с ним сделку. Мой новый спонсор обеспечивал ей безбедное существование с ее очередным придурком. А взамен, – ее лицо вдруг стало пустым, как полотно для трансляции рекламы, – он мог воплощать все свои больные фантазии с двенадцатилетней девочкой.
Джун дернулся, но с трудом заставил себя успокоиться. Молчать. Слушать.
– Это длилось почти четыре года. Мать к тому времени уже куда-то пропала. – Майра говорила быстро, точно боялась, что не найдет сил довести свою страшную историю до конца. – И… я стала сопротивляться. Тогда он избил меня, швырнул пачку талонов и сказал, что, если я не буду хорошей девочкой, в следующий раз он придет с друзьями, а после сдаст меня Гармонии. Я проследила за ним и узнала, где он живет, – давно пора было, не знаю, почему не сделала это раньше. Возможно, мне просто очень не понравилось, что этот урод пообещал привести своих друзей, – она хмыкнула. – Или я испугалась Гармонии сильнее, чем всего остального. Я просто взяла нож и заявилась к нему домой. Наплела, что поняла свою ошибку, что хочу загладить вину. Он пришел в восторг, впустил меня, и… в общем…
Майра неопределенно ухмыльнулась, делая паузу в своем рассказе. Джун заполнил ее сам, без лишних слов понимая, что произошло.
– После, – продолжила Майра, – я собралась обчистить квартиру, но обнаружила в дальней комнате темноволосую девочку примерно моего возраста. Она вышла, посмотрела на тело своего отца, посмотрела на меня. А затем, не говоря ни слова, пошла в кладовку за растворителем. Ей, как оказалось, тоже с этим уродом жилось несладко. Вот и все. Мы сразу стали соучастницами. Мы ими и останемся. Поэтому, раз переубедить ее никак не получается, у меня… у меня просто нет выбора.
Джун кивнул. Обжигающий ком в горле тяжелел, а отчаянное желание сказать что-то только росло от полной невозможности сделать это. Осмыслить рассказ Майры было просто нереально. Мрак и грязь, обитающие в картонном коконе лживого порядка, монстры в человеческих обличьях, убийство и спасение, обретенное там, где его быть не должно. Подобные истории в Цитадели прятал каждый второй. Но Майра не была «каждой второй», она была его другом. И Джун растерялся, впервые за долгое время обнаруживший за привычным фасадом слой болезненной правды.
Его спасли отдаленный звук хлопнувшей двери и тоненькое «Ма-ай?». Мгновенно переменившись в лице, Майра вскочила и, отряхивая на ходу куртку, помчалась вниз. Джун совладал с эмоциями и спустился следом.
Сонми топталась у лифта, безуспешно пытаясь поправить перекрученные лямки своего рюкзачка – в четыре раза меньшего, чем рюкзак Майры, серо-розового и с лоскутками ткани, пришитыми сверху на манер кошачьих ушек. Майра тут же пришла ей на помощь, а Сонми бросила на Джуна взгляд, полный любопытства.