тся чем-то вроде неизбежной бреши в безопасности каждого профиля дополненности.
– Спасибо, Людвиг, – кивнул Казимир, и тот с чувством выполненного долга сел на место. – Брешь, о которой идет речь, позволяет делать многое. Приводить в негодность отдельные составляющие персональной дополненности. Провоцировать припадки и другие неприятные симптомы, которые мы трактуем как отторжение дополненности нервной системой. Воплощать правило восьми часов… Создавать сепарантов.
Казимир положил ладонь на спинку своего кресла и обвел собравшихся серьезным взглядом.
– Кинетики Гармонии под масками тоже носят линзы дополненности. Мы предполагаем, что секрет их странного поведения кроется в третьем чипе. Людей зомбируют через этот транслятор, чтобы пользоваться их способностями для подавления любых угроз Гармонии. – Он сделал паузу. – Дополненность не так хрупка и опасна, как мы привыкли думать. Этот лишний чип – единственное, что делает ее такой.
Кай наконец смогла оторвать руки от столешницы и бессильно откинулась в кресле. «Невозможно, – подумала она. – Невозможно».
Это же «невозможно» отражалось на лицах остальных. Кроме Казимира и Людвига, разумеется. «Невозможно» отпечаталось и на лице Джуна – гримасой боли. И если бы новость не выбила из Кайтен все силы, она обязательно взяла бы его за руку.
Дополненность в Цитадели была… всем. Дополненность определяла твою жизнь. Дополненность оставляла надежду на то, что все с тобой будет нормально, даже если кроме профиля в ней у тебя ничего не оставалось. Было наивно и глупо ожидать, что никто этим не воспользуется. Не попытается решить злободневные экономические задачи, в которых нет таких величин, как человеческое спокойствие и счастье, в которых важны куда более легко измеримые вещи… Кайтен закрыла лицо ладонями. Это всегда лежало на поверхности, но пока у нее был выбор, она выбирала не замечать. Не видеть зла. Не видеть истины, скрытой за слоем магии тонких линз.
Эта избирательная слепота не принесла ей ничего, кроме сожаления и стыда.
– Но Каз, – впервые заговорила доктор Флор. – Как мы можем быть уверены в том, что это так? Что правило восьми часов – ложь?
– Хороший вопрос, – одобрил Казимир и коснулся указательным пальцем уголка своего глаза. – Нам пришлось рискнуть и проверить эту гипотезу эмпирическим путем.
Кайтен отняла руки от лица и посмотрела на него. Казимир был в линзах? Она прищурилась, пытаясь сфокусироваться, но никаких розовых отблесков не разглядела. Блики от освещения в глазах Казимира были синими.
– Моя дополненность работает через местную сеть, – пояснил Казимир, – любезно настроенную для нас Людвигом. Она снабжена всеми необходимыми программами, протоколами внутренней связи, симулятором взаимодействия с банковским счетом. Все исправно. Несмотря на то что на момент примерки я уже месяц был без своих старых линз, – чтобы не помогать Гармонии вычислить меня, – я не умер. А сейчас у меня перед глазами результаты теплового анализа помещения и заметка о запланированной встрече через три часа.
Профессор Кверти издал нервный смешок.
– Что ж, – выдал он неуверенно. – Это очень… обнадеживает.
– У тебя тоже линзы? – спросил Джун, толкнув довольно улыбающегося Людвига в плечо.
– Конечно, – громким шепотом ответил тот. – Всегда хотел попробовать, как оно… не через симуляторы. Очень удобная штука.
Джун бездумно покивал, а затем, будто выйдя из какого-то транса, выругался. Никто, даже профессор Кверти, не попытался сделать ему замечание. Одним емким словом Джун выразил общее состояние собравшихся за Круглым Столом.
– Когда люди узнают обо всем этом, Гармонии придет конец, – медленно произнес Джун. Его голос дрожал от гнева. От предвкушения.
Казимир понимающе кивнул, но его взгляд стал холоднее.
– Поэтому я прошу пока оставить это открытие тайной… в пределах Круглого Стола. – На его лбу проявились тревожные морщины. – Мы не можем так рисковать сейчас, когда вся Цитадель тикает, словно готовый сдетонировать механизм. Нельзя, чтобы на улицы вышло еще больше людей – а правда неминуемо толкнет их на это. Терпение Гармонии не безгранично, а мы не должны допустить жестокие кровопролития. – Казимир вздохнул и каким-то бесконечно усталым жестом пригладил светлые волосы. – Сейчас это должно остаться между нами. Я верю, что мы сумеем победить Гармонию без ненужных жертв.
С этими словами он поставил на стол маленький прозрачный ящичек для мединструментов. Сердце Кайтен екнуло, когда она увидела сенсоры для управления дополненностью и узнаваемые коробочки, где в специальном геле хранились линзы.
– Но это не значит, что мы не будем использовать новые возможности в нашем общем деле. Нам удалось исправить линзы Гармонии под свои цели… поистине ювелирная работа, – в голосе Казимира слышалась плохо скрываемая гордость. – Кто хочет примерить их первым?
Бардем сглотнул, глядя на линзы с недоверием. Вряд ли он был знаком с дополненностью, но многолетнее вталдычивание об опасности этих крошечных кусочков стекла не могло не оставить следа. Доктор Флор и профессор Кверти застыли в нерешительности. Джун превратился в молчаливую хмурую тень за спиной Людвига.
– Я… я попробую.
Кайтен с удивлением узнала собственный голос – слабый и неуверенный. Он прозвучал как будто из противоположного угла комнаты и не имел к ней никакого отношения. Но Казимир протянул сенсор и коробочку с плавающими в геле линзами именно ей.
– Я хотел сам попросить тебя об этом, – сказал он. – Ты делаешь очень важную работу для Справедливости, а помощь в расчетах не бывает лишней.
Кайтен кивнула и открыла коробочку, изо всех сил игнорируя мертвую тишину и дрожащие – от страха или нетерпения? – руки. Ей нужна была только одна линза. Правый глаз обожгло холодом, когда она накрыла радужку.
Кайтен моргнула. Ничего не произошло. Она прикрыла глаза, сосчитала до десяти, и, когда ее веки разомкнулись вновь… мир начал меняться. Едва видимые золотистые линии поползли по стенам и низкому потолку, обрисовывая контуры Круглого Стола, кресел, сидевших в них людей – и бесследно исчезая. Слева мир оставался наполовину темным, пока новый протез не подхватил дополненность, посылая в мозг нужные сигналы, – и вот Кайтен опять видела все.
Она взяла со стола сенсор и провела пальцем по мембране. Перед глазами всплыли окошки с системными сообщениями для штаба Справедливости. Фигуры Людвига и Казимира подсветились золотой каемкой. В воздухе всплыли их имена, даты рождения, группы крови, статус в Гармонии… Казимир Лукаш был «в розыске». Лут Диксон значился «мертвым». Все-таки Джун был прав, его звали не Людвиг.
Комнатка с Круглым Столом оставалась такой же пыльной и тусклой, как и в реальности. В дополненности Справедливости не было функции изменения дизайна.
– Красивая обертка – не то, за что борется Справедливость. – Казимир безошибочно угадал, как далеко она зашла в изучении своей новой дополненности. – Если мы хотим сделать мир лучше, нам необходимо сначала принять его таким, каков он сейчас. Как ты себя чувствуешь, Кайтен?
– Немного кружится голова… но, кажется, это из-за того, что настройки яркости на максимуме.
Сметя все окна и расчистив обзор в дополненности, Кайтен обнаружила, что остальные – снявший очки профессор Кверти, доктор Флор и молчаливый Бардем – уже надевают свои линзы. Веру в происходящее поддерживали лишь яркие тонкие линии, то появляющиеся, то исчезающие на стыках стен, пола и потолка.
Кайтен перевела взгляд на Джуна. Тот неотрывно смотрел на нее, и она не понимала, что он чувствует. «Ну же, – хотелось сказать ей. – Это же дополненность. Почти такая же, как та, которую у тебя отобрали, только без лжи и без убийственного транслятора… Неужели ты не хочешь хотя бы примерить эти линзы?»
– Джун, есть еще свободная пара, – приглашающим жестом Казимир указал на последнюю коробочку с гелем.
– Спасибо, но я пас, – буркнул Джун. – Давайте уже сместим эту чертову Гармонию и раздадим дополненность всем, вот тогда я и…
В переговорную настойчиво постучали. Все насторожились. Казимир приоткрыл дверь и выглянул наружу, не собираясь впускать незваных гостей.
– У нас важное совещание, Хейли, – сказал он.
– Простите! – выпалила та, невидимая за дверью, но все могли слышать ее взволнованный голос. – У нас большие проблемы, Казимир! Они взломали площадь! На ярусе Маркса… «Друзья кинетиков»… Есть жертвы…
Бледный, как транслирующее полотно, Джун вскочил и вылетел за дверь, оттолкнув Казимира и возмущенно охнувшую Хейли с дороги. Кай поднялась, чтобы поспешить следом: она знала, что у Джуна среди протестующих есть друзья, и знала, что он не успокоится, пока не убедится, что с ними все в порядке. Но даже если с ними все в порядке, он не должен быть один в пугающей неизвестности. Память услужливо подбросила воспоминание о том, как она ехала к Кире после экстренного сообщения об атаке Монстра. Кай не хотела, чтобы Джун чувствовал то же, что тогда чувствовала она.
Но Кайтен не успела выйти – в поднявшемся шуме профессор Кверти цепко схватил ее чуть повыше локтя.
– В чем дело? – не поняла Кай, глядя на него через не вовремя отобразившееся окно с его группой крови.
– Сейчас на средних уровнях Цитадели станет очень шумно, Кайтен, – сверкнул синевой новых линз профессор. – Что бы ни произошло, все внимание будет приковано к злосчастной площади… Это наш с вами шанс выручить Виктора!
– Что? – округлила глаза Кай. – Но откуда вы знаете, что?..
– У меня есть свои методы, – ухмыльнулся профессор, даже не дослушав вопроса. – И люди, которые готовы помочь нам в освобождении важного союзника. Вик – талантливый мальчик, его помощь пригодится Справедливости, и, кроме того… вы же его любите, если я не ошибся.
Кайтен раскрыла рот, но так и не смогла ничего сказать. Предложение профессора было внезапным, но Кай не сомневалась, что тот действительно мог продумать план спасения любимого студента из-под домашнего ареста. Кверти любил рассказывать Юрию и Хейли о том, каким замечательным был Вик в годы обучения, и явно испытывал что-то сродни отеческой гордости. Своих детей у профессора не было. И сейчас его маленькие глаза – и выцветший, и насыщенно-голубой – горели от нетерпения.