Джун отпустил запястье Виктора. Выпавшая из онемевших пальцев сережка тихонько звякнула, упав на пол. Джун посмотрел в холодные глаза Алистера и не увидел там никаких эмоций, ничего личного. Конечно, детектив Воронов не мог знать, что обреченная им на смерть девчонка из протестующих была его подругой.
– Не делай глупостей, – тихо сказал Вик, предостерегающе сжимая плечо Джуна. Тот с удивлением обнаружил, как напряжено его тело. И насколько он хочет сделать глупость.
Время, точно застывшее, теперь ускорилось – и вот уже Джун бросился вперед, намереваясь повалить Воронова на пол. Тот без усилий остановил его – тяжелым ботинком, врезавшимся в живот. Звуки и краски померкли, Джун упал. Несмотря на страховку из выставленных локтей, следующий удар пришелся в челюсть. Джун прикусил язык. Рот наполнился кровью.
«Вот для чего ты сюда пришел»? – кто-то злобно хохотал у него в голове, пока Джун пытался осмыслить происходящее – и наконец восстановить дыхание.
– У меня дежавю, – усмехнулся Воронов, подходя ближе. Гулкие шаги прозвучали совсем рядом. – К стене, красавчик, – бросил он Виктору, нацеливая пистолет уже на него, – а то заставлю его кишки потом с пола собирать.
Джун оперся на локти и приподнялся. Он успел увидеть, как Воронов сузил глаза, как сошлись его брови, – и получил еще два удара в корпус.
– Ненавижу таких как ты, – процедил Алистер, обходя сжавшегося на полу Джуна. – Всю твою породу. Шпана. Биомусор.
– Воронов, – предупреждающе начал Вик. – Отставь его. Маркусу это не понравится.
– Заткнись. Твой дядюшка слишком затянул с выполнением своих договоренностей, чтобы меня беспокоили его чувства. Тем более ты в гостях. Не рассказывай хозяину, как ему себя вести, понятно?
Словно подкрепляя слова, Алистер ударил Джуна еще раз, в спину. Что-то премерзко хрустнуло, и он тихо застонал, пригвожденный болью к полу.
– Ты как мой младший братик, Джунхён, – скривил губы Воронов. – Я бы сказал, как его зовут, но эта тварь не стоит даже упоминания. Видишь вот это? – Он дернул шарф, обнажая шею и выпуклый поперечный шрам, проходящий аккурат через кадык; из-за тумана перед глазами Джун не мог его рассмотреть, но помнил. – Вот чем он отплатил мне за мою заботу. За понимание и попытки увести его из плохой компании. За риск моей карьерой и репутацией.
Джун попытался сказать, что ему плевать, но Воронов с силой наступил ему на лодыжку.
– Снюхался с бандой, которую я выслеживал, – продолжал Алистер, – обменял мою жизнь на три пачки прайминовых ампул и – в довершение всего – сам завел в ловушку, где мне без лишних разговоров перерезали горло. Они оставили меня захлебываться кровью, только братишка вернулся – но не чтобы проститься, – просто вытащил у меня бумажник. Не пропадать же добру.
Воронов убрал ногу и подождал, пока Джун поднимет голову. Серые глаза смотрели спокойно и уверенно – свою ненависть он давно принял, сделал частью себя и своей жизни, превратил в философию, – а блестящий полицейский значок с огнептицей благословил ее под сенью расправленных крыльев.
– Но я удачливый ублюдок, – улыбнулся Алистер. – Встав на ноги, я нашел братца и забил его до смерти, пока трупы его новых друзей остывали по всему притону. В какой-то момент мне стало совершенно ясно, что попытки спасти то, что гниет с сердцевины, обречены. Это не то, что мне нужно. Не то, что нужно Цитадели. Со временем я лишь убедился в своей правоте, и потом… видеть, как Кайтен выволакивает тебя из лап твоих дружков, было невыносимо, Джунхён. Мне сразу было понятно, что ее ждет, а я не хотел, чтобы близкий мне человек сталкивался с тем же. Я попытался исправить это. Ты помнишь, да?
Воронов присел на корточки и бесцеремонно провел пальцем по виску Джуна, где за отросшими черными волосами прятался шрам. Джун дернулся – и рукоять пистолета тяжело коснулась кожи. Бровь вспыхнула болью.
– Воронов! – голос Виктора дрожал от ярости. – Что ты, мать твою, творишь? Я тебе клянусь, если ты сделаешь ему еще хоть что-то…
– Ты так говоришь, будто сам пуленепробиваемый. – Алистер оскалился, поднимаясь и вновь направляя пистолет на Вика. – Не вмешивайся, иначе мне придется сделать больно тебе. – Он посмотрел на Джуна, презрительно прищурившись. – Для всех было бы лучше, если бы ты просто забился в какую-то дыру и сгнил там вместе с себе подобными. Ты так не считаешь?
Джуну показалось, что он плачет, – но это была просто кровь из рассеченной брови. Происходящее казалось кошмаром, как и отчаянные вопли Сонми, как и кровавая воронка посреди площади, как и вся эта чертова жизнь. Голос в голове захлебывался смехом, и рот Джуна непроизвольно растянулся в улыбке. Кровь хлынула на подбородок.
– Ты сдал… Кайтен… его чокнутому… дядюшке, – каждое слово давалось с трудом. Кровь непрерывно сочилась изо рта. А следующая фраза получилась совсем легко, хоть и не звучала убедительно: – Ты сдохнешь.
Воронов широко улыбнулся и склонил голову набок.
– Нет, ты.
Джун перестал считать удары, после того как ботинок Воронова встретился с его челюстью. Дальше они сыпались хаотично, внезапно, не позволяя сосредоточиться хотя бы на том, чтобы вести счет. Руки инстинктивно прикрыли голову, колени подтянулись к груди, закрывая корпус. Но несмотря на желание тела защититься, сам Джун задыхался, и ликовал, и превращался в отбивную, которая вынесет столько физической боли, сколько придется, лишь бы не чувствовать того, что было прежде.
Сознание начало меркнуть. Джун покидал мир за пределами защищающих голову рук, но окончательно провалиться в блаженную пустоту ему не дали. Рядом что-то упало с тяжелым стуком, и этого звука оказалось достаточно, чтобы выдернуть Джуна обратно в реальность. Связь с ней, сначала совсем слабая, продержалась достаточно, чтобы породить осознание: удары прекратились. И следующее: в комнате стало аномально холодно. А когда Джун разлепил глаза и через пляшущие черные пятна разглядел лежащий на расстоянии вытянутой руки пистолет, голос в голове насмешливо пропел: «С возвращением».
Прокушенный язык распух. Кровь застывала на левой половине лица; веки левого глаза слиплись, не позволяя открыть его полностью. Но Джун, сделав над собой усилие, поднялся и посмотрел на Виктора: горящий чужой взгляд, зло стиснутые зубы, красные борозды от браслетов на запястьях. Сила хлестала из его вытянутых рук так, что мусор и обломки стула бились о стены, словно в мольбе выпустить их. «Я успел повредить механизм, – понял Джун. – Волна его силы просто снесла браслеты».
Алистер Воронов, вжатый в стену, пытался бороться с тем, чего не мог преодолеть. Виктор был кинетиком. Алистер был ублюдком – но всего лишь человеком.
– Нужно было переломать тебе руки, красавчик, – прорычал Воронов. Его лицо покраснело от напряжения, вены на шее вздулись. – Пути назад… не будет. Тебе придется убить меня на этот раз, потому что, когда ты ослабнешь, я…
– Хорошо, – тихо сказал Вик и немного сжал пальцы.
Руки Алистера с резким хрустом вывернулись, запястья безвольно ударились о стену и застыли; он закричал. Его лицо потемнело еще сильнее, а шрам, пересекающий горло, налился кровью, точно вот-вот разорвется.
Джун наблюдал это, словно в замедленной съемке, со спокойствием, на которое, как он думал, уже не способен. Все было просто и ясно: сейчас Виктор Сэйбек прикончит Алистера Воронова. И это будет правильно, справедливо и хорошо. Единственным, что мешало полностью принять неизбежное, был… Виктор. Такая жестокость была ему не свойственна – как не свойственно было Майре холодное превосходство, когда она отключала гравитацию. Вика одурманила собственная сила, и только это толкало его на убийство. Виктор Сэйбек был хорошим человеком. Таким мог бы стать сам Джун, не выброси его из дополненности Гармония. Таким ему уже никогда не быть.
Джун знал, что Вик придет в ужас, когда обмякшее раздавленное тело Алистера упадет на пол. Поэтому он снял подобранный пистолет с предохранителя и все с тем же спокойствием поднял руку, целясь в едва сдерживавшего вой от трещащих костей Алистера. И выстрелил.
Пуля попала Воронову в глаз, и тут же Вик, судорожно выдохнув, опустил руки. Алистер рухнул на пол и замер в изломанной позе. По его телу пробежало несколько судорог, словно он пытался еще хоть что-нибудь изменить, а затем уцелевший глаз уставился на Джуна – и стало ясно: Алистера Воронова больше нет.
Он потом не вспомнит, как они с Виктором выбирались из квартиры Воронова, спускались пешком до ремонтных кабин и вручную запускали одну из них до ближайшего стыка. Как добрались до «Пиццериссимо», где ждали Майра и Юрий. Как Майра закричала, когда по одному взгляду поняла больше, чем понял бы кто-то другой, и как обессиленно обмякла, а Юрий подхватил ее и понес в лифт, спрятанный в подвале. Как Гефеста и Джонар тревожно переглядывались, когда Джун и поддерживающий его Вик пошли вслед за ними.
И полчаса тошнотворной тряски он не вспомнит.
Возвращение на базу Справедливости останется в его памяти размытыми пятнами. Кайтен, и Казимир, и Лут, не стесняющийся в выражениях насчет «предателя профессора». Больше пятен, больше людей, больше шума – который все равно не заглушал крики умирающей Сонми и грохот выстрела в закрытом помещении.
Он урывками вспомнит, как ноги сами вели его в Логово; как было сложно идти без опоры; как руки, дрожащие, неверные, неспособные сжаться в кулаки, сдирали пломбы, свидетельствующие об успешном завершении проверки.
Но в его памяти останется, как через несколько минут его, бессмысленно развалившегося на краю дивана, нашла Кайтен. Как она села рядом, не проронив ни слова, и он, словно выдернутый из сладкого сна ребенок, заплакал. Как она сжала его все еще скользкие от крови руки и привлекла к себе.
Он уснул в ее объятиях, и ему ничего не приснилось.
Это он точно запомнит навсегда.
31Кайтен
– Нам надо поговорить.
Виктор обернулся на ее голос, едва не выбив чашку из-под крана кофемашины. Кайтен сглотнула, непроизвольно сцепляя руки в замок. Пустынный коридор, соединяющий стол