Фразы не клеились. Кайтен хотела бы, чтобы все звучало иначе, не как сухой набор фактов. Чтобы каждое новое слово не вгоняло очередное лезвие в сердце Виктора. Она мысленно проклинала себя за неумение быть мягче, но ничего не могла с этим сделать. Ей тоже было больно; тоже приходилось прилагать немыслимые усилия, чтобы не разрыдаться. И сил у нее не хватило бы на двоих.
– Он назвал это соматикой. Дар, позволяющий управлять теми, кто ему доверяет. Он просит сделать что-то – и забыть саму просьбу. Нам остается только кровотечение из носа и провал в памяти. Так было со мной. Так было с Кирой. И… с тобой.
Виктор отнял руки от лица и наконец посмотрел на Кайтен.
– У меня бывали кровотечения… я даже обращался к врачу, думал, что дело в проблемах с сосудами, принимал витамины. – Он криво усмехнулся. В сочетании с покрасневшими глазами это выглядело жутко. – А выходит, все гораздо проще. Выходит, я… я убил всех этих людей.
– Это был не ты, – твердо возразила Кай. – Он сделал это, Виктор.
– Что, если я все еще под его воздействием? Что, если во мне запущен механизм, который просто ждет своего часа? Что, если он все продумал, и в какой-то момент я просто сделаю что-то…
– Нет. Он больше над нами не властен. Влияние исчезает вместе с доверием, а твое доверие к Маркусу закончилось, когда ты увидел его с Кирой и заподозрил что-то. Теперь все в порядке. – Она сжала его плечо, крепкое, теплое. Неожиданно чужое. – Произошедшего уже не изменить. Но ты должен знать, что твоей вины в этом нет. Ты никого не убивал.
Стало прохладно. Кайтен встала и подошла к терминалу, чтобы отключить проветривание.
– В тот день, когда я впервые тебя увидел… – произнес Виктор, и Кай малодушно порадовалась, что не видит его лица. – Когда я решил подойти к тебе после лекции… у меня была кровь.
Она знала. Она уже смирилась с этой мыслью. Пожалуй, Виктор Сэйбек стал самым жестоким обманом в захватившем ее водовороте лжи. Он был прекрасным принцем, которого Кай хранила в своем сердце даже в темнейшие времена. Вот только ее жизнь, со всеми злоключениями, не была сказкой. Прекрасный принц появился в ней с единственной целью – чтобы Маркус Нэш мог подобраться к ее киберпротезу.
– Виктор… – Пересилив себя, Кайтен обернулась. – Мне очень жаль.
– Ему это с рук не сойдет, – прорычал Вик, поднимаясь на ноги. – Я сегодня же поговорю с Казимиром. Нельзя, чтобы Маркус оставался на свободе. Чокнутый ублюдок. Я должен был раньше заметить, я должен был…
Внезапно он что-то понял, и злость мгновенно схлынула. Виктор посмотрел на Кайтен, словно впервые ее увидел. Он быстро подошел, остановившись, лишь когда она инстинктивно отпрянула и уперлась лопатками в стену.
Они смотрели друг на друга одновременно удивленно и испуганно.
– Послушай, как бы это ни начиналось, – решительно сказал Виктор. – Я знаю, что я чувствую, Кай. И ничто на свете не убедит меня, что это просто… воздействие этой чертовой соматики на мое сознание.
Кай молчала. Казалось бы, что здесь сложного? Сократить эту дистанцию в два коротких шага, схватить его за воротник, и притянуть к себе, и целовать, целовать, пока не закружится голова, в насмешку над тем, что с ними сделали, и торжествовать над спокойным пониманием, что это не имеет никакого значения. Потому что они – сильнее, потому что никакому соматику не под силу искусственно создать то, что между ними есть.
Но Кайтен с ужасом поняла, что не в силах и пошевелиться. Короткое расстояние до Виктора стало бесконечным. Слова, способные утешить и снять боль, так и не пришли. И в эту секунду Кай знала: она не сможет.
Не сможет смотреть в его глаза, не думая, что долгое время через них на нее смотрел Маркус Нэш. Не сможет любоваться его лицом, не замечая схожести черт. Их будущее отравлено. Попытки держаться за эти отношения принесут и самой Кайтен, и Виктору лишь больше боли. Ведь в основе всего оставался факт: они были марионетками. Маркус подтолкнул их друг к другу, когда это было ему выгодно. Он сделал их беглянкой и убийцей. И теперь, когда марионетки остались сами по себе, без корректирующих их действия нитей, Кайтен чувствовала лишь желание исчезнуть с импровизированной сцены.
– Мне всегда казалось, что я тебя не заслуживаю, Виктор. – Она не замечала, как по правой щеке стекает слеза. – И теперь я уверена в этом.
– Кай… – Голос Виктора звучал умоляюще.
– Я так больше не могу. – Пусть сдавленно, сорвавшись на шепот, но Кайтен сказала это, и это было хуже смерти. – Прости.
Виктор неверяще смотрел ей в глаза, а она заставляла себя смотреть в глаза ему, чтобы до конца прочувствовать боль момента. Это было правильно – разделить ее пополам, даже если это последнее, что им предстояло разделить.
– Я понимаю, Кайтен, – выдохнул Вик, первым отведя взгляд. – Я… пойду в кабинет отца. Посмотрю, что можно взять оттуда для Справедливости.
Он стремительно покинул гостиную, и Кай медленно осела на пол, больше не пытаясь сдерживать слез. Виктор был настолько великодушным, что даже в такой момент оставил ей эту возможность.
Впрочем, себе тоже.
Тренировочный зал пустовал, как и почти вся база. После того как Гармония попыталась задушить протест, взломав площадь Единства, на плечи Справедливости свалилось слишком много работы. Люди были напуганы, но еще они были злы. Гражданские, чьи родственники и друзья погибли в кровавой сгелитиевой воронке или от рук кинетиков Гармонии, начали собираться в отряды и нападать на полицейские патрули после начала комендантского часа. Гармония не отставала: нижние уровни, где восстание горело сильнее, практически изолировали от верхних. Разъединение длилось круглосуточно.
Справедливости приходилось организовывать эвакуацию гражданских с уровней, где шла борьба, собирать кинетиков и заключать союзы с лидерами группировок. Казимир даже упоминал о готовом сотрудничать судье, чья дочь была среди «Друзей кинетиков»… Революция началась гораздо раньше, чем Лукаш планировал, и теперь нужно было сделать все, чтобы это не повлияло на ее исход.
Кайтен пришла в зал просто потому, что больше не знала, куда ей идти. Ее словно выпотрошили; даже уверенность в том, что решение оборвать отношения с Виктором – лучшее для обоих, ничего не меняла. Возможно, если бы он обвинял ее и требовал объяснений, отказаться от него было бы проще. Но Виктор отнесся к ее решению с уважением и отступил.
Она не солгала ему тогда. Она никогда его не заслуживала.
Казимир с самого начала убедил Кайтен освоить базовый курс самообороны под началом отставного полицейского, примкнувшего к Справедливости. Ей уже неплохо удавалось освобождаться от захватов и разоружать противников. Но сегодня, поскольку партнер для спарринга отправился на эвакуацию, Кай оставались лишь боксерские груши.
Она думала о том, что произошло, о том, как рассказать Джуну о личности лже-Монстра, и о том, как же она бесконечно устала. С каждым ударом тяжелая груша подскакивала на цепи, кулаки гудели, и Кайтен казалось, что ей становится лучше.
Но по-настоящему лучше ей станет, только когда все закончится.
32Джун
Глаза Майры лихорадочно блестели. Зато кофеиновые таблетки делали свое дело: ее речь оставалась четкой и бодрой, а в голосе звучала надежда.
– Здесь тоже ничего, – сообщила она, откладывая планшет. Серый флисовый свитер, выданный ей на складе Справедливости, был настолько огромным, что Майра в нем буквально утопала. И теперь она утопала в нем с глуповатой улыбкой на обкусанных губах. – Ее нигде нет, Джун. Понимаешь, что это значит?
Джун медленно кивнул, опять уставившись на свой экран. Утром Хейли взломала общую базу данных больниц и моргов, и имена погибших за последние дни стали доступны Справедливости. В списках павших на площади Единства Джун нашел Дэрила, одного из дурацких близнецов с первого провального митинга «Друзей кинетиков». Кажется, ему он тогда зарядил в челюсть. Мысль о том, что этого наглого, самодовольного парня перемололо в фарш, заставила желудок сжаться.
Около двух десятков последних записей в таблице составляли «Неизвестные». Джун не исключал, что Сонми среди них, но Майра выглядела столь воодушевленной, что он не решился разрушить ее обнадеживающую теорию о том, что Сонми выжила, что она сейчас в больнице с десятками раненых и ждет, пока ее найдут. Но он видел, как хрупкое тело Сонми билось о металл, видел ее нелепо постриженные розовые волосы, слипшиеся от крови, и неестественную позу, в которой она застыла. Если бы Майра видела то же самое, ей бы и в голову не пришло настраивать себя на счастливый исход.
– Она бросила меня перед протестом, – сказала Майра, откидываясь на спинку стула. В столовой кроме них сейчас никого не было, и только тихо гудевший в углу генератор нарушал тишину. – Сказала, что я больше ничем ей не обязана. Что моя забота ее душит, а я ее ограничиваю.
Почувствовав острое желание поддержать Майру хоть как-то, Джун сказал:
– Необычные заявления от той, что обклеивала окна плакатами, лишь бы света белого не видеть.
Губы Майры дрогнули: она попыталась улыбнуться. Попытка провалилась.
– Я не знаю, как мне теперь жить, – выдохнула она. – И если она жива… и если ее… – Майра напряглась. – Больше…
Джун подался вперед, положив ладонь на ее стиснутый кулак.
– Все образуется, Май. – Он тщетно постарался придать голосу уверенности.
Майра помотала головой и убрала руку. Вряд ли она почувствовала фальшь. Просто в мире существовало множество вещей, которые не становились проще или понятнее благодаря нескольким ободряющим словам. Некоторое время Майра понуро рассматривала исцарапанную столешницу и наконец произнесла:
– Когда ваш главный будет опять собирать добровольцев для зачистки ярусов, я вызовусь.
– Нет, – вырвалось у Джуна. – Ты кинетик, это значит…
– Это значит, что я буду полезна. Многие кинетики ведь примкнули к