Неподходящим.
Неприятным.
Несложным, неопасным, не сводящим с ума.
Я хотел Эшлинг. Эшлинг, с ее скромностью, маленьким острым носиком и аристократичными, четко очерченными губами. Естественными волосами, кожей и зубами. Она не подчинялась современным стандартам красоты, и в этом было нечто неотразимое. Я хотел Эшлинг, которая обладала той самой внешностью женщины голубых кровей, которую невозможно представить стоящей раком, пока ее грубо и грязно трахают сзади. Мужчины – простые создания, а значит, именно это я и хотел сделать: грубо и грязно брать ее королевское высочество, пока она повторяет мое имя.
Стоящая передо мной девчонка все тараторила. Черт его знает, о чем. Увидев ее вблизи, я вдруг понял, что она юна. Совершеннолетняя, но намного младше меня.
– …и как бы готова вообще на все. И, типа, я знаю, что ты предпочитаешь секс без обязательств, и меня это полностью устраивает…
– Сколько тебе лет? – Я прервал поток ее слов, уже чувствуя, что мне нужны две таблетки обезболивающего и одна пуля, чтобы избавить себя от страданий.
– Что? – Вид у нее был испуганный, карие глаза округлились от паники. – Ты о чем?
– О твоем возрасте, – издевался я, злясь на самого себя за то, что, судя по всему, обзавелся совестью, пока добирался в «Пустоши» от клиники Эшлинг. – Сколько тебе?
– Двадцать… пять?
– Это, мать твою, вопрос?
– Нет?..
– Тогда почему ты все время отвечаешь с вопросительной интонацией?
Однажды ее поколение разрушит эту страну. Неудивительно, что у меня был фальшивый шведский паспорт, так, на всякий случай. Передавайте привет Людвигу гребаному Нильссону[29].
Она медленно моргнула, будто это проверка. Я почти уверился, что она малограмотная.
– Покажи мне свое удостоверение личности. – Я протянул к ней руку с раскрытой ладонью.
– Это просто смешно. – Она посмеялась, но ее уши и шея покраснели. – Я совершеннолетняя. Тут у всех проверяют документы.
Нет, не у всех. У Эшлинг в Хэллоуин не проверили, и теперь мой член хотел оформить подписку на доступ к ее киске.
Даром что я на следующий же день уволил ублюдка, который ее впустил.
– Даю пять секунд, после чего внесу тебя в черный список, – сухо сообщил я.
– Клуба? – она сделала резкий вдох.
– Города, – поправил я. – Твое удостоверение личности, Дани.
Она с раздражением порылась в своей поддельной сумочке Chanel, достала оттуда водительское удостоверение и шлепнула его мне в ладонь. Я закурил, поудобнее устроился в кресле и рассмотрел его, потирая лоб.
Двадцать два.
Даниэль Рондински было двадцать два года.
Совсем ребенок по сравнению со мной.
И все же достаточно взрослая, чтобы иметь законное право пить, трахаться и находиться в моем клубе.
А еще, когда было сделано это фото, она была натуральной брюнеткой с белоснежной кожей, но с тех пор успела окончить Академию Симпатичных Дур и превратилась в то, что теперь стояло передо мной – надувную версию Шарлотты Маккинни[30].
Я вернул ей удостоверение.
– Пошла вон.
– Мистер Бреннан…
– Вон.
– Возраст – это просто цифра.
– Ничего глупее в жизни не слышал. – Я пытался – и не сумел – счесть этот разговор раздражающим. На самом деле я ощущал одну только скуку. Был настолько далек от всех прочих эмоций, что не смог бы испытать их, даже если бы попытался.
Я не был раздражен. Я вожделел недосягаемого, а скучная болтовня, слетавшая с ее губ, убивала мое возбуждение.
– Если возраст – это просто цифра, значит, и температура тоже. И деньги. И раковые клетки. И жертвы войны. Цифры – это все. Цифры – это то, что отделяет жизнь от смерти. Цифры правят миром. К ним не применимо никакое «просто». А теперь выметайся.
После того, как я выпроводил Дани с напутственной речью Человека Дождя[31] и смирился с тем, что мы с моим членом сегодня отправимся в постель в одиночестве, я сел в машину и поехал домой. Чутье подсказывало мне, что сегодняшний бардак еще в самом разгаре и мне стоит готовиться к худшему.
Чутье никогда меня не подводило.
Потому что возле двери меня ждала чертова Эшлинг Фитцпатрик.
Кармическая награда или же наказание?
Она сидела, прислонившись спиной к двери, скрестив ноги и опустив голову. Холодное свечение от экрана телефона освещало черты ее лица. Как только я вышел из лифта, она подняла взгляд, встала на ноги и разгладила скромное черное платье. На предплечье висело аккуратно сложенное пальто.
– Убить бы тебя. – Я грубо протолкнулся мимо нее, набрал код от входной двери и открыл, даже не порываясь войти.
– Было бы вполне в твоем стиле, – тихо сказала она. – Что я не сделала на этот раз?
– Обломала мне кайф.
– Да я весь день даже близко к тебе не подходила! – возразила она с восторгом, придавшим ее голосу жизнерадостности.
– Тебе и не нужно быть рядом. Посттравматический стресс после секса с тобой на всю жизнь отвратил меня от самой мысли о нем. Поздравляю.
– И поэтому тебе обязательно надо было снова ласкать меня пальцами? Лишь бы убедиться, что и в первый раз все было настолько ужасно, – съязвила она в ответ.
– Я ласкал тебя, чтобы оставить без оргазма, а не потому, что хотел тебя, – сухо ответил я.
– А ты и правда умеешь ухаживать за девушкой. Неудивительно, что я была тобой одержима.
– Была? – Я обернулся и одарил ее мрачной улыбкой, схватившись за дверную ручку. – Насколько я помню, ты все так же бегаешь за мной, как собачонка, и даже пошла еще дальше: теперь ты заявляешься ко мне домой, как извращенка.
– Ты тоже постоянно бываешь у меня дома. И я не называю тебя извращенцем.
– Это другое. Я работаю с твоим отцом. И не могу избежать встречи с тобой, как бы мне этого ни хотелось.
Сегодня я был в ударе. Оставалось только обзавестись острыми красными рогами и принести в жертву пару младенцев, чтобы окончательно превратиться в Люцифера.
– Где ты был? – Эшлинг сменила тему, отказываясь реагировать на оскорбления, как и покинуть мой чертов дом.
Теперь я и впрямь кое-что почувствовал.
Готовность ее задушить.
– Позволь я отвечу твоей любимой фразой: это не твое дело. Как ты нашла мой адрес? И не смей говорить, что это не мое дело, – предупредил я.
– Загуглила.
– Не ври мне. – Я повернулся к ней, обхватил пальцами ее нежную шею и слегка сжал, чтобы припугнуть.
Она судорожно сглотнула, но не отступила.
Я недооценивал ее все эти годы и теперь ненавидел себя за то, что судил по внешнему виду. Под этим изящным, деликатным обликом царил хаос.
– Не задавай неудобные вопросы, – огрызнулась она.
– Мой адрес невозможно отследить.
– Что ж, Бэтмен, думаю, мы оба знаем, что это не так. – Она закатила глаза. – Можешь убрать пальцы с моей шеи? Не хотелось бы травмировать тебя еще больше этим телесным контактом.
Всего несколько человек знали, где я живу, и в их число не в ходили ни Киллиан, ни Дэвон, ни мои солдаты. Я был известен своей скрытностью. При моем роде занятий это было в порядке вещей. Единственные люди, которые знали мой адрес, это Трой, Спэрроу и Сейлор.
Сейлор.
Должно быть, моя сестра-предательница поговорила со Спэрроу после моего ухода, смекнула, что к чему, и приняла спонтанное решение влезть в мои дела.
Наша с Эшлинг игра в кошки-мышки становилась многопользовательской и выходила из-под контроля. Пора раз и навсегда положить этому конец.
Я мог открыто расспросить ее о том, что сегодня узнал, сказать, что ворвался в клинику, потребовать от нее ответов, но это ничего не даст. Похоже, она была сильно расстроена, черные волосы прилипли к вискам, а глаза блестели от слез. Она примется защищаться, а я терпеть не могу лжецов. Они напоминают мне о родной матери.
Я убрал руку с ее горла.
– Слушай, можно войти? – Эшлинг потерла шею, внезапно обмякнув всем телом, будто сдувшийся воздушный шарик.
Меня осенило, что нежелание трахать Дани было никак не связано с ее возрастом или способностью своим занудством погрузить меня в кому, а имело самое непосредственное отношение к Никс.
Да твою ж мать.
– Нет, – отрезал я.
– Мне правда нужно с кем-нибудь поговорить.
– Советую обратиться к тому, кому не наплевать.
– Тебе плевать на меня? – спросила она с удивлением и обидой в голосе.
Черт подери, она что, проспала последние десять лет? Разве меня заботил кто-то, включая меня самого? Нет. Трой, Спэрроу и болтливая Сейлор были исключением. Полагаю, теперь я мог включить в этот список Руни и Ксандера. Очевидно, что они обладали преимуществом, поскольку не владели навыком свободной речи, а потому не рисковали вывести меня из себя.
– Абсолютно. Уходи.
Она облизнула губы.
– Мне нужно выговориться. Это касается моих родителей. У всех остальных есть личный интерес. У братьев, мамы, отца… даже лучшие подруги замужем за моими братьями, поэтому не могут быть беспристрастны, – объяснила она.
В этом она права.
Более того, если она обладала какой-то информацией о Джеральде, то могла помочь мне поставить его на колени и добиться от него признания. А потому, пускай я, в самом деле, никогда не приводил в свою квартиру женщину, пришло время сделать исключение. Для нее.
Впервые с тех пор, как переехал сюда в восемнадцать лет, я открыл дверь и впустил в свои владения кого-то, кроме Спэрроу и Троя. Даже моя наемная уборщица имела весьма смутное представление о том, где я жил. Ее привозили и увозили в машине с тонированными стеклами.
– Ладно. Но трахать я тебя больше не стану, – предупредил я.
Я всегда мог рассчитывать на то, что моя гордость одержит верх, а Эшлинг служила вечным напоминанием о том, что Фитцпатрики считали приемлемым вести со мной дела, но не позволяли мне встречаться с их дочерью.