– Какое облегчение. – Она вежливо улыбалась, а ее подбородок слегка дрожал от попыток сдержать эмоции. – А я обещаю, что больше не буду пытаться тебя соблазнить. Ну, согласен?
Эшлинг присела на роскошный диван в черной кожаной обивке, выпрямив спину и скромно сложив руки на коленях.
– Можно мне кофе? – спросила она дрожащим голосом.
– А может, тебе еще и плотный завтрак подать? – Я приподнял бровь и остался стоять. – Нет, тебе нельзя кофе.
– Думаю, нам обоим нужна пара минут, чтобы собраться с мыслями перед разговором.
– Единственное, с чем мне надо собраться, так это с тем, чтобы сунуть член в чей-нибудь рот, а поскольку тебя я даже близко к нему подпускать не хочу, предлагаю перейти к сути.
Несколько мгновений мы смотрели друг другу в глаза. Она не шелохнулась.
– Ты не станешь говорить, пока я не принесу тебе кофе? – Я подавил стон.
Она помотала головой.
– Боюсь, что нет.
Я неохотно побрел на кухню, чтобы сделать ей кофе. По пути к кухонному островку мне на ум вдруг пришло, что:
Во-первых, я не умею пользоваться кофемашиной. По утрам я всегда покупал кофе в «Старбакс» по пути из дома, а потом весь день ненавидел себя за то, что употребляю подгоревший кофе, который по запаху напоминал воду из прорвавшейся канализации, и…
Во-вторых: мой дом, мои правила, а значит, и мой любимый напиток.
Я взял бутылку виски «Макаллан» восемнадцатилетней выдержки, налил его в два бокала на два пальца и вернулся в гостиную.
Моя квартира была оформлена в аккуратном, минималистичном стиле. Голые бетонные стены, мебель в черной кожаной обивке, высокие барные табуреты и хромированная бытовая техника. Особым отличием квартиры было отсутствие картин или ненужных предметов мебели.
А еще в данный момент в ней не хватало Никс.
Я нахмурился и озадаченно посмотрел на журнальный столик.
Затем на большую стеклянную банку, стоящую в центре.
Одна из пуль, которые я хранил в банке, катилась по полу. Затем врезалась в ножку стола.
Черт.
Бросив бокалы с виски, я помчался к двери и застал Эшлинг возле лифта, где она в панике нажимала на кнопку, бешено озираясь вокруг. Ее щеки были мокрыми, она вся дрожала. Я схватил ее за талию и притянул к себе.
Что, черт подери, случилось? Почему она так испугалась?
– Отпусти меня! – закричала она, пытаясь вырваться. – Прийти сюда было огромной ошибкой.
– Не могу не согласиться. Но все же ты здесь и непременно доведешь начатое до конца. Я знаю, что Фитцпатрики привыкли, когда другие доделывают все за них, но на этот раз тебе придется справляться самой. – Я закинул ее на плечо и понес обратно в квартиру, впиваясь пальцами в ее бедра и повинуясь собственническому инстинкту, который удивил меня и вызвал отвращение.
Она не твоя.
Она отпрыск твоего врага.
Тебе платят за то, чтобы ты никогда не прикасался к этой женщине.
И она, черт возьми, не стоит таких проблем.
– Дай угадаю, тому, что здесь лежат пули, есть прекрасное объяснение? – Эшлинг горько усмехнулась, а я порадовался тому, что она хотя бы не стала выкидывать этот «а ну отпусти меня» номер, который так любят женщины.
– Есть, – отрезал я, – но оно тебе не понравится.
– Я вся во внимании, – сказала она.
Я ногой захлопнул за нами дверь, усадил Эшлинг обратно на диван и, присев на корточки между ее ног, посмотрел ей в глаза и взял за руки.
– Успокоилась?
– Не надо обращаться со мной, как с ребенком, – огрызнулась она.
– Так не веди себя, как ребенок, – парировал я.
– Зачем ты хранишь пули в банке? Их тут несколько десятков, не меньше.
– Почему я, по-твоему, не хочу, чтобы люди приходили ко мне домой? – ответил я вопросом на вопрос, воспользовавшись своим новым методом, любезно предоставленным Дейдрой или с кем я там чуть было не переспал сегодня в «Пустошах».
– Улики. – У Эшлинг застучали зубы, и она обхватила себя руками.
– Я достаю пули из тех, кого застрелил, и храню их.
Сэм, ты чертов идиот. Посвятил в это женщину, отца которой собираешься прирезать, как жертвенного ягненка.
Она уставилась на меня с ужасом и… восхищением? Ну конечно. Я все время забываю, что она тоже монстр. Я поднял пулю, которую она уронила на пол, не обращая внимания на запах виски, пропитавшего ковер.
Я перевернул ее и постучал по ней пальцем.
– Видишь? М.В? Мервин Вителли. Я вырезаю их инициалы, чтобы не забыть.
– Почему ты не хочешь забывать? – нахмурилась она.
Потому что если я начну забывать всех людей, которых убил, то меня уже ничто не будет отличать от животного и я стану настоящим монстром.
Очень скоро здесь появится пуля с выгравированными на ней инициалами Д.Ф., и это напомнило мне о том, что нужно держаться от Эшлинг подальше. Я встал, снова сходил на кухню и вернулся с бутылкой «Макаллана» – на сей раз без бокалов. Отпил прямо из горла и передал бутылку Эшлинг. Я сел в кресло напротив нее, чтобы журнальный столик служил барьером между нами.
Она сделала небольшой глоток, поморщилась и вернула мне бутылку.
– Я знаю, что ты убиваешь людей, но лично увидеть свидетельство тому, сколько жизней ты отнял – совсем другое дело.
– Первая отнятая жизнь – самая значимая. Все последующие убийства кажутся одинаковыми. Все равно, что откусить от рожка мороженого во второй или третий раз. Само собой, не помешает знать, что люди, которых я убиваю, – мрази, – ответил я.
– Я в этом не уверена, – сказала Эшлинг, а судя по тому, как наморщила лоб, я мог поклясться, что она судила по собственному опыту.
– Ты пришла поговорить. Так говори, – велел я, стукнув носком своего лофера по ее практичному ботинку.
Эшлинг, хлопая глазами, осматривала голые стены и холодную пустоту, которой я себя окружил. Мне так нравилось. Чем меньшим я обладал, тем меньше привязывался. Я жил в квартире за три миллиона долларов в шикарном доме, но он разительно отличался от поместья Эйвбери-корт, полного картин, статуй и прочих роскошных символов богатства.
Здесь негде было прятаться. Только мы среди стен и невысказанной правды, которая повисла между нами, словно бомба замедленного действия.
– Мама хочет подать на развод. – Ее голос дрогнул.
Эшлинг смотрела вперед, ее шея напоминала хрупкий стебель цветка.
– Знаю, для тебя это звучит абсурдно, – поспешила добавить она. – В конце концов, всем прекрасно известно, что мои родители никогда не были верны друг другу. В светских кругах Новой Англии большинство считает их брак фикцией. Но для меня он кое-что значит. Вернее, очень многое. В детстве я знала, что могу полагаться на стабильность поместья Эйвбери-корт. И хотя маму с папой было не назвать полноценной парой, они все же странным образом по-своему ею были. Веришь или нет, Сэм, но у них получалось. Знаю, что я уже не впечатлительный подросток, а в жизни двадцатисемилетних случаются события и похуже. Некоторые теряют своих родителей, партнеров или даже детей, но я просто не могу понять… – она покачала головой, а на кончиках ее нижних ресниц застыли слезы, – как все так быстро усугубилось. В одно мгновение мы живем нормальной жизнью – насколько это вообще для нас возможно, – а в следующий миг все рушится. Словно из ниоткуда появляются провокационные снимки отца с этой… с этой женщиной, потом отравление. Кто-то пытается погубить моего отца, и athair считает, что это мама.
Я смотрел на нее, не озвучив ни объяснений, ни слов поддержки. Да и что я мог сказать?
Вообще, раз уж ты об этом заговорила, за всем этим стою я. Джейн тут лишь разменная монета. Скажи спасибо, что я подставил не тебя. И кстати, это еще даже не вершина айсберга, так что приготовься, милая, потому что скоро я выкачаю из твоего отца все его миллиарды и заставлю перезаложить дом, в котором ты выросла.
– У тебя правда нет никаких зацепок? – спросила Эшлинг, жестом попросив передать ей бутылку.
Я передал и помотал головой.
Глотнув коричневый напиток, будто чай, она вернула мне бутылку.
– Странно. Обычно ты очень предприимчивый. Не припомню, когда в последний раз ты не смог помочь моей семье, если мы попадали в неприятности.
Меня слегка позабавили ее попытки обманом заставить меня усерднее работать над решением проблемы. Проблемы, которую я собственноручно создал.
– Терпение, Никс.
– А ты терпеливый человек?
– Я не придерживаюсь тех же стандартов, по которым оцениваю тебя.
– Удобно.
– Я живу по принципу удобства. – Я отсалютовал ей бутылкой и сделал глоток. – В любом случае, взгляни на позитивные моменты. Два дома. Двое родителей. Две рождественских елки. Два набора подарков и так далее.
– Я не ребенок. – Ее глаза вспыхнули яростью.
Я вскинул бровь.
– Но явно ведешь себя, как ребенок, когда дело касается твоих родителей.
– А что бы ты сделал на моем месте? – Она посмотрела мне в глаза неожиданно проницательным взглядом.
Опустился бы на колени и заставил тебя снова взять мои яйца в рот.
– Позволил им самим разбираться со всей этой хренью. Они взрослые, а ты им не родитель. Ты ребенок.
Возможно, все дело в том, что в последнее время я уделял Эшлинг больше внимания, особенно во время ужина по случаю Дня благодарения, но не мог не заметить, как мать просила ее налить ей выпить и сходить с ней в ванную, чтобы помочь расстегнуть молнию. Джейн обращалась с Эшлинг, совсем как со служанкой. Я не мог вспомнить, когда именно это началось, но теперь задавался вопросом: то ли я все это время предпочитал закрывать на это глаза, то ли не хотел, чтобы правда помешала мне видеть в Эшлинг избалованного ребенка.
– В каком-то смысле я родитель для своей матери, – призналась она. – Она зависит от меня… морально.
– А это, говоря по-научному, хреново.
– Возможно, но это правда. Моя жизнь… не так хороша, как кажется со стороны. – Эшлинг наморщила нос, потянулась к банке с пулями, достала одну и принялась крутить между пальцев, изучая инициалы.