– Поэтому ты ненавидишь женщин? – прошептала она. – Потому что Кэт причинила тебе так много боли?
– Я не испытываю к ним ненависти. Просто не хочу иметь с ними ничего общего, – простонал я.
– Ну а я хочу иметь кое-что общее с тобой. – Эшлинг подняла голову и посмотрела на меня своими огромными глазами. Мы встретились взглядом. Пространство наполнил частый стук наших сердец. Я отстранился от нее, прижав большой палец к ее губам.
– Нет. – Я злобно улыбнулся и встал. – Все. Ты выговорилась и даже получила небольшой бонус в виде моей жалостливой истории. А теперь проваливай, Никс. И больше не приходи сюда.
– Но я… – начала она, но я отвернулся и сделал затяжку, глядя в другую сторону.
В отражении панорамного окна я видел, как она встала, преисполнившись чувством собственного достоинства. И пошла к двери с высоко поднятой головой и идеальной осанкой. Как только Эшлинг закрыла за собой дверь, я выдохнул и выбросил сигарету в полупустую бутылку виски.
Затем бросился в ванную, кое-как спустил брюки, включил душ и встал под него, пока вода не успела нагреться.
Я уперся рукой в выложенную плиткой стенку, позволяя потокам воды стекать по моему телу, и принялся дрочить, так и не сняв рубашку.
– Черт… – прошипел я, безжалостно водя рукой по члену. – Черт. Черт. Черт.
От одного ее присутствия в моей квартире у меня напрягались яйца.
Я кончал, и кончал, и кончал в кулак. Жидкая белая масса покрыла мои пальцы, и я задался вопросом, когда мастурбировал в последний раз.
Наверное, лет в шестнадцать.
Нет, может, в пятнадцать.
Черт бы тебя побрал, Эшлинг.
Я со стоном прижался лбом к стенке, пока горячие потоки воды продолжали хлестать меня по лицу и волосам. Я не был ее спасителем, я был ее монстром. Все эти поздние встречи, мои преследования, ее попытки меня отыскать… все это должно прекратиться.
Пока я не сделал с ней то, что сделал с той картиной.
Ведь я рассказал ей не всю историю.
Спустя несколько лет после того, как я съехал от Кэт, я вернулся в квартиру. Щедро заплатил владельцу, чтобы он устроил мне экскурсию. Я нашел картину. Новые жильцы не стали от нее избавляться. Я украл ее, сжег, а потом выбросил пепел в реку Чарльз.
Я не умел ничего беречь.
Я умел только уничтожать.
И пришло время уничтожить Эшлинг раз и навсегда, чтобы она больше никогда не искала со мной встречи.
«Перестань выбирать тех, кто не выбирает тебя, mon cheri», – голос мисс Би звенел в ушах, когда я выбежала из дома Сэма на подкашивающихся ногах.
Порыв ветра ударил в лицо. Я сделала судорожный вдох, но никакое количество воздуха не могло насытить мои легкие.
Сэм, Сэм, Сэм.
Сломленный, израненный, испорченный, несовершенный Сэм. Созданный руками жестокой матери, приемного отца-гангстера и призрака родного отца, который, как было ему известно, пытался убить его приемную мать.
Я плотнее закуталась в пальто, побежала к «Астон Мартину», дожидавшемуся меня за углом возле дома Сэма, и забралась на пассажирское сиденье. Оказавшись в салоне, тут же схватила ждавший меня термос и сделала жадный глоток кофе.
– Ну что? – спросил Киллиан с водительского места, со скепсисом приподняв бровь.
Он не верил, что Сэм имел какое-то отношение к случившемуся с athair. Не верил и Хантер. Я чувствовала, что Киллиан смотрит на меня, пытаясь понять, переспала ли я с Сэмом. Ищет любой красноречивый признак того, что мы занимались чем-то постыдным. Припухшие губы. Раскрасневшиеся щеки.
Мой брат не верил, что я сдержусь и не наброшусь на Сэма.
Я помотала головой.
– Я не смогла ничего найти, да и он не подкинул никакой информации.
– Конечно, не смогла. Потому что у Сэма есть дела поважнее, чем вредить athair безо всякой видимой причины.
– Он единственный из присутствовавших за столом способен на отравление.
– Athair по оплошности попал в больницу. Дай своей хорошенькой головке отдохнуть, Эш. Сэм невиновен – в этом конкретном случае, разумеется. В целом он, вероятно, в ответе за все пакости, что произошли в Массачусетсе с 1998 года. Тема закрыта.
Не дождавшись от меня ответа, он со стоном опустил голову на подголовник и закрыл глаза.
– Скажи, что бросишь это дело. У меня и так забот по горло. Не хватало тушить очередной пожар.
– Ладно, – отрезала я. – Я больше не стану ничего о нем разнюхивать.
– Обещаешь? – спросил он.
– Обещаю.
Это было глупо. Совсем по-детски, но от старых привычек трудно избавиться, и я вдруг, как ребенок, скрестила пальцы, спрятав руку в складках платья.
Это еще далеко не конец.
Возможно, Сэм играл со мной, но теперь и я тоже с ним играла.
Я узнаю правду о том, что случилось с моими родителями.
Чего бы мне это ни стоило.
Восьмая
Прошла неделя с тех пор, как я побывала в квартире у Сэма.
Неделя, на протяжении которой от него было вообще ничего не слышно, а мои братья пытались восстановить в нашем доме подобие нормальной жизни.
Несколько раз в неделю они заезжали к нам после работы, чтобы проведать отца, поскольку были твердо убеждены в том, что его отравление – дело рук матери или негласная ошибка самого Джеральда.
Я подыгрывала, осыпая маму вниманием и не спуская с нее глаз, чтобы она не попыталась причинить себе вред. Но, по правде говоря, во мне самой что-то изменилось и приобрело иную форму. Я начинала меняться, и хотя не знала, как и почему, но все же не сомневалась, что во многом этому поспособствовали минувшие несколько недель.
С виду я вела себя, как обычно. Встретилась с Перси, Белль и Сейлор в популярном индийском ресторане в центре города. Даже сумела выдавить веселый смешок, когда Перси хмуро посмотрела в телефон с протяжным страдальческим вздохом, а потом показала нам фотографию Киллиана.
– Так в его понимании выглядит отправка фоток члена.
– Но это же не член. – Сейлор захлопала глазами, ничего не понимая.
– Во всяком случае, не половой, – тихо сказала Белль, отламывая кусочек наана[32] и макая его в соус из манго и мяты.
Перси возражала против того, чтобы мы обзывали ее мужа, в том числе словом, созвучным с детородным органом, но все мы знали, что таким он и был со всеми, кроме нее.
Мама без конца причитала о том, как ужасно с ней обошелся отец, но всякий раз, когда он пытался поговорить с ней, едва она показывалась из своего укрытия, мама резко разворачивалась и бросалась обратно в хозяйскую спальню, слезливо сыпля обвинениями, которые эхом отражались от роскошных стен коридора.
Па по-прежнему спал в одной из гостевых комнат, слоняясь туда-сюда словно призрак, небритый, с торчащими во все стороны седыми волосами и измученный состоянием своего брака.
Ситуацию усугубляло еще и то, что ему стали приходить таинственные послания с угрозами, что его тайные банковские счета в Швейцарии будут опустошены – счета, о которых, по словам отца, не было известно никому.
В первую пару дней после того, как начали приходить эти послания, отец исправно принимал душ по утрам, одевался и шел в свой кабинет. Оставив дверь приоткрытой, он сидел там, затаившись, и ждал, когда откроется дверь спальни матери, чтобы пойти и поговорить с ней.
Но поняв, что Джейн в самом деле не намерена ничего обсуждать, он вновь вернулся к прежнему ужасному состоянию и почти не выходил из своей комнаты.
В этом, как я поняла, и заключалось отличие этого случая от всех прежних. Обычно родители пускались в своеобразное танго, за которым было трудно уследить и движения в котором были известны только им.
Отец лажал, мама злилась, и он начинал вновь завоевывать ее расположение. Утаскивал ее в укромные ниши в доме или уводил в сад бабочек, где шептал ей на ухо всякие нежности. Ухаживал за ней. Заставлял почувствовать себя желанной. Осыпал подарками и комплиментами. Бросал на нее пылкие взгляды во время ужина. Наблюдал, как она начинает оттаивать, прежде чем сдаться окончательно и принять его обратно. После он увозил ее в долгий отпуск, давал обещания, которые, как они оба знали, не сможет сдержать, и вновь склеивал их отношения, хотя они были полны недостающих фрагментов и пусты внутри.
Однако в этот раз ничего не вышло. Отца отравили. Он винил во всем маму. Братья тоже ее подозревали. Наверное, мама решила, что с нее хватит, и вычеркнула их из своей жизни. Она отказывалась видеться с Киллианом и Хантером, когда они приезжали.
Что привело нас туда, где мы сейчас и находились.
На благотворительном мероприятии, которое организовала моя мать.
– Эшлинг, будь душкой и попроси своих братьев пойти поздороваться с мистером Арлингтоном. Он сегодня пожертвовал весьма солидную сумму нашему благотворительному обществу, и я знаю, что он уже давно пытается обратить на себя внимание Киллиана. Ему нужен совет по поводу его новой офшорной компании. – Мама резко подтолкнула меня локтем, пока мы стояли в банкетном зале «Белмура», бутик-отеля[33] в Вест-Энде.
Зал был оформлен в стиле французского неоклассицизма: кремовые цвета, вычурные золотые люстры и лестница с золотыми перилами, достойная поста в Инстаграм[34].
Гости сновали туда-сюда, попивая шампанское и громко смеясь, пока искали отведенные им столики. Представители деловых кругов знакомились и общались. Все мужчины пришли в смокингах, женщины – в изысканных вечерних платьях. За Джейн Фитцпатрик сохранилась слава организатора безупречных пышных вечеринок: от балов дебютанток до благотворительных мероприятий. Сегодняшнее ничем не отличалось от прочих, пусть даже она знала, что ее коллеги еще не оправились после заголовка, ответственность за который лежала на ее муже.
Моя мать возглавляла «Общество помощи страдающим от биполярного расстройства», некоммерческую благотворительную организацию, для которой часто устраивала мероприятия. Сегодня мама надела элегантное серое платье и собрала волосы в пучок. Мы никогда не говорили о том, что она предпочла тратить свое время и средства именно на эту сферу благотворительности, но я понимала, что это неспроста.